– Ты с самого начала все так и задумывал?! – Голос мой сорвался на крик. Дыра в груди все продолжала шириться, выжигая не только плоть, но и бессмертную душу. Я обернулась к принцессе. – Это ты… ты должна была стать невестой Богов?!
Ответить она не успела.
– Никто не прикоснется к ней, – произнес Томас Элиот и взял в ладони руку сестры с нежностью, больше подходящей любовнику. – Я не позволю.
– Но так нельзя! – Принцесса попыталась отнять руки. Голос ее прозвучал надтреснутой вазой.
– Правила придуманы для людей, – возразил ее брат. – Мы же практически Боги…
И мир треснул перед моими глазами, осыпаясь к ногам солеными каплями, острыми льдинками, нестерпимым, обжигающим пламенем.
Высокий мужчина с длинными черными волосами, неторопливо ступающий по водной глади, замер и обернулся, так и не дойдя до моста.
Аттина неторопливо прогуливалась мимо одинаково заброшенных комнат, выходивших пустыми решетками почерневших оконных рам во внутренний двор. Она уже больше часа плутала по запутанным галереям и переходам, соединяющим различные части замка, ойкая каждый раз, как из-под подошв ее кроссовок начинали осыпаться мелкие камни.
Бо́льшая часть построек уже добрые две сотни лет как находилась в аварийном состоянии, исключением был только донжон, главной башне все было нипочем. Возможно, фонтан Пяти Первенцев хранил свое обиталище, а возможно, секрет заключался в том, что двойное кольцо стен донжона доходило до семи метров в толщину. Уничтожить такую конструкцию не могло даже время.
Угловым башням повезло меньше: одна высилась бесформенной грудой камней, второй, башне принцессы, повезло чуть больше, а третья, западная башня, хоть и сохранилась в первозданном своем виде, внушала здоровые опасения. Аттина не решилась зайти внутрь, ограничившись теми помещениями, что были поновее и укрывались под защитой внешних стен замка, очевидно принявших главный удар неведомого противника.
Никто не знал, что именно произошло здесь. Илая и Гвен не торопились посвящать в семейную драму, так что Кругу оставалось только предполагать, что разрушение замка как-то связано с враждой Коллингвудов и Барлоу и созданием Твари.
Аттина зябко поежилась. Ей бы не хотелось встретиться с магом, способным на подобное.
Поглощенная в свои мысли, она заглянула в сравнительно неплохо сохранившуюся кухню, поднялась на этаж выше и прошлась вдоль комнат прислуги. Возле одной из них Аттина остановилась, неуверенно пересекла помещение и выглянула в окно, за которым хорошо было видно тоненькую башню принцессы.
Все знали, что узкая высокая башенка, похожая на сломанный карандаш, называется башней принцессы, но откуда пошло это обозначение, не знали даже Илай и Гвен.
Аттина постояла еще немного, чувствуя себя ужасно глупо. Эта разоренная комната ничем не отличалась от десятка других и не вызывала ровным счетом никаких воспоминаний.
Юлиан Барлоу вчера сказал ей, что есть вероятность: когда она окажется в похожих условиях или будет вовлечена в события, схожие с теми, что видела во сне, она все вспомнит.
«Погуляй по замку и окрестностям, вдруг что-то на ум придет. Только в озеро не лезь больше… Я рад, что ты не пострадала». – Непривычно было слышать подобное от Юлиана Барлоу.
И она гуляла. По оружейной (Аттина бы никогда не догадалась, что это она, если бы Гвен не сказала), в оранжерее, где острые обломки остова некогда стеклянной крыши торчали посреди развалин, как руки, воздетые к небу… Нашла музыкальную комнату, но куски истлевшей древесины мало что могли ей сказать, определить их происхождение было уже невозможно.
В коридорах пахло пылью и плесенью. Комнаты уже давно лишились окон и частично дверей, под потолочными балками вили гнезда птицы. На первом этаже, в холле, рядом с главной лестницей, которая вела на этаж, где прежде располагались апартаменты хозяев замка, сквозь древний, посеревший от времени паркет упрямо прорастало одинокое дерево.
Аттина задумчиво остановилась напротив него. Растительности в ее снах точно не было.
Что-то связанное с этим холлом билось в сознании. Лестница тоже казалась знакомой. То ли потому, что она уже бывала здесь раньше, то ли…
– Что делаешь? – Райден показался из полутемного коридора так внезапно, что Аттина невольно вздрогнула.
– Следовала совету Юлиана – гуляла, – в замешательстве ответила она.
– И как успехи?
– Что-то ничего не вспоминается, – призналась Аттина. – Паутина, плесень и никаких ассоциаций.
– Это мне хорошо знакомо, – с самоиронией, ранящей больнее обреченности, произнес Райден. – Нам нужно поговорить. Ты сказала, что любишь меня, а следом начала избегать. Я уже ничего не понимаю.
Он торопливо приблизился.
– Райден, я…
– Амир, очевидно, влюблен в тебя, а я даже не знаю, вправе ли сказать ему, чтобы он отвалил! – Райден порывисто прижал Аттину к стене, пытаясь поцеловать.
– Райден! Нет! – Она вертела головой, старалась оттолкнуть его, но его губы и руки, казалось, были повсюду.
