– Я бы хотел посвятить их всего одному человеку. И этот человек – Элизабет. Но я не имею права даже поставить ее инициалы на титульный лист. Также, как не могу поставить имя автора большинства стихотворений. Автор умер, но от этого ничего не изменилось.
– Можешь не переживать, – успокоил Филд, – автор сонетов – ты. Ты отредактировал их, фактически переписал. Если не можешь написать, чьи они, не пиши. Раз человек умер, то уже не сможет сказать ничего против.
– Это меня и смущает. Имею ли я право так поступить?
Ричарда, как и любого издателя, такие тонкости не волновали. У него руки чесались опередить того неизвестного, у которого до сих пор хранился второй экземпляр рукописи. Ни одна изданная книга так и не появилась нигде за это время. Видимо, весь тираж был уничтожен. Но рукопись? Филд был уверен, она лежит где-то и ждет своего часа.
Издавать сонеты частично Ричард тоже не хотел. Всего тридцать штук написаны Уильямом, а сонетов – сто пятьдесят четыре! Пропадает такое количество! Тем более, Филд знал – сонеты прекрасны. Он прочитал все и был уверен в успехе. Не был бы Уильям его другом, сонеты давно бы лежали отпечатанные в магазине. Но в этом вопросе Ричард оставался верен принципам. В конце концов, такой друг у него один. Поэтому принципиальность проявлять было не так-то сложно. Другое дело, если бы все остальные авторы хранили у него свои рукописи и при этом не позволяли их печатать! Так и разориться можно.
Но дело сдвинулось: Ричард видел, что Уильяму и самому захотелось издать сонеты. Оставалось чуть-чуть потерпеть, пока он не примет окончательное решение. Филду казалось, ждать осталось совсем недолго. Он и не знал, насколько ошибается.
Мужчина ничем из толпы не выделялся. Ему бы и не хотелось выделяться и привлекать к себе внимание. Он был секретом. Сам себе секретом, который нельзя ни в коем случае выдавать. Так он и шел незаметной тенью, подняв воротник черного плаща. На площади у собора Святого Павла мужчина остановился. Он посмотрел вокруг и зашел в маленький, ничем не приметный магазинчик. Внутри книги только что не сыпались с полок. Гадания, отравления и противоядия, привороты, отвары из трав – чего там только не было.
Из глубины комнаты к мужчине вышел молодой человек невысокого роста. Издалека его можно было принять за мальчика. Вблизи бросались в глаза первые морщины, лучиками бегущие от глаз, и скорбно сжатые губы, которые невозможно себе представить на лице безусого мальчишки.
– Какие новости? – проговорил отрывисто мужчина в черном плаще.
– Первое: никаких книг с сонетами по-прежнему нет. Видимо, их все-таки и не будет. Прошло слишком много времени. Их бы уже опубликовали.
– Это твое мнение. Оставь его при себе. Рукопись где-то гуляет. Значит, всплывет. Найдется желающий нагреть на книжке руки. Дальше.
– Вот второе как раз этого и касается.
– Говори нормально. Я тебя не понимаю.
Молодой человек сощурил и так не очень-то широкие глаза и еще сильнее сжал губы. Выражение его лица не стало от этого более неприятным, скорее оно стало даже забавным. Но в глазах читались злоба и страх одновременно. Он поправил сползавшую набок стопку книг о любовных зельях и снова начал говорить:
– Вы мне велели следить за Филдом и Шекспиром. Они тоже, знаете ли, в поисках того пропавшего экземпляра.
– Знаю, – подтвердил мужчина, – и что? Нашли?
– Нет. Но у них был первый экземпляр – рукопись.
– Лежит у него в Стрэтфорде в сундуке. Пусть пока лежит. Не надо сильно пугать великого драматурга.
– Ага, – злорадно произнес владелец лавки, – а может и надо было. Да поздно.
– Кто-то другой украл рукопись? – мужчина поднял одну бровь.
– Нет. Они просто-напросто решили рукопись издать. Сами. А почему нет? Что их должно сдерживать? Вообще не пойму, почему они этого не сделали раньше.
– Я догадываюсь, почему они не делали этого раньше и делают сейчас, хоть и не ожидал от Шекспира такой меркантильности.
– Дружок подбил. Филд уговорил. Мы, издатели и книжные торговцы, совести ведь не знаем. Нам бы денег выручить и побольше. Филд постоянно уговаривал Шекспира издать сонеты. Добился своего. Молодец. Завидую.
– Завидовать нечему. Они не выйдут.
– Почему?
– Я против.
– В них действительно спрятан тайный смысл? Недаром их изъяли при обыске у Тобба. Заговор Эссекса? Тайные знаки? Предсказания? Это не сонеты вовсе? – перечислял молодой человек, поблескивая глазами и чуть не облизываясь.
– Думай, что хочешь, – перебил его мужчина в плаще, – тебя сие не касается. Но за информацию спасибо. Пойду, поговорю с драматургом.
– Отговаривать будете? – хмыкнул его собеседник.
– Отговаривать, – подтвердил мужчина.
– Забрать у него из сундука первый экземпляр – и дело с концом!
– Нет, место надежное. Пусть лежит там. Да поэт может стихи и наизусть помнить. Лучше объяснить ситуацию по-хорошему. Насколько это возможно, конечно.
– Он вас испугается, – кивнул владелец лавки. – Вы так вечерком к нему придите, в этом вашем черном плаще. Шляпу надвиньте поглубже. И говорите голосом, знаете, таким, загробным. Прям будто бы из самой могилы идет, – он с явным удовольствием провел по корешкам книг и хотел продолжить, но мужчина его перебил.
