В те дни Лондон выглядел по-праздничному ярко и нарядно. Уильям потерянно бродил среди толпы, непроизвольно выискивая взглядом Элизабет. Утром в театре были репетиции, затем днем они давали спектакль. А вечером, отказываясь присоединиться к друзьям в любимой таверне, он упорно шел на те чистые, красивые улицы, по которым предпочитала прогуливаться знать.
Иногда Уильям заходил к Филду, чтобы послушать рассказы друга о том, как идут дела в типографии.
– К тебе не собирается приехать Анна? – как-то спросил его Ричард. – Ей в прошлый раз не очень повезло: из-за чумы тебе пришлось отвезти семью обратно в Стрэтфорд. Но сейчас в городе все в порядке.
– Я не уверен, что Анна вернется в Лондон, – покачал головой Уильям. – Слишком это трудно – путешествовать с детьми по Англии остается пренеприятным занятием.
– Просто, Уилл, тебе бы не повредило, если бы с тобой жила семья. Посмотри на себя. Вот и моя жена говорит: «Слушай, Ричард, Уилл совсем осунулся и сильно похудел. Ему нужна женщина, которая бы за ним смотрела».
– Спасибо за заботу. Но у меня все в порядке. Много работы в конце года, вот и не бывает времени нормально поесть и отдохнуть.
– Смотри, конечно, сам. А выглядишь ты, все-таки, не лучшим образом, – заключил Филд.
Возвращаясь домой, Уильям думал о разговоре с Ричардом. Друг напомнил ему о том, о чем вспоминать вовсе не хотелось. Уильям предпочитал поменьше размышлять о своей семье, оставшейся в Стрэтфорде. Изредка он получал весточки от жены, еще реже писал сам. Он считал, что, регулярно передавая им деньги, поступает честно и благородно.
Внезапная любовь к Элизабет занимала все его мысли, не давая думать ни о чем другом. Анна находилась далеко. Те чувства, которые он испытывал к ней в первые месяцы их знакомства, давно угасли. Анна была старше его на восемь лет, ровно на столько же Элизабет была его младше. Жена была пышногрудой, полной блондинкой, Элизабет была маленького роста, стройной и, вопреки тогдашней моде, смуглой брюнеткой. Они отличались друг от друга, как земля от солнца.
«При этом, пожалуй, солнцем является Элизабет, – печально подумал Уильям. – Нет, приезд Анны только усложнит мою жизнь». Ему нестерпимо захотелось увидеть Элизабет. «Ни одно стихотворение не может передать полностью моих чувств. Ни один сонет ее не достоин», – он продолжал идти к дому сквозь разряженную толпу, готовящуюся праздновать Рождество…
Она не любила окружать себя женщинами в принципе. Незамужнюю королеву должны были окружать мужчины. Разделить их можно было на две группы: умные в первой, молодые и красивые во второй. Вторая группа составляла большинство фаворитов, крутившихся при дворе. Первые помогали вершить государственные дела.
Совсем обойтись без женского окружения, тем не менее, было невозможно.
– Если бы не все эти платья, юбки, крючки, ленты, – вздыхала Елизавета, – конечно, я справлялась бы и сама.
Но платья, юбки, крючки и ленты портили жизнь и заставляли брать ко двору фрейлин и камеристок. С одной стороны, королева предпочла бы отбирать более страшненьких девушек, с другой стороны, природный вкус и тяга ко всему красивому брали свое, и при дворе Елизаветы преобладало хоть и не большое количество, но все-таки хороших собой женщин.
Фаворитам категорически запрещалось ухаживать за фрейлинами королевы. Нарушения этого правила изредка случались. Нарушителей в лучшем случае удаляли со двора, в худшем сажали на некоторое время в тюрьму.
Элизабет Вернон королеве представил кузен девушки, граф Эссекс. Если бы не протекция Эссекса, королева, пожалуй, не стала бы брать такую красотку в свою свиту.
– Слушать надо свой внутренний голос, а не лестные слова мужчины, – говорила она позже о своей ошибке. – Мужчина говорит то, что хочет слышать женщина. И редко когда он произносит то, что на самом деле думает, не понимая, что его поступки все равно будут говорить сами за себя, – камень летел в огород графа, который сам был не прочь приударить за кузиной и чаще видеть ее при дворе.
Даже в шестьдесят один год королева и мысли не допускала о том, что кто-то из женщин может превосходить ее внешне. Любые попытки как-то выделиться строжайше наказывались: фрейлины должны были носить неброские темные платья, чтобы яркие наряды королевы резко выделялись на их фоне. Они также должны были постоянно заниматься чем-то полезным, например, рукоделием, а не сновать по дворцу без дела, кокетничая с мужчинами.
Сама Елизавета скрывала редкие, седеющие волосы под многочисленными париками и сильно пудрила лицо, чтобы скрыть все больше проявлявшиеся на нем приметы времени. Несмотря на собственный постулат о том, что мужчин слушать нельзя – они только и делают, что льстят, она с удовольствием слушала комплименты придворных. Это являлось обязательным ритуалом, который нельзя было нарушать. Порой, казалось, Елизавета настолько уверена в своей неувядающей красоте, что принимала эти слова за правду.
– Итак, чего мы добились за это время? Елизавета, несмотря на фаворитов, засыпающих ее лестью, не приблизила к себе никого настолько же близко, как Дадли. Он давно умер, но его тень стоит рядом с английской королевой, отваживая всех ухажеров.
