Идрис…
Я боялась их. Я боялась его. Да только глупец не опасался бы древнего существа, способного управлять тобой, как какой-то куклой.
Невероятная ирония.
И заключалась она в том, что за всю мою жизнь ни один мужчина не изъявлял желания позаботиться обо мне. Ни отец, проигравший в карты мое приданое, ни состоятельные женихи, которых останавливали такие мелочи, как отсутствие у меня средств или общественное мнение.
И вот некто по имени Идрис, чье существование в этом мире едва могло вместить мое напуганное воображение, без раздумий обменял вечность на смертную жизнь просто потому, что почувствовал мою боль? Как такое вообще возможно?! Да ни один из знакомых мне мужчин не пошевелил бы и пальцем, даже закати я тут публичную истерику.
Приподняв подол, я осторожно шла по посыпанной песком дорожке. В голове теснились вопросы, и я искренне жалела, что нельзя просто вытряхнуть их оттуда, как мотки цветных ниток из корзинки для шитья.
– …и он остался здесь из-за такой ерунды?
Я сразу узнала этот голос. Еще вчера он звучал для меня райской мелодией, а уже сегодня причинял лишь боль.
Как я могла позволить себе так влюбиться?
– Невероятно, – согласился с ним другой голос. – Все легендарные альвы такие недалекие или этот исключение из правил?
– Повежливее о Богах, пока они не обрушили нам на головы библейский потоп, – резко напомнил голос мужчины, который разговаривал с Идрисом на берегу.
Я остановилась, понимая, что лишь изгородь отделяет меня от собеседников. Скрип песка мог привлечь ненужное внимание.
– Возомнил себя главным, Барлоу? Ты старший в Круге, только и всего, – огрызнулся наследник замка.
– И вашей семье это уже столько лет не дает покоя, – насмешливо согласился он.
– Ссора нам ни к чему, – вклинился третий голос, опережая вспышку гнева. – Круг замкнут, Боги решили именно так.
– Я вот понять не могу, – неохотно сменил тему Томас Элиот. – Ладно бы еще был кто-то из Круга! Но эта… она же просто… просто подстилка! Не возьми мы ее к себе, точно стала бы содержанкой. – В некогда любимом голосе было столько брезгливости, что я невольно замерла, прижимая ладонь к горлу. Внезапно мне стало нечем дышать. В глазах потемнело, и я без сил оперлась на какой-то пузатый вазон, притаившийся в тени изгороди.
– В жизни не опущусь до того, чтобы быть с женщиной, которая уже успела пойти по рукам, – охотно поддержал наследника замка третий голос.
– Не верите в любовь, джентльмены? – с тонкой насмешкой поинтересовался тот, кого называли Барлоу.
– Ну не к содержанке же?
– Думаешь, Богине любви есть до этого хоть какое-то дело? Будь то девица легкого поведения, дочь злейшего врага или дальняя родственница, мимо которой ты прежде ходил каждый день, – Фрейе все равно. Это чувство поражает всех одинаково.
– Будь я проклят, Барлоу, да ты влюблен! Ну и кто же она?
– Вейсмонт, – неохотно ответил тот, – тебе померещилось.
Они втроем обогнули изгородь и направились к замку.
Я уже немного пришла в себя, но не торопилась проследовать за ними.
У башни тот, кого называли Барлоу, повернулся и посмотрел в сторону озера. Свет фонарей очертил профиль, и я внезапно поняла, где именно его видела.
На полукруглом мосту, сложенном из желто-коричневого камня.
В день их тайной встречи с принцессой.
Ей снова что-то снилось. Обрывки видений кружились на краю сознания. Аттине казалось, что она как никогда близка к тому, чтобы вспомнить что-то важное, но нет… нет, хоровод неясных образов и чувств снова и снова ускользал от нее, сколько бы она ни пыталась их поймать.
Аттина со стоном перевернулась на другой бок. Каждая мышца в ее теле болела так, словно вчера она бежала марафон, а не пыталась пройти десять шагов по поверхности воды.
Юлиан Барлоу за любое дело брался со всей ответственностью. Он объяснял, что учит их вещам, которые позволяют сблизиться с породившей их стихией, чтобы в День Сопряжения Миров потомки пяти Старших семей хотя бы выглядели как кто-то, кто способен защитить Радужный мост. Откажутся они от Договора или нет, лишним не будет. Мало ли что может пойти не так.
Она смогла помочь Райдену. Пусть и немного, но смогла. Эта мысль наполняла ее робкой гордостью. Возможно, она найдет способ исцелить и Ванессу. Она приложит все усилия. Возможно, это хоть как-то компенсирует в глазах Амира ее легкомысленное поведение.
Но вот задача по контролю воды в первозданном ее виде казалась практически невыполнимой. Юлиан гулял между статуями, как по набережной, в то время как остальным едва ли удавалось сделать один-два шага. Илай злился, Райден раздраженно мотал головой, пробуя снова и снова. Амир казался сосредоточенным. Впрочем, и получалось у него гораздо лучше, чем у всех остальных.
Аттина знала, он рассержен на нее, хоть и старается не подавать виду. Он не мог остановить ее, ведь она не сделала ничего плохого, но и восторга от ее близости с Райденом не испытывал.