– Помолчи. Все это описывай в своих книгах, а я и сам знаю, что делать, – он подошел к столу, взял одну из книг про мертвецов из-под руки молодого человека и вышел на улицу.
– Стало все-таки интересно, – пробормотал торговец, любовно поглаживая книжки.
Мужчина продолжил свой путь. Теперь он лежал к окраине Лондона. Туда, где располагалось все это скопище театров, ярмарок и прочей ерунды, призванной морочить людям голову. «В его советах есть здравое зерно, – подумал он, – прийти надо действительно с наступлением темноты, закутавшись в плащ. Объяснять, кто я такой, конечно, не стоит. Скажу, заинтересованное лицо. Точнее незаинтересованное».
Чтобы убить время он прошелся по мосту через Темзу к театрам и обратно. Потом обошел со всех сторон дом, в котором жил Шекспир. Изучил он его давно, но лишний раз посмотреть на окна не помешало бы. Стемнело. Оборванцы, бездомные и воры повылезали из своих щелей. Честные люди засели дома, не высовывая на улицу нос в такое время. Где-то рядом послышался звук открывающегося засова. Толстая женщина в фартуке вылила из таза помои. Запахло так, что он не смог больше оставаться на этом месте.
«Пора идти», – и мужчина пошел к дому напротив.
– Я к господину Шекспиру, – объявил он хозяйке, которая настороженно выглядывала из-за двери.
– Проходите. Второй этаж, – она распахнула дверь пошире и впустила его внутрь.
Под ногами заскрипели ступеньки. Он постучал и, не дожидаясь ответа, прошел в комнату. Уильям вскочил ему навстречу. Но он явно ожидал увидеть кого-то другого. Практически налетев на гостя, Уильям обнаружил не то, что хотел, и разочарованно отступил на шаг назад.
– Добрый вечер, – поздоровался он вежливо с посетителем.
– Здравствуйте, – мужчина тоже решил быть вежливым, – я по поводу сонетов.
– А, вы от графа Пембрука! Да, да, будут ему сонеты. Скоро.
– Нет, я не от графа. И как раз не надо, чтобы сонеты были. Вы ведь решили с вашим другом их все-таки напечатать, не так ли?
Уильям уставился на стоявшего перед ним мужчину. Описать его было бы крайне сложно: черный плащ и большая шляпа практически полностью скрывали и его фигуру, и лицо. Но что-то неуловимо знакомое слышалось в голосе. Оставалось непреодолимое ощущение, что Уильям его откуда-то знает.
– Решили напечатать, – подтвердил он.
– Я против, – веско сказал мужчина.
– Почему? – удивился Уильям и потрепал бородку. Ситуация переставала ему нравиться.
– Вам и самому прекрасно известно, что сонеты написаны другим человеком.
– Во-первых, не все. Часть моего сочинения. Во-вторых, другой человек умер. Но я согласен: печатать нужно только мои произведения.
– Нет. Печатать вообще ничего не нужно. Кто теперь сможет доказать, где там ваше, а где не ваше. И, между прочим, помните, другой человек, как вы выразились, не совсем умер.
– Как не совсем умер? – Уильям заметил книгу, которую мужчина держал в руке. «Ага, сумасшедший», – мелькнуло у него в голове.
– Исходите из того, что не умер. Точнее, не умерла. Мы же оба имеем представление, о ком идет речь. Так что объясните вашему другу, что сонеты вновь остаются неизданными. Пусть зарабатывает деньги другими вашими произведениями.
Мужчина развернулся и исчез из комнаты.
– Откуда он знает про Елизавету? – пробормотал Уильям. – Да откуда бы ни знал. Сонеты остаются в сундуке. Может, она оставила какие-то распоряжения на этот счет.
Глава 8. Влюбленный Шескпир. 1604 год
– Эх, Уилл, повезло нам, – Джеймс вздохнул, будто имел в виду «не повезло».
– Что ты хочешь сказать? – поинтересовался Уильям. – Вроде все твои волнения должны остаться позади. Новый король облагодетельствовал нас, лучше некуда.
– И верно. Теперь мы слуги короля.
– Что тебя не устраивает?
– Не хочется быть прислугой. Нас могут вызывать к королю по поводу и без повода. Давать спектакль, прислуживать за столом, являться во дворец по первому вызову.
– Не преувеличивай.
– Нам ткань прислали специальную для пошива ливрей! – возмутился Джеймс.
– Это так ужасно?
– Ходить в ливрее – да! Страшно. Мы не прислуга. Мы актеры. Да, у нас тут нынче театров в Лондоне слишком много. Мальчики-хористы, из которых составляют театральные труппы, теснят нас со сцены.
– Вот и радуйся, что сам король нас выделил. И никто не будет заставлять тебя прислуживать за столом. И ливрею вряд ли мы наденем хоть раз.
– Ошибаешься. Ткань прислали именно потому что нам надо будет несколько дней находиться во дворце. Приезжает посол из Испании. Мы должны изображать лакеев Его Величества, – Джеймс нахмурился. – Тебя это не смущает?
– Нет, – ответил Уильям, – точнее, конечно, я не в восторге от такого времяпрепровождения. Но и твоего настроения не разделяю, – он вспомнил, как несколько лет назад получал для своей семьи дворянское звание. – Это условности, Джеймс. Наш театр не станет из-за этого хуже или лучше. Наоборот, нам платят жалование из королевской казны.