— Вы совершенно правы, — едва слышно выдохнула я, чувствуя себя крайне неуютно.
— И ваши волосы, складывается ощущение, что они едва высохли!
— Дождь, — ответила, совершенно не понимая, для чего оправдываюсь.
— А как же здоровье ваших папеньки и матушки? — последовал очередной вопрос.
— Надеюсь, благополучно, к сожалению, я давно не имела радости увидеться с ними, — сердце сжалось.
Короткое молчание и брошенное вскользь:
— Понимаю, когда впереди столь блестящие перспективы, родственники утрачивают значение.
Вспыхнув от негодования, я хотела ответить, но не позволяя вставить и слова, императрица Кассилия продолжила:
— Как давно вы в столице?
Разъяренная предыдущим замечанием, холодно ответила:
— Недавно.
— Впрочем, полагаю, столицей выпускницу лицея девы Эсмеры не удивишь, — вскользь заметила ее величество.
Мы подошли к неприметной двустворчатой двери, что идеально сочеталась рисунком с обоями, и та распахнулась при нашем появлении без какого-либо внешнего воздействия. В открывшемся пространстве имелись два стоящих напротив дивана, чайный столик, высокие узкие окна и несколько придворных дам, подскочивших при нашем появлении. Вдали виднелся выход на застекленную террасу, которая сейчас, в ночное время, казалась, подсвечена голубоватым сиянием луны. Я не сразу поняла, что это сияет святой сплав.
— Ax, Teo, дорогой, — императрица замерла на пороге, словно в растерянности, — ты не принесешь мне бальзам на травах? — полуоборот и беспомощный взгляд.
Его высочество кивнул, после нахмурился так, что брови сошлись на переносице, глянул на меня, криво улыбнулся, что должно было видимо напомнить мне, что беспокоиться не о чем, и ответил:
— Да, конечно, сейчас.
После чего прошел в открывшееся помещение, свернул в противоположную сторону от притягивавшей мой взгляд террасы, и там, открыв еще одну дверь, начал спускаться по ступеням вниз. В тот же миг, императрица, пребольно ухватив за плечо, сказала:
— Вперед, немедленно, чирик!
Последнее восклицание потрясло меня настолько, что даже не пошевелившись, я изумленно взглянула на ее величество. А та, разъяренно глядя на меня, продолжила:
— Чирик-чирик!
Мое изумление сменилось осознанием, едва вспомнилось сказанное его высочеством: "к слову, кое-какое влияние на вас оказал Рейн, поверхностное, Дэс запретил большее, решив, что вам и так досталось, но теперь, едва на вас попытаются ментально воздействовать, вы услышите чириканье". И вот я его слышу!
— Леди Уоторби, вы меня слышите? — прошипела императрица Кассилия.
— Да, слышимость превосходная, — на моем лице заиграла улыбка, весьма далекая от благопристойности и покорности.
Нескрываемое удивление отразилось на смуглом лице ее величества, после императрица сердито произнесла:
— Чирик!
Опустив голову, я приложила неимоверные усилия, чтобы не рассмеяться, затем покорно вошла в малую гостиную, остановилась, обернулась. Императрица стояла, нахмурив брови совсем как его высочество Теодор, и непонимающе взирала на меня.
— Чирик… — неуверенно произнесла она.
О, Пресвятой, только бы не расхохотаться!
— Вы маг? — задала неожиданный вопрос императрица.
— Нет, что вы, я совершенно нормальна, — ответила, не в силах сдержать улыбку.
— Вы странно реагируете на мои слова, — поправляя ворот платья, произнесла ее величество.
Склонившись в реверансе, учтиво произнесла:
— Прошу простить мне некоторую нервозность, я впервые при дворе и несколько…
— Идемте, — перебила меня императрица.
И я последовала за ней на ту самую террасу, даже не отреагировав на оброненную одной из фрейлин фразу:
— Задержишь принца.
Придворные дамы разом присели, выражая почтительность, и поднялись лишь когда императрица затворила стеклянные двери,
отрезая нас от лишних ушей.
— Присаживайтесь, леди Уоторби, — прозвучал приказ.
— Леди оттон Грэйд, — произнесла я, покорно проследовав к чайному столику и опускаясь на один из высоких узких металлических стульев.
Сев напротив меня, Кассилия чуть прищурила совершенно черные, как у его высочества, глаза и проникновенно прошептала:
— Родовой брак признан в империи незаконным, моя дорогая.
Не став спорить, я промолчала.
— Умная девочка, — императрица улыбнулась, затем протянула: — Чрезмерно умная для того, чтобы стать лишь герцогиней, не так ли?
Слегка повернув голову, заметила вернувшегося с зеленой бутылью принца Теодора. Одна из придворных дам кинулась к нему, что-то торопливо проговаривая. Его высочество вопросительно взглянул на меня, после на императрицу, затем развернулся и ушел, видимо за другой бутылкой.
— Как они узнали, что вы в монастыре девы Эсмеры? — жестко спросила ее величество.
Молчание было ей ответом.
— То есть вам не известно, — пришла к определенному выводу императрица.
Я же сделала вывод, что одним из "чирик" был приказ говорить правду.
— Что вы успели рассказать герцогу? — продолжила ее величество.