– Ну чего ты… ты же сама сказала, что любишь меня!
Горячее дыхание на коже вызывало дрожь. Но не предвкушения, а испуга.
– Райден! Прекрати… Райден! – Аттина съежилась, пытаясь сползти вниз по стене, чтобы хоть как-то укрыться от ладоней, шарящих по телу, но он держал крепко, вдавливая ее в холодную каменную стену всем своим весом.
Его ладонь забралась под юбку, и она отчаянно забилась, силясь вырваться.
– Райден! – Голос Аттины сорвался на крик…
Он полюбил ее с первого взгляда. Так же, как и она его.
Валентин Фицжеральд Гатри-Эванс увидел Ванессу в пабе, куда заглянул с друзьями в воскресный вечерок, и эта встреча перевернула всю его жизнь.
Он даже не догадывался, кто она и откуда. Мало ли хорошеньких аристократок посещает студенческие вечеринки, выделяясь там, как чашка парадного сервиза среди грубых пивных кружек.
Магией он не владел, да и к байкам про Старых Богов относился весьма скептически. Он был всего лишь студентом юридического факультета с обычной, ничем не примечательной жизнью, а она…
Ванесса Гатри-Эванс оказалась дочерью позабытых Богов. Двухсотлетний долг давил на нее, и она решилась разом покончить с бесконечным спором пяти Старших семей, о котором он даже не имел представления, способом, который показался бы ему дикостью, скажи она хоть слово.
Она сделала это ради своей семьи, своих детей и ради него. В том числе чтобы они могли наконец стать супругами.
Если бы он только знал, чем все обернется…
Разум медленно покидал Ванессу день за днем. Близилось Сопряжение Миров, а вместе с тем ухудшалось и ее состояние.
Доктор – обычный человеческий доктор, ведь русалочьих целителей не рождалось уже два поколения, – рекомендовал избавиться от всего, что могло спровоцировать неприятные воспоминания. Выкрасить панели безвкусной белой краской – наибольшее, что они могли сделать в сложившейся ситуации. Но Валентину этого было мало. Он жаждал исцеления и готов был пойти на многое ради нее. Супруги, матери его детей, любви всей его жизни.
– Юлиан, Юлиан Барлоу. Барлоу знает, все знает… – Ванесса начала метаться на кровати, глядя куда-то перед собой. – Барлоу избавит нас от Твари… Тварь не Тварь… – Она воодушевленно хлопнула в ладоши, словно пятилетняя девочка, разгадавшая загадку.
Валентин Фицжеральд Гатри-Эванс поспешно прижал супругу к груди. Он ненавидел традиции, эту их русалочью общину, всех, кто довел ее до такого состояния. И был готов на все, лишь бы защитить Ванессу, если понадобится, даже от ее собственного сына.
Амир присмотрел себе комнату. Прежде она принадлежала кому-то из хозяев замка. Заделать окно, разжечь камин. Здесь даже дверь каким-то чудом сохранилась.
Коммуникации в замок проведены не были, его забросили лет за пятьдесят до стремительного скачка технологического прогресса, подарившего современные блага цивилизации, такие как туалет и вода в кране. Но на то он и маг воды, придумает что-нибудь.
Амир твердо решил переехать в замок хотя бы на время. Так он сможет не встречаться с семьей, да и за Аттиной в случае чего присмотрит – Про́клятое озеро прекрасно было видно из высоких окон.
Сегодня, как и вчера, Аттина приехала с Гвен. Она неторопливо поздоровалась и рассеянно поцеловала его в щеку, больше обычного погруженная в какие-то свои размышления.
Потом Аттина точно так же поцеловала приехавшего следом Райдена. Как невольно отметил Амир, приятель не отказал себе в удовольствии обнять ее стройную талию.
Отстранившись, Аттина помахала Гвен, сосредоточенно рассматривающей фонтан, и ушла гулять по замку.
Амир тоже решил заняться чем-то полезным, поднялся наверх и за несколько часов придал комнате условно жилой вид. Он уже спускался по лестнице, когда истошный крик Аттины заставил его сорваться на бег. Открывшаяся взгляду картина заставила кровь прилить к лицу, в висках застучало.
Да как он…
Амир рванул Райдена за плечо, разворачивая к себе, и со всей силы ударил по лицу.
– Ты что, не видишь, ей не нравится?!
Им никогда не случалось драться прежде, еще ни разу Амиру не хотелось действительно причинить вред Райдену, заставить его испытать боль.
Да как он только посмел ее тронуть?!
Аттина, всхлипнув, сползла по стенке, хотя разумнее было броситься бежать без оглядки.
– Ревнуешь, Гатри-Эванс? – разъяренно крикнул Райден, хватая Амира за грудки. – Все ходишь вокруг, ходишь, пытаешься отбить у меня подружку. Думаешь, я не вижу? Все эти взгляды…
– Очнитесь, оба!
Вода плеснула дугой, щедро окатив сцепившихся парней. Гвен стояла в проходе, и глаза ее горели белым пламенем. Как она сумела призвать воду изо рва донжона, выяснять было некогда.
– Нашли время! Что произошло?!
– Ни… ничего, – с усилием произнесла Аттина, поднимаясь на ноги и стыдливо одергивая юбку.