– Когда вы закончите работать над ними? – спросила Елизавета, доставая большую, покрытую золотом шкатулку.
– Мне достаточно и недели, – заверил Шекспир. – Я начну читать прямо сегодня. Уверяю вас, это не займет много времени. Я искренне считаю, что если ваши стихи и требуют исправлений, то совсем немного.
– Ну что ж, держите все это у себя, – королева протянула ему пачку листков, испещренных мелким, аккуратным подчерком. – Я сама вызову вас снова. Может быть, вы даже напишите специально для меня пьесу.
– О чем Ваше Величество хотело бы, чтобы я написал? – с громко бьющимся сердцем спросил Уильям.
Елизавета задумалась.
– Пусть это будет комедия о любви. В жизни любовь не бывает смешной, – заметила она, – любовь по своей сути трагична. А вы напишите что-нибудь забавное.
– Я постараюсь как можно скорее выполнить вашу просьбу, – заверил королеву Уильям.
– Не торопитесь. Сейчас у меня другие заботы. Но не исключено, что к осени наши проблемы разрешатся. Так что пишите, не торопитесь, но будьте готовы представить свое сочинение. Спрячьте то, что я вам дала получше. Когда вас будут спрашивать, что вы тут делали, скажите: «Мы с королевой беседовали об искусстве», – она усмехнулась. – Все знают, как я люблю театр. Скажите, что вы рассказывали мне содержание своих пьес и читали сонеты.
– Да, Ваше Величество, – ответил Уильям и засунул листки со стихотворениями под камзол.
– Я никогда и никому не показывала то, что пишу. Впрочем, я давно уже ничего не писала. Для того, чтобы слагать стихи, надо сильно любить достойного этой любви человека, не так ли?
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Уильям.
– Ведь и ваши сонеты, я уверена, посвящены определенной женщине.
– Да, это так.
– Можно ей только позавидовать. Такие красивые стихи должны быть посвящены не менее красивой даме сердца, – Елизавета вздохнула.
– Самая красивая дама в Англии, это вы, Ваше Величество, – заметил Уильям, – но нет стихов, которые бы отражали вашу красоту в полной мере.
– Довольно, – Елизавета устало махнула рукой, – идите.
Уильям вышел из спальни королевы и медленно пошел по коридорам дворца, забыв точно, куда ему надо направляться. Навстречу вышел один из подданных королевы.
– Мне велено вас сопровождать, – пояснил он, указывая дорогу к выходу.
На улице Уильям понял, что все его друзья по театру давно разошлись по домам.
«Ну что ж, пойду исполнять указание королевы, – подумал он. – Интересно, насколько хороши ее стихи. Но даже если они нехороши совсем, думаю, с поставленной передо мной задачей я справлюсь».
Вдруг, проходя по узкой, пустынной улице неподалеку от дворца, Уильям почувствовал себя неуютно. Странная тревога охватила его, и он ускорил шаг. Было поздно – из-за угла наперерез выскочил человек в маске. Уильям обернулся. Сзади проход был закрыт: и с той стороны тоже к нему приближался незнакомый мужчина.
– Тебе придется отдать нам то, что тебе дала в своей спальне королева, – сквозь зубы сказал один из них, – и лучше по-хорошему, – он вынул шпагу и помахал ею в воздухе.
Уильям выхватил свою шпагу, которая почти всегда была при нем. Вечерами в Лондоне на многих улицах становилось опасно ходить без оружия, но нападали на Уильяма впервые. Он понимал, что владеет шпагой плохо. Весь его опыт фехтования сводился к игре на сцене, где он больше старался произвести впечатление на зрителя, чем провести серию правильных выпадов.
– Ты решил драться, – усмехнулся нападавший, – зря. Этак только испачкаешь бумаги, которые дала тебе королева, собственной кровью.
Но Уильям решил драться до последнего. Королева просила его никому стихи не то, что не отдавать, но даже не давать читать. Стоили они его жизни? Уильям не знал – он ведь не успел взглянуть на них. Тем не менее, делом чести было сражаться за доверенные ему королевой бумаги, до конца.
Нападавшие подступали к нему все ближе. Они держали шпаги наготове, из-под масок враждебно блестели темные глаза. Уильям встал так, чтобы за спиной у него оказалась стена ближайшего дома, а оба мужчины были по бокам. Особенного преимущества такая позиция ему не давала. Но, по крайней мере, он мог видеть действия обоих. Уильям лихорадочно смотрел налево и направо, пытаясь решить, на кого ему нападать первым.
Мужчины не торопились. Они медленно накручивали плащи на руку, продолжая с усмешкой приближаться к Уильяму, так что вскоре он уже мог слышать их тяжелое дыхание. Он с силой рассек воздух шпагой и быстро отпрыгнул чуть вправо. Нападавшие оказались слева, друг возле друга. Они явно не ожидали от Уильяма таких резких действий, но его поступок только разозлил их еще больше.
Позже Уильям не мог толком вспомнить, как все происходило. Наплевав на возможные обвинения в трусости, он просто-напросто кинулся бежать, воспользовавшись открывшимся пространством справа. Навстречу ему выехал всадник. Уильям не знал, друг это или враг, но продолжал бежать, чувствуя позади дыхание нападавших.
