олее худшем положении, чем он, будучи женой одного из сторонников Эссекса…
Теперь дворец ей казался тюрьмой. Он не был темным и холодным, но ей не хватало воздуха, пространства, свободы передвижения. Точно как тогда, давно, в Тауэре. Вокруг – сплошные враги, люди, которые хотят одного – убрать тебя с дороги. Один неверный шаг, неверное решение, неверное слово – и они, как коршуны, слетятся, чтобы клевать и дожидаться крика о пощаде.
Когда Эссекс уезжал в Ирландию, Елизавете хотелось, чтобы он вернулся героем. Она завидовала его популярности в народе, но в глубине души она желала его победы. Слишком часто Елизавета в нем разочаровывалась, слишком горькой была эта привязанность. Когда-то их познакомил сам Дадли. И, видимо, поэтому Эссекс был ей так дорог – как память о мужчине, которого она так любила.
Эссекс был другим. И с этим следовало смириться. Королева ему не доверяла. Приехав ни с чем из Ирландии, он начал подтверждать ее худшие предположения. Он чувствовал, что Елизавета начинает всерьез сердиться на него, и опасался ареста.
Неожиданно в дверь ее спальни постучали. На пороге комнаты стоял Эссекс собственной персоной.
– Не ожидала, что вы вот так возьмете и явитесь ко мне после всего того, что произошло, – она усмехнулась. – Набрался смелости?
– Простите, Ваше Величество, что не удалось вернуться с победой. Я сделал все, что мог, – оправдываться перед стареющей королевой ему было противно, но другого выхода не было.
– Мы вам выделили на этот поход большие деньги. Они потрачены зря, – отрезала Елизавета. Ее бескровные губы, казалось, превратились в одну тонкую полоску.
– Я все понимаю и прошу простить, – Эссекс склонил голову. – Чем я могу искупить свою непростительную вину?
– Вина, вы правы, непростительная. Как же ее можно искупить? Не думаю, что у вас остались еще для этого возможности. Идите. Когда я сочту нужным, вызову вас к себе. А пока я не хотела бы вас видеть при дворе, – ответила Елизавета жестко.
С годами ее голос стал тише, но слышно было каждое слово, произнесенное королевой. Она говорила веско и внятно. У собеседника никогда не оставалось иллюзий: Елизавета имела в виду именно то, что произносила вслух. Эссекс тоже понял – дальнейший разговор бесполезен. Королева не готова его простить. Он окончательно потерял ее доверие. А раз так, то следует тщательно подумать о том, что делать.
Эссекс развернулся и вышел из комнаты. Звук его шагов эхом раздавался в коридорах дворца. Он шел уверенной походкой человека, не терзаемого сомнениями. Но в душе у него все клокотало от ярости и бессилия. «Поднимать бунт? Почему и нет, – думал он со злостью. – Старая кокетка выжила из ума. Противников сейчас у нее более чем достаточно. Моя популярность в народе высока. А ее считают озабоченной своей внешностью, помешанной на комплиментах фаворитов старухой».
Граф вышел из дворца. Все, кого он встречал на своем пути, в лучшем случае сдержанно кивали.
– Подхалимы в курсе дела, – пробормотал он, садясь на коня, – боятся показать свое ко мне отношение. Ничего, мы еще увидим, кто сильнее.
Он поскакал к своему дому в Лондоне. За ним в некотором удалении, не скрываясь ехали два всадника.
«Отправила следить за мной. Или арестовывать, – Эссекс подъехал к дому и велел запереть все двери. – Так просто я ей в руки не дамся», – подумал он и велел слуге найти и привести к нему Саутгемптона.
– Начинает собирать сторонников, – доложили Елизавете в тот же вечер.
– Пусть себе собирает, – она скривила рот в усмешке. – Продолжайте следить за его домом.
Конечно, он рассчитывал, что их будет больше. Но отступать было некуда.
– Генри, ты со мной? – Эссекс видел, что его друг сомневается и не уверен в правильности совершаемых действий. Но отказать значило бы упасть в собственных глазах.
– Да, я с тобой, – проговорил он, – что нас ждет в случае провала, ты себе представляешь?
– Провала не будет, – Эссекс старался уверить самого себя в успехе. – Мы поднимем Лондон против королевы. Слишком многие тут недовольны ее правлением. Да и сколько можно сидеть на троне. Пора освободить место. У нее нет ни мужа, ни детей, которые бы претендовали на власть.
– Ходят слухи, что у них с Робертом Дадли был сын, – Генри задумался. – Если он начнет претендовать на престол, это будет большим сюрпризом для многих.
– И где этот сын? Откуда он вдруг возьмется? Если его не было до сих пор, значит все это пустые разговоры. С этой стороны нам ничего не грозит.
– Якобы сын в Испании. Испанский король с его помощью готовит заговор против Елизаветы. Французы тоже видели сына королевы на корабле, следовавшем в сторону Испании. До сих пор он в тени именно потому, что выступать рано. Все ждут, что очень скоро королева уйдет в мир иной сама, без посторонней помощи.
– Не следует ли ей все-таки помочь? – сказал Эссекс резко. – Сколько можно ждать? Настроения народа нам играют на руку. Этим нужно воспользоваться.
– Хорошо, какие наши действия? – Генри понял, что переубедить графа не удастся.
– Ты должен мне помочь собрать людей. За моим домом следят. Фактически я под домашним арестом. Вряд ли Елизавета начнет сейчас предпринимать что-то против меня, но и я не могу толком передвигаться по городу. Организуй тех, кто меня поддерживает. Пусть подбивают горожан на бунт. Когда мы начнем наши действия, жители Лондона должны нас поддержать. На всякий случай я уже отправил письмо Якову.
