Уильям полюбил Оксфорд. Мэри рассказывала ему об истории города, показывала во время прогулок красивые места, любимые ею с детства. Уильяму начало казаться, что он родился не в Стрэтфорде, а в Оксфорде – так хорошо он его узнал всего за два года. В Стрэтфорд он выбирался все реже. Единственный раз, когда ему пришлось это сделать не по собственной воле, был связан со смертью отца. Неожиданно пришедшее известие заставило Уильяма собраться в дорогу. Он никогда не чувствовал близости с отцом, но его уход стал для Уильяма ударом, который он пережил с трудом.
– Уильям, проходи. Рад тебя видеть, – произнес искренне Джон, пропуская Уильяма в дом. – Рассказывай, какие новости в столице.
– Все по-прежнему. Такое ощущение, что жизнь застыла. Ничего нового ни у кого не происходит.
– Как же? – удивился Джон. – У вас там и заговоры, и балы, и маскарады. Рождество, говорят, королевский двор праздновал целый месяц.
– Может быть, – хмыкнул Уильям, – не заметил. Заговор, правда, случился: хотели взорвать порох в том зале, в который должен был прийти король. Но его вовремя раскрыли. Как и в случае с Эссексом, планы заговорщиков провалились. Разве ж это новости? Последней новостью стала смерть королевы три года назад. Ни до, ни после, Джон, по-настоящему мир ничто не потрясало.
– Видимо, лишь проживая в таком захолустье, как мы, кажется, что эти события играют важную роль. Ты живешь в Лондоне и воспринимаешь их как должное.
– Наверное, – согласился Уильям, – но мне и моя жизнь не кажется интересной. Только когда я приезжаю к вам, она как-то меняется к лучшему.
За столом на время установилась тишина. Мэри пыталась найти слова, которые приободрили бы Уильяма, Джон подумывал предложить Уильяму купить небольшой участок земли, который продавал его брат. Сам гость размышлял о том, как скучно проходит его существование в столице, где основным развлечением были беседы с друзьями из театра за кружкой пива в таверне.
– Ты пишешь что-нибудь? – нарушила молчание Мэри. – Давно мы ничего не читали из твоих пьес.
– Да, собираюсь писать по заказу короля. Пока читаю об истории Шотландии. Думаю, ему будет приятно, если пьесу я посвящу событиям, происходившим на его родине.
– Вот видишь, как ты проводишь время, – Мэри всплеснула руками, – за чтением книг по истории Шотландии. А притворяешься, что тебе скучно. Потом будешь писать пьесу для самого короля!
– Он к этому привык, – встрял Джон, – постоянно ходит во дворец, видит Якова, как вот нас с тобой. Человек быстро ко всему привыкает.
– Верно, – кивнул Уильям, – постоянные развлечения теряют свою привлекательность. Тем более, развлекают не нас, мы развлекаем. Когда в город приходит чума, он пустеет – словно из театра уходят все зрители и актеры. Потом все начинается сначала. Постепенно Лондон опять наполняется людьми, представления продолжаются. Смерть не пугает, к ней привыкли и не видят в ней ничего страшного. Казни проходят при огромном стечении народа. Для них это тоже развлечение.
– Ты говоришь ужасные вещи, Уильям, – Мэри погрустнела. – Когда умер твой отец, ты очень горевал. Нельзя привыкнуть к смерти.
– Прости, Мэри, я тебя расстроил. Я имел в виду, что мы привыкли видеть смерть и перестали ее бояться. Конечно, когда вдруг она касается твоей семьи, тебя лично, мы внезапно понимаем, что значит терять близкого человека навсегда. Но человек странно устроен. После смерти сына я думал, буду проводить много времени с дочерьми, постоянно буду приезжать к ним, оставаться в Стрэтфорде подольше. А сейчас опять езжу туда редко. Они выросли без меня и уже совсем не дети.
– Ты переживаешь из-за этого?
– Пожалуй, нет. Вот, что плохо. Привык быть один. Думаю, и я им тоже давно не нужен.
– Это не так. Я уверена, – возразила Мэри, – ты им нужен. С таким отцом должно быть интересно поговорить, спросить совета.
Уильям засмеялся:
– Какой я советчик! Сам приезжаю к вам за советами. И говорить со мной им не о чем. Мой младший брат любит разговаривать о театре. Хочет, как и я, стать актером. Переехать в Лондон. А дочкам лучше говорить с матерью.
– Так к тебе приедет брат?
– Скорее всего, да. Я не пытался его отговаривать, потому что помню тот пыл, с которым сам рвался в Лондон. Устрою к себе в театр…
Уильям долго потом вспоминал ту поездку в Оксфорд. Он словно предчувствовал, что она станет для него особенной. В этот раз с Филдом поделиться было нечем: разговоры о жизни и смерти его не особенно интересовали.
Летом в город пришла чума: Уильям будто предугадал ее скорое появление. Но выехать на гастроли театр сразу не смог. В загородных дворцах короля им повелели давать представления в связи с пребыванием в Англии брата его жены. Жена Якова родом была из Дании. А датчане славились своим умением повеселиться. Король Дании Христиан Четвертый приехал с большим количеством подданных. Яков не хотел упасть в грязь лицом и созвал для развлечения родственников всех, кого мог, включая театр «Глобус».