– Двое на одного! – вскричал мужчина, ехавший на лошади. – Что бы там ни было, но теперь вам придется иметь дело еще и со мной!
Он спешился и набросился на преследователей Уильяма. Те не стали обороняться, и быстро скрылись, открыв неприметную дверь одного из домов. Спаситель Уильяма попытался последовать вслед за ними. Но оказалось, что дверь вела не в дом, а в узкий проход, соединявший две параллельные улицы.
– Исчезли, – вздохнул он, – бежать за ними бесполезно. Обычно в таких лабиринтах уже никого не найти.
Голос показался Уильяму знакомым.
– Спасибо за помощь, – поблагодарил он с поклоном. – Уильям Шекспир, актер, к вашим услугам.
– Уильям! Черт возьми! Вот это да! – голос принадлежал не кому-нибудь, а самому графу Саутгемптону.
– Генри! – Уильям не верил своим ушам. – Ты спас меня от верной гибели.
– Что произошло? – спросил граф. – Ты наткнулся на грабителей? Что-то они рано вышли на охоту.
– Я и сам удивился. Мы давали спектакль для самой королевы. Она немного задержала меня, пожелав узнать мое мнение о поэзии, – неожиданно для самого себя начал врать Уил. – На улицу я вышел один, и вот, видишь, что произошло. Я плохо владею шпагой, поэтому попросту трусливо бросился бежать.
– И правильно сделал, – похвалил граф. – Если не умеешь как следует драться, лучше уносить ноги. Тем более, это не дуэль, когда поединок представляется делом чести. Пойдем, вернемся во дворец. Я дам тебе свою карету, чтобы ты мог нормально добраться до дома.
– Еще раз, благодарю тебя Генри за помощь, – признательно произнес Уильям.
В карете он просмотрел стихотворения королевы. В них чувствовалась любовь и страсть к человеку, которому она их посвящала. Стихи не требовали больших исправлений. Она написала их талантливо и под влиянием сильных эмоций. Дома Уильям взял несколько страниц с собственными сонетами, перемешал их с бумагами королевы и отправился к Ричарду Филду.
– Я хотел бы оставить кое-что у тебя на хранение, – объяснил он другу. – Может быть, ты даже однажды напечатаешь то, что я тебе дал. Но пока я хотел бы внести немного исправлений в написанное. Поэтому буду иногда приходить к тебе и работать над текстом.
– Почему ты не можешь хранить его дома? – удивился Ричард.
– Издатели крадут тексты, ты знаешь. Мне кажется, у меня дома их могут выкрасть. Старые пьесы – ладно. Однако новое я не хотел бы хранить у себя, – путано объяснил Уилл.
– У тебя мания преследования, друг, – засмеялся Филд. – Конечно, сейчас столько выходит пиратских изданий, что страшно представить. Тут ты прав. Но чтобы залезать к тебе домой?! Хотя, всякое бывает. Если хочешь, оставляй, что нужно здесь. В типографии много разных бумаг. Я припрячу твои бумаги с особой тщательностью: найти их среди всего прочего будет невозможно.
Уильям поблагодарил друга. Вернувшись домой, он понял, как был прав. Все его комнаты были перевернуты вверх дном. Листы бумаги с написанным текстом, вытряхнутые из шкафа, беспорядочно валялись на полу. Уильям начал складывать их на стол, пытаясь привести хоть как-то в порядок. Через некоторое время он увидел, что некоторых страниц не хватало.
– Может, действительно орудуют издатели-пираты? – задал он себе вопрос. – Но почему, тогда, они не забрали все, а только отдельные страницы из разных пьес?
Уставший от свалившихся на его голову приключений, Уильям лег спать.
– Что за бумажки вы мне принесли?
– Это все, что удалось найти у него дома.
– Но это отрывки из каких-то пьес!
– Мои люди не очень разбираются в искусстве. Они взяли то, что было похоже на тайные бумаги королевы. Тут и отравления, и заговоры, и интриги против королей.
– Идиоты! – он вздохнул и кинул бумагу в камин…
Глава 5. Измена. 1598-99 годы
Несмотря на то, что Уильям после смерти сына частенько наведывался к семье в Стрэтфорд, его связь с Элизабет в какой-то момент возобновилась с прежней силой. Королева не посылала за ним, не требовала постановки заказанной пьесы. И Уильям подумал, что она забыла о своей просьбе, занимаясь куда более важными государственными делами. От Элизабет он слышал, что королева увлечена графом Эссексом, который после удачного похода на испанский порт Кадис, снова стал ее фаворитом. Саутгемптон при этом оставался в дружеских отношениях с Эссексом и старался не терять расположения королевы. Элизабет ревновала, но пыталась скрывать свои чувства и все чаще встречалась с Уильямом.
Сонеты по-прежнему лежали вместе со стихотворениями королевы. Уильям переписал их, исправив кое-какие шероховатости, и на всякий случай продолжал хранить их у Филда. К нему домой наведывались еще пару раз, опять выкидывали все бумаги на пол. Но куски пьес больше не пропадали. Уильям уверил себя в том, что это орудуют пиратские издательства: пьесы все чаще выходили то в искаженном, то в сокращенном виде без его разрешения.
Элизабет лежала на кровати. Ее шикарные темные волосы рассыпались по подушке.