С откровенным изумлением понимаю, что подверглась банальному допросу. Впрочем, о банальности не было и речи — меня соизволила допрашивать особа королевской крови, и боюсь, молчание в дальнейшем не сыграло бы мне на руку.
— Чирик! — последовал злой приказ. — И искренне. Я хочу знать о ваших чувствах!
Несмотря на применяемую магию мне не особо доверяли — и на стол легла извлеченная из потайного ящичка в столешнице, небольшая малахитовая статуэтка девы Эсмеры. Что это такое мне было известно — определитель правды. Миниатюрный. К слову сестры допрашивали поставив на колени у статуи высотой в два человеческих роста, но и действенность статуэтки не вызывала сомнений.
За прошедший месяц мне довелось увидеть столько лживости и притворства, что чрезмерная и не всегда уместная откровенность лорда оттон Грэйда невольно стала импонировать, а потому я позволила себе искренне ответить:
— Я восхищаюсь его светлостью.
Миниатюрное произведение храмовного искусства осталось тусклым и безжизненным, подтверждая правдивость моих слов.
Императрица тихо выругалсь, помянув невоздержанность морского дьявола. Затем последовал новый вопрос:
— Почему Грэйд женился на вас? От остальных мерзавец превосходно избавлялся.
Мне вновь пришлось задуматься о правильном подборе слов. Вспомнив, сказанное его светлостью за нашей второй совместной трапезой, честно ответила:
— Он не оставил себе выбора.
Взглянув на оставшуюся неизменной статуэтку, Кассилия кивнула и продолжила:
— Вы дали согласие на родовой брак но собственной воле?
Опасный вопрос. Крайне. И как именно следует отвечать мне не известно. Лгать глупо, говорить правду не менее глупо. Пришлось несколько слукавить:
— Я полностью отдавала себе отчет о том, в какой брак вступаю. Статуэтка осталась без изменений.
— Исчерпывающий ответ, — усмехнулась императрица.
— Ваше величество просила быть откровенной, — покорно ответила я.
Кривая усмешка.
Несколько секунд первая леди империи пристально смотрела на скульптурку, затем подняла взгляд на меня и спокойно произнесла:
— Тебя проще убить.
Пауза, испытующий взгляд на меня, медленно растягивающаяся улыбка и издевательское:
— Но это было бы слишком скучно, моя дорогая.
Холодок невольно пробежался по спине. И взгляд метнулся от пристально следящей за каждым моим жестом императрицы, ко все более ярко сияющему серебряному сплаву, которым были покрыты резные решетки на окнах. И что это?
Предупреждение о приближении нечисти или свидетельство вспышки гнева последнего представителя династии Грэйд? Но и нежить, и Дэсмонд далеко от дворца… Тогда на что реагирует святой сплав?! На нежить нет — в городе все сияет менее ярко. А подобное сияние я видела лишь, когда мы с его светлостью летали в грозу. Тогда на эмоции?! Чьи?
Взгляд метнулся к императрице, и внутренне я похолодела — Кассилия прищурив глаза, пристально смотрела на меня. Я же… я. — Внезапно вспомнила одну деталь, что никогда не вызывала вопросов император и императрица оба темноволосые, его высочество принц Генрих блондин!
— Ты побледнела, девочка, — вдруг улыбнулась ее величество.
Я ничего не знала о магии, совершенно ничего, но внезапно мне вспомнилось, что абсолютно все черные маги, что мне встречались, были темноволосы и темноглазы, у служителей церкви чаще всего цвет глаз варьировался от синего до серого, и волосы имели пепельный, либо каштановый оттенок, а белые маги, они…
Догадка поразила!
Дикостью, неприличностью, каким-то внутренним противлением.
И я понимала, что стоит молчать, возможно, обсудить это позже с его светлостью, возможно, похоронить в памяти, но мне не хватило выдержки. Воистину — не хватило.
И взглянув в черные глаза императрицы, я тихо спросила:
— Генрих не является сыном его величества?
Мертвенная бледность проступила даже сквозь тщательно нанесенный макияж, и Кассилия резко ответила:
— Генрих законнорожденный!
И ее лицо осветилось зеленым свечением, что издала статуэтка девы Эсмеры, указывая на только что произнесенную ложь.
И ее лицо осветилось зеленым свечением, что издала статуэтка девы Эсмеры, указывая на только что произнесенную ложь.
— Дьявол! — выругалась императрица, и, схватив несчастную скульптурку, швырнула ее в закрытое окно. Раздался звон…
Святой сплав засиял ярче…
Почему-то я улыбнулась. Странная реакция, странная и пугающая даже меня саму. Но не менее жутко прозвучали и следующие мои слова:
— Святой сплав, — улыбка продолжала играть на губах, — я видела подобное сияние, в момент эмоционального напряжения его светлости, и мне известно, что так этот металл реагирует только на кровь Грэйдов.
Императрица внезапно успокоилась, и сложила руки под подбородком, выражая готовность слушать и дальше. А я осознала, что ошиблась, и медленно продолжила: — Не кровь… вероятнее силу рода Грэйд… — улыбка Кассилии несколько померкла. А я задумчиво произнесла: — Вот только откуда у вас может быть эта сила?..