– Влез к нему в голову? – задиристо поинтересовалась Джил. Ей не хотелось признавать правоту чужака.
Он снова расхохотался. В конце концов, ответ им обоим был очевиден.
Водил Юлиан Барлоу с самоубийственным шиком, что, вероятно, покорило бы сердце Гвен Коллингвуд, не будь она на него так зла. Ехать им было всего минут двадцать, так что они очень быстро оказались у подъездной дорожки. Невдалеке светились ворота усадьбы Коллингвудов.
Юлиан неприязненно взглянул на роскошный дом в стиле эпохи короля Георга, выглядевший строго и неуютно. В нем было почти пятьдесят комнат и огромная гостиная на втором этаже, с французскими дверьми, открывающимися на просторный балкон, преследовавший его в кошмарах.
– Я подожду, пока ты зайдешь. Не думаю, что кто-то обрадуется, если увидит нас вместе, – распорядился Юлиан, гоня прочь ненужные, разрушающие мысли. – Шлем отдай, куртку можешь оставить себе до завтра.
Гвен презрительно фыркнула. Шлем он поймал, так что когда на голову свалилась еще и куртка, руки оказались заняты.
Невнятно ругнувшись, Юлиан выпутался из внезапного плена и с удивлением заметил, что Гвен все еще стоит рядом с ним.
– Так что ты там делала? Я заработал если не благодарность, то хотя бы объяснения, – примирительно произнес Юлиан. Он неторопливо повесил шлем на руль, словно не так чтобы и интересуясь ответом.
– Я искала то самое, от чего ты меня так удачно спас! – с вызовом сказала Гвен.
– Что искала? – на всякий случай переспросил Юлиан, думая, что неправильно понял.
– То самое!
– Что?
– Это!
Юлиан несколько минут недоверчиво смотрел на нее, а потом все же спросил:
– Но зачем?
– Сопряжение уже совсем скоро. И если я… то невеста… – неразборчиво начала объяснять Гвен, но Юлиан ее перебил:
– Какие же вы тут все дремучие, слов нет! Запомни раз и навсегда: для альвов это не имеет никакого значения! Прекрати заниматься глупостями и в следующий раз просто спроси у меня!
– Ты же сказал держаться подальше, – как-то совсем убито огрызнулась Гвен. – Значит, я… все равно… Но я не хочу!
Гвен Коллингвуд уселась на корточки прямо посреди дороги и, к огромному ужасу Юлиана, громко разрыдалась.
Больше чем женское упрямство, Юлиана Барлоу злили женские слезы. Настоящая катастрофа.
Глубоко вдохнув (в конце концов, все, кто прежде нуждался в его утешении, бесповоротно мертвы), Юлиан осторожно опустился на колени рядом с Гвен.
– Ну же, Коллингвуд, – тихо произнес он, – ты же валькирия. А валькирии не плачут, они сражаются за свои интересы.
– К-какая из-з м-меня в-валькирия, н-насмешил, – всхлипывала она, и не думая успокаиваться.
– Никто не сможет ничего сделать против твоей воли, я лично прослежу за этим, – уверенно сказал Юлиан.
– Обещаешь? – Гвен Коллингвуд доверчиво смотрела на него огромными светлыми глазами.
Барлоу осторожно приобнял ее за плечи, гладя по шелковистым волосам.
Он еще об этом пожалеет.
– Обещаю.
Глава 17Ментальная чистота
Коллингвуды ненавидели Барлоу. Истоки давней вражды мне были неизвестны, но хозяева смотрели на молодого мужчину с такой ненавистью и презрением, что мне становилось не по себе. А он шел по богатым залам и коридорам замка с высоко поднятой головой, отвечая на уничижающие взгляды сдержанной вежливостью и легкой иронией.
На глазах своих родителей принцесса была с ним холодна как лед. Тогда-то я и поняла… нет, ощутила впервые всю сложность ее положения. Родители ненавидели ее избранника, а родной брат, вопреки всем людским и божьим законам, желал видеть ее в свой постели. Принцессе только и оставалось, что стоять у окна и прятать слезы за маской надменности и равнодушия.
Негромко кашлянув, я подошла к ней.
– За что Коллингвуды так не любят Барлоу? – Я постаралась, чтобы вопрос звучал как можно естественнее.
Принцесса вздрогнула всем телом и обернулась. Ее пристальный взгляд исследовал мое лицо, она словно пыталась понять, догадалась ли я, что именно мне известно, ведь я видела ее возлюбленного лишь издали.
Они были очень осторожны. Теперь я понимала почему.
– Поколение за поколением Коллингвуды возглавляли Круг. Но в этот раз…
– Барлоу стал главным и твоя семья восприняла это как личное оскорбление? – понятливо уточнила я.
Невозмутимо рассуждать о чудесах начинало входить у меня в привычку.
Принцесса кивнула.
– Я уступила ему первенство в Круге, не оправдала надежд своей семьи, оскорбила величие предков.
– Ты… – Я едва сдержала удивление. Кто бы мог подумать, что величественная и сдержанная дочь хозяев замка – одна из пяти защитников Радужного моста! Впрочем, предки-язычники куда проще относились к подобным вещам, и девы-воительницы в те времена никого не изумляли.