– Наши шпионы следят за каждым ее шагом.
– И что? Сын Елизаветы, о котором вы мне твердили два года назад, исчез, будто его и не было, – в голосе появились угрожающие нотки. – Таинственная шкатулка, как стояла в спальне королевы, так и стоит. Словно ее невозможно выкрасть, словно ее охраняет вся королевская стража. Мы упускаем время. У королевы нет наследника. Но если после ее смерти всплывет загадочный сын, и будет претендовать на трон?
– Я не думаю…
– Вы не думаете, и в этом вся проблема! Королеву надо заставить выйти замуж, при том за того, кого мы ей подберем, чтобы учесть полностью интересы французского трона. Жених будет молод и переживет свою английскую жену, оставшись безраздельно править Англией. И никакой внебрачный сын графа Лейстера этому помешать уже не сможет.
– Мы стараемся…
– Вы не стараетесь! Документов, порочащих королеву, нет. У нас нет ничего, что помогло бы заставить ее действовать так, как нужно нам.
– В шкатулке точно что-то есть. Она все время возит ее с собой. В спальне шкатулка тщательно прячется. Я уже говорил вам: доподлинно известно – в ней бумаги, касающиеся связи королевы с Робертом Дадли, графом Лейстером. Королева никогда никому не показывала ее содержимое.
– Откуда тогда вы знаете, что там за бумаги?
– Одна из подкупленных мной фрейлин сумела случайно туда заглянуть. Но все бумаги перебрать не удалось. Выкрасть их она тоже не успела.
– Кстати, а кто у нее сейчас в фаворитах?
– Эссекс и Саутгемптон. Эти на первых ролях. Еще есть ее крестный сын – Джон Харрингтон. Его она тоже держит возле себя. Королева с ними кокетничает, они засыпают ее комплиментами. Но это лишь игра. Такие отношения, как с Дадли, вы правы, у нее не складываются ни с кем.
– Таких нам и не надо. Было бы неплохо, чтобы кто-то проник к ней в спальню. Тот, кому бы она доверяла. Добыть шкатулку можно только таким путем. Это должна быть не глупая фрейлина, а мужчина из ее ближайшего окружения. Посмотрите, с кем можно договориться. Иногда люди способны на многое ради своих личных интересов. К сожалению, интересы страны тут могут не сыграть большой роли, – он усмехнулся.
Вокруг нее всегда были враги. С тех самых пор, как она попала девочкой в Тауэр. Доверия были достойны единицы. А точнее, из всех мужчин Елизавета доверяла лишь Дадли. После того как он умер, поддерживать незамужний статус ей было несложно. Крутившиеся вокруг фавориты не стоили даже упоминания.
– Вы сегодня как-то особенно хорошо выглядите, Ваше Величество, – граф Саутгемптон склонился к ее руке. Елизавета заметила, как за всей сценой со стороны наблюдает Эссекс. Она снисходительно улыбнулась Генри:
– Прогуляйтесь со мной по парку, граф, – позволила она ему. – Погода сегодня тоже как-то особенно хороша.
– С удовольствием, – кивнул граф.
Кроме Эссекса за ними наблюдала еще одна пара глаз. Королева взгляд заметила и решила, что, пожалуй, будет выделять из толпы фаворитов графа Саутгемптона еще несколько дней. Ей доставляла удовольствие эта игра. Елизавете нравилось вызывать ревность. И по сей день ради ее расположения скрещивались шпаги – уж кому-кому, а Эссексу это очень хорошо известно.
Королева и граф пошли в сторону парка, оставив позади толпу придворных.
«Если я женюсь на Элизабет Вернон, я точно потеряю расположение королевы, – подумал Генри, – и при дворе мне больше не бывать. Хотя Эссексу удалось и жениться, и оставаться при Елизавете. Шустер!».
Глава 4. Гамлет. 1596 год
После он думал: все, что произошло, случилось по его вине. Он фактически бросил семью, влюбился в Элизабет, и сам Господь Бог решил очень наглядно показать Уильяму, как он не прав. Если грешишь, то изволь платить за свой грех. Цену назначаешь не ты, и торговаться не с кем, да и поздно. Вне зависимости от твоего желания у тебя забирают самое ценное, что имеешь, не спрашивая на то разрешения, не предупреждая заранее.
Последние два года Уильям считал, что самым ценным для него является Элизабет. Каждая разлука с ней, даже если она длилась всего один день, давалась мучительно тяжело. Уильям мало ел, плохо спал и, как говорил его друг Джеймс, олицетворял собой несчастную любовь.
А Элизабет Вернон блистала при дворе. Конечно, ровно настолько, насколько было вообще позволительно блистать рядом с королевой. Граф Саутгемптон умудрялся ухаживать за двумя Елизаветами сразу: молодая Элизабет, как и раньше, кружила ему голову и жила в его сердце, покровительство королевы Елизаветы терять было бы слишком глупо, поэтому Генри продолжал говорить ей комплименты и сопровождать в длительных прогулках по дворцовым паркам.
Уильям слишком хорошо видел игру графа, и не мог не замечать перемен в своей возлюбленной. Она, как и все, кто много времени проводил при дворе, становилась расчетливее в своих поступках, стараясь не обращать внимание на поведение Генри. Уильяма Элизабет тоже не отпускала от себя. Ей было приятно слышать сонеты, слагаемые в ее честь, видеть страдание в его глазах. Редкие свидания наполнялись страстью, подогреваемой наличием сильного соперника.