– Шотландскому королю?
– Да. Жду от него ответ. Если он нас поддержит, я готов отдать ему английскую корону.
– В ином случае ты претендуешь на нее сам?
– У меня есть доказательства кровной связи с королевской семьей. Почему нет?
На следующий день королева вызвала Эссекса на заседание совета с отчетом о его походе в Ирландию. Совет должен был состояться в Тауэре.
– Отличное место! – воскликнул граф. – Я сам, по собственной воле приду в тюрьму. Наивная Елизавета! Годы берут свое. Неужели, она и вправду думает, что я там появлюсь?
Он отправил записку Саутгемптону. По их договоренности сигналом к началу вступления должен был быть спектакль «Ричард Второй» в театре «Глобус». Генри рассчитывал, что Шекспир ему не откажет. И пьеса, когда-то снятая с афиши цензурой, выйдет без купюр в день начала бунта.
Низвержение королевы казалось Эссексу делом времени. Счет шел на часы.
– Граф заперся дома и не выходит, – доложили королеве. – Видимо, он не собирается идти на заседание совета в Тауэр.
– Что остальные?
– Граф Саутгемптон и другие сторонники Эссекса подбивают народ на бунт. Они рассеялись по городу, собирая своих последователей. Перехвачено письмо Якову в Шотландию. В нем Эссекс предлагает выступить против вас в обмен на английский трон.
– Прекрасно! – воскликнула королева.
– Велите ворваться в дом и арестовать графа?
– Рано, – холодно произнесла Елизавета, – пока еще рано. Завтра с утра отправьте глашатаев по городу. Пусть зачитывают мой указ – Эссекс объявляется изменником королевы.
– Почему сегодня не играли спектакль? – Эссекс нахмурился. – Завтра мы выступаем. Сегодня днем актеры должны были давать представление.
– Сказали, что утерян текст пьесы, – объяснил Саутгемптон. – Они его уже нашли, но теперь спектакль переносится на завтра.
– Твой ведь друг ее написал? Шекспир? Почему тогда он не смог дать актерам текст?
– Уильяма я не обнаружил дома. Наверное, уехал в Стрэтфорд. Но думаю, ничего страшного не произойдет, если они сыграют завтра. Мы можем выступить чуть позже, чем планировали.
– Нет, – Эссекс был настроен решительно, – откладывать выступление опасно. Пусть все идет, как запланировано. Я не уверен, что стоит оповещать наших сторонников о переносе встречи. Те, кого мы не сможем предупредить, придут к моему дому завтра с утра, и все станет слишком очевидным. За домом постоянно следят.
– Ну что ж, – кивнул Генри, – значит, в десять мы будем здесь.
– Да. При таком скоплении моих людей, они не посмеют меня арестовать. Пойдем в сторону Сити. Будем призывать народ к свержению королевы.
– Ты уверен в победе? – Генри снедали сомнения. Он думал о своей жене и двух дочерях, понимая: в случае провала ему грозит тоже, что и Эссексу, заключение в Тауэр и казнь.
– Я знаю, ты поддерживаешь меня лишь потому, что являешься моим другом, – печально заключил граф, – но у нас нет другого пути. Отношения с Елизаветой разорваны и не могут быть прежними.
– Ты мог бы пасть к ее ногам и молить о прощении, – Генри понимал, что его совет не примут, но совершил последнюю, бесполезную попытку убедить графа помириться с королевой.
– Больше я перед ней унижаться не буду. У меня закончились комплименты в ее адрес, – на лице Эссекса появилась жесткая улыбка. – Наконец-то я скажу все, что накопилось за эти годы. Всю правду о ее лице, характере, привычках, о том, как на самом деле ненавидят ее все вокруг.
– Ты так бился за ее расположение. Даже дрался на дуэли. Ты хочешь сказать, что делал все это неискренне?
– Сейчас уже неважно, Генри. Не мучай меня своими расспросами. Путь назад отрезан. Если мы не выступим завтра, то все равно будем сидеть в Тауэре. Если выступим, то либо победим, либо будем сидеть в тюрьме героями.
На следующий день несколько сотен человек собралось у дома Эссекса. Он вышел во двор и повел за собой своих сторонников. Они шли по улицам Лондона, вынув шпаги и выкрикивая призывы присоединиться к ним.
Лондон был пуст. Непривычно тихие улицы встречали мятежников запертыми лавками, закрытыми дверями домов и темными окнами. Казалось, исчезли даже бездомные и попрошайки, вечно сидевшие на грязных тротуарах; торговцы, никогда не терявшие возможность получить свою прибыль; не сведущие в политике путешественники; собаки, постоянно снующие под ногами.
Они шли, размахивая шпагами, их шаги тревожным эхом разносились по городу, убеждая даже тех, кто сомневался, оставаться дома. Саутгемптон с ужасом стал замечать, как постепенно их ряды начали редеть: увидев, что происходит, некоторые потихоньку отходили в сторону, пытаясь как можно более незаметно вернуться домой. Его худшие опасения оправдывались на глазах: конечно, Елизавета была готова к бунту, она все знала о готовящемся заговоре и сумела их опередить. То, что она до последнего момента не предпринимала никаких действий, не должно было их расслаблять. Эссекса не насторожило даже отсутствие ответа от Якова. Он выступил один на свой страх и риск.