Игнорируя мое замешательство, принцесса продолжила:
– Чтобы такое больше не повторилось, я должна была стать невестой альва и вернуть Коллингвудам их превосходство, когда Круг будет замкнут в следующий раз.
– Но почему он просто не заберет тебя отсюда? – Я все же задала вопрос, беспокоивший меня в последнее время.
– Ты ведь уже догадалась, верно? – Принцесса невольно оглянулась, словно бархатная штора или тяжелый дубовый буфет могли нас подслушать. – Союзы между Старшими семьями и уж тем более внутри Круга строжайше запрещены. Такого никто не допустит.
Я смотрела на принцессу, невольно поражаясь ее выдержке. Она больше не казалась мне избалованной гордячкой, ее нелюбезность и холодность были вполне объяснимы.
Свет падал из окна, и казалось, что ее белое с золотом платье и белые же волосы с золотыми шпильками едва уловимо сияют в солнечном свете.
– Я ни разу не видела твой… – я запнулась, подбирая уместное слово, – твой дар. Ты тоже можешь устроить половодье посреди лета? Или…
Принцесса отрицательно покачала головой.
– Мой талант довольно редок и незаметен взгляду. – Она протянула руку, обхватывая мое запястье. – Я покажу тебе.
На шее ее висел объемный хрустальный кулон. Вода скользнула из него тонкой, искрящейся на солнце змейкой. Она пробежала по пальцам принцессы на мою руку и свернулась клубком на царапине. После юркнула под платье, подбираясь к медленно сходящим синякам, каждый вечер перед зеркалом напоминавшим мне о той ночи на берегу озера.
Я взглянула на запястье, уже догадываясь, что я там увижу. Ничего. Царапина исчезла.
– Мне очень жаль, что я не умею исцелять душевные раны так же легко, как повреждения тела, – тихо и с искренней горечью произнесла принцесса. – Но я рада, что теперь могу помочь тебе хотя бы так.
– Теперь? – Я мысленно ухватилась за насторожившее меня слово.
– Существует запрет, по которому мы не имеем права использовать магию на обычных людях, во вред или во благо. Чтобы не провоцировать конфликт между Старыми и Новыми Богами, простые смертные не должны догадываться о нашем существовании. – Принцесса взглянула в окно. – В этом замке столько людей, а я никому не могу помочь… Семья не поймет, если я лишусь дара, спасая кого-то из них. Я и так приношу им одни разочарования.
– Но я тоже человек.
– Ты невеста альва, мать полукровки, с самого начала в тебе не было ничего обычного…
Я чуть крепче сжала ее тонкие пальцы.
Теперь, когда я лучше понимала события, происходящие в замке, становилось очевидной необходимость обезопасить себя – о новой жизни, что уже существует внутри меня, я пока старалась не думать – и спасти принцессу, запертую в башне из долга и вины перед собственной семьей.
Он приоткрыл дверь в спальню, пользуясь тем, что прошел в дом совершенно незамеченным.
Она сидела на кровати, как-то нелепо, по-детски обнимая подушку. Голые ступни, спутанные волосы, взгляд без проблеска узнавания.
– Привет, Ванесса. Давно не виделись. Все вспоминаю нашу прошлую встречу двадцать пять лет назад… Может, повторим?
Она шарахнулась от него с испуганным криком, пришлось нелюбезно запечатать рот ладонью. Она билась в его руках, и в глазах ее застыл невыразимый ужас.
– Да успокойся ты, я пошутил. – Он демонстративно отнял ладонь и отошел.
Она отпрянула от него, вжимаясь спиной в спинку кровати. Длинное платье, похожее на ночную рубашку, нелепо задралось, обнажая босые ноги.
Ванесса и сейчас была стройна и красива, а уж двадцать пять лет назад… Тому, кого она призвала тогда, очевидно, повезло.
– Кто ты?
– Я – гнев Идриса. Ты ведь знаешь эту историю?
Ванесса молча смотрела на него. Грудь ее подымалась и опускалась в такт прерывистому дыханию.
– Миранда Коллингвуд так удачно убедила всех в том, что ты не в себе, что, по итогу, ты и сама в это поверила… Как жаль. Такой талант… Ты была лучшей! И во что ты превратилась в попытке искупить долг двухсотлетней давности?
Ванесса Гатри-Эванс продолжала молчать.
– Барлоу не должен был взваливать на тебя эту ношу. Но раз уж так вышло… Молчи. Не говори никому то, что знаешь. Иначе твоей упрямой дочурке несдобровать.
Он отвернулся, чтобы уйти, но почувствовал, как холодные пальцы обхватили его руку, останавливая.
– Амир. Что будет с моим сыном?
– Увидим. – Он бесцеремонно вырвал руку и ушел, не оборачиваясь.
На этот раз Аттина готовила сама. Чайник уже закипал, вполне пристойного вида тосты с маслом красовались на столе в компании омлета, который в это хмурое утро радовал взгляд своим жизнерадостным желтым цветом. Не удержавшись, Аттина взяла вилку и нарисовала на нем рожицу.
Гвен Коллингвуд сидела у окна, обхватив колени руками, и пребывала в состоянии, которое точнее всего могло охарактеризовать слово «ступор».