Датчанам все равно было скучновато. И увеселения продолжались круглые сутки, несмотря на свирепствовавшую в Лондоне чуму. Столы ломились от яств и напитков, актеры ставили каждый день новые спектакли, музыканты играли свои произведения, устраивались танцы и маскарады.
Уильям скучал по Мэри, по спокойным вечерам в Оксфорде и проклинал про себя активных родственников королевы.
– Как они не устают? – спрашивал он Джеймса. – Еле, порой, на ногах стоят.
– Ты видел, они падают лицом прямо в тарелки. Их платья все в пятнах от вина и жира, капающего с мяса. Удивительная нация.
– Когда они уезжают домой, не знаешь? Когда нас отсюда выпустят?
– Неизвестно. Спросить не осмеливаюсь. Пока велят находиться при дворе. Мы не имеем права ослушаться: у нас королевский театр.
– Я помню, – кивнул Уильям, – но я надеялся этим летом навестить Мэри и успеть съездить в Стрэтфорд.
– Планы пока придется отложить на неопределенный срок.
– Зачем мы им нужны, не пойму, – продолжал возмущаться Уильям. – Сама королева принимает участие в любительских постановках, которые организуют при дворе.
– Видимо, этого мало. Удовлетворить собственное тщеславие – одно, посмотреть на игру профессионалов, – Джеймс гордо выпрямил спину, – другое.
– Разве они замечают разницу? – ехидничал Уильям.
– Помолчи. А то обвинят в заговоре, и будешь на потеху совсем другой публике казнен на площади в Лондоне.
– Ты про то огромное колесо, на котором четвертуют осужденных?
– И про него тоже. Но методов довести человека до смерти теперь много: не знаешь, что и выбрать…
Датчане пробыли в Англии целый месяц. Но Уильяму показалось, они гостили год, не меньше. Он успел устать от их громких голосов и пьяного смеха. Во время спектаклей родственники королевы, не смущаясь, комментировали происходившее на сцене, вставали со своих стульев, чтобы взять очередную тарелку с едой или наполнить бокал вином, шумели, спотыкались, чертыхались и порой заглушали речь актеров.
В начале июля дворцы опустели. Звенящая тишина растеклась по залам. Актеров и музыкантов отпустили восвояси. Возвращаться в Лондон было по-прежнему опасно, и труппы сразу отправлялись гастролировать по стране. В первую очередь Уильям поехал в Оксфорд. Ему не терпелось увидеться с Мэри. Он не получал от нее писем, которые если и приходили, то в его квартиру в Лондоне. Рисковать возвращаться в город, где царила чума, он не стал.
Дороги были полны людьми, бежавшими от страшной болезни. Уильям продвигался к своей цели медленно, иногда не имея возможности обогнать длинные вереницы телег, двигавшихся в непонятном направлении. Он злился, бессильный предпринять какие-нибудь меры, чтобы ехать быстрее. Почему он так торопился, Уильям и сам не знал. Но неведомая сила гнала его в Оксфорд, и когда он наконец достиг своей цели, то вздохнул с облегчением.
Обычно Уильям приезжал на постоялый двор, устраивался в комнате, которую для него всегда держали свободной, и на ужин приходил в дом Давенантов. В этот раз желание увидеть Мэри было столь велико, что он сразу отправился в таверну, надеясь застать ее там. Она, как обычно, сновала между столиками. Ее нельзя было не заметить. Но что-то неуловимо изменилось в облике Мэри. Движения стали более плавными, смех не таким заливистым. Она немного располнела, и юбки уже не так лихо взлетали от ее движений.
Мэри увидела его и остановилась на полпути на кухню. Она сделала несколько шагов ему навстречу.
– Уильям! Я не ожидала тебя здесь увидеть, – произнесла Мэри негромко.
– И сам не знал, когда приеду. Мы развлекали датских родственников королевы. Целый месяц переезжали из одного загородного дворца в другой.
– Я писала тебе. Ты не получил писем?
– Я не был в Лондоне все это время. Там сейчас чума. Я не стал туда даже заезжать. Сразу поехал к тебе.
– Хорошо, – Мэри поправила растрепавшиеся локоны, – сейчас предупрежу, что отойду ненадолго, и мы с тобой сможем прогуляться.
Вскоре Мэри вернулась, они вышли на улицу и пошли в сторону реки.
– Мне нужно сказать тебе, Уильям, кое о чем. Я тебе писала в письме, но раз ты его не получил, то расскажу сейчас.
– Что-то случилось? – он начал беспокоиться.
– Да, – Мэри остановилась и посмотрела ему в глаза, – у нас будет ребенок.
– У тебя и у Джона? – переспросил Уильям, не совсем понимая, что она ему сказала.
– У меня и у тебя. Уильям, это твой ребенок. Я в этом уверена.
– Почему? – опять задал он глупый вопрос, продолжая находиться в каком-то непонятном состоянии.
– Женщина всегда знает, от кого у нее ребенок. Конечно, Джону я соврала. Вы мужчины в этом деле совсем не разбираетесь. Или не хотите разбираться. Короче говоря, ты не должен волноваться. Джон считает ребенка своим. Он будто и не замечает наших с тобой отношений.
– Но если ребенок мой, я бы хотел, когда он родится, видеться с ним, хоть иногда, – Уильям вспомнил про ребенка Элизабет. Наверняка, и она точно знала, чья это дочь. Но говорить ему об этом не хотела. Он вспомнил рано умершего сына. Горечь захлестнула его сердце. – Пожалуйста, Мэри, только не лишай меня общения с ним!