В очередной бессчетный раз проваливаясь под воду, Аттина с отчаянием думала, что она и вовсе ни на что не годится. Она плохой друг, ветреная девушка, да и защитница Радужного моста из нее никудышная. Марина справилась бы лучше, но ее больше нет. И место в Круге теперь перешло по наследству к ее никчемной младшей сестре.
Аттину смущало и расстраивало, что она практически не сдвинулась с места в своем расследовании. Амир и Райден игнорировали друг друга, и виновата в этом была она. Гвен переставала быть похожей на себя, стоило появиться Юлиану Барлоу. Илай, прежде замкнувшийся в себе после гибели Марины, сейчас наблюдал за происходящим с каким-то злорадным интересом. Все, абсолютно все вели себя странно, включая ее саму.
Признаться честно, в последние дни Райден и отношения с Амиром волновали Аттину куда как сильнее, чем поиск виновного в гибели Марины. Она никудышная сестра. Хуже того, что абсолютно беспомощная, так еще и…
Аттина не собиралась врать себе: больше всего на свете она боялась узнать правду. Ведь кто-то из Круга был виноват. Кто-то из ее друзей был убийцей, и, когда она узнает правду, ей придется потом с этим жить.
– Это снова ты? – В голосе Джил презрение мешалось с любопытством. – Неужели никто из Круга до сих пор не догадался?
Младшая Гатри-Эванс неторопливо шла по улице в короткой курточке и тяжелых ботинках. Он нагнал ее и уверенно пристроился рядом.
Ничего необычного. Двое людей, знающих друг друга всю жизнь, встретились на улице города. Только и всего.
– Достаточно позволить мальчишке вернуть контроль над телом, и он начинает вести себя как обычно. Он чувствует мое вмешательство, сопротивляется, хоть и не осознает до конца, что именно происходит. Я для него лишь незримая тень, вспышка эмоций, которые невозможно контролировать, поблекший фрагмент воспоминаний.
– Хитро. И жестоко, – признала Джил.
Она понимала, но все еще не хотела верить: ее великолепная подруга, всегда и во всем бывшая лучшей, совершила ошибку, которая стоила ей жизни. И если она, Джил, не хочет повторить сомнительный подвиг, то должна быть очень и очень осторожна.
Незваному гостю явно хотелось поговорить.
– Магия, которую использовала Марина, призывает альвов на брачное ложе. Но целиком, – он насмешливо скривил губы, его улыбка была знакомой и незнакомой одновременно, – а не только сознание, бестелесный дух, как в моем случае.
– И как же так вышло? – сухо уточнила Джил. Ей не хотелось демонстрировать излишнюю заинтересованность.
– У меня нет ни единой догадки, что именно хотела сотворить Марина Вейсмонт, но результат удивил и ее, и меня. Впрочем, я не в обиде. Так даже интереснее.
– Чем тебе не угодили сестры Вейсмонт? – все же спросила Джил. На ответ она и не рассчитывала.
– Это очень длинная история, – насмешливо произнес собеседник, – и началась она чуть больше двухсот лет назад.
Джил повернулась к нему – разноцветные хвосты взметнулись, как крылья. Она демонстративно заложила руки в карманы.
– Как чудесно. А я как раз никуда и не тороплюсь.
Гвен вошла в зал и замерла, не в силах оторвать взгляд. Полностью обнаженный Юлиан Барлоу стоял на мраморном бортике, небрежно обхватив рукой статую фонтана. Он был невысокого роста, да и разворотом плеч похвастаться не мог, но все же тонкие, словно вытянутые, линии сухих, тщательно прорисованных мышц делали его фигуру невероятно красивой.
Гвен сглотнула, в горле у нее внезапно пересохло.
Юлиан оттолкнулся от статуи и лицом вниз упал в фонтан. Вода обволокла его изменяющееся тело без всплеска, приняв как часть себя.
Никто из Круга еще не видел вторую форму Барлоу. Ну, кроме Марины, но она уже ни с кем не сможет поделиться впечатлениями. Хвост Юлиана был такого же цвета, как и глаза: фиолетовые полупрозрачные плавники контрастировали с бледной, ставшей полупрозрачной кожей.
Гвен почувствовала себя лишней.
Она попыталась незаметно уйти, но Юлиан Барлоу окликнул ее, вынырнув из воды.
– Что ты там рассматриваешь, Коллингвуд? Влюбилась? – Голос звучал с привычной холодной насмешкой. Его лицо и торс стремительно принимали человеческий облик.
Гвен поспешила отвернуться.
– Хотела поупражняться в призыве. Я ведь не часть Круга, чтобы тренироваться вместе со всеми, – язвительно отозвалась Гвен. Она не хотела злить его, совсем не хотела, но колкие реплики словно выстраивали щит вокруг ее замирающего влюбленного сердца.
– Упражняйся.
Ей показалось, что она ослышалась.
– Но ты… – Гвен все-таки обернулась.
Юлиан Барлоу оперся на бортик локтями, приподнимаясь над водой. Капли бежали по обнаженному торсу, скользили по фиолетовой чешуе хвоста. Впрочем, фиолетовой она казалась только издали. Вблизи было заметно, что она отливает желтым и зеленым, словно на кромке каждой чешуйки поселилась радуга.