Публикация заканчивалась первыми 10 строчками второй части сказки (строкой «Сказка чередом пойдет…») в сопровождении еще одного отзыва:
«Но сказка пойдет чередом в другом месте: мы должны здесь остановиться. Приведенная нами первая часть творения г. Ершова достаточно оправдывает похвалу, которую поместили мы в ее начале, и может внушить всякому желание прочесть его до конца, подать надежду на истинное наслаждение и обрадовать появлением такого дарования. Полная поэма г. Ершова состоит из трех таких же частей, и в непродолжительном времени выйдет в свет особою книгою».
И действительно, 1 октября «Библиотека для чтения» в анонсе о новых изданиях сообщила о выходе книги, еще раз похвалив автора:
«Читатели наши, верно, не забыли удовольствия, доставленного им первой частью поэмы, напечатанной в „Библиотеке для чтения“, — писал анонимный рецензент, — теперь они могут утроить это удовольствие: все три части ее вышли из печати особой книжкой. Дело идет о поощрении юного и прелестного таланта вниманием к первому залогу будущих его успехов: русской публике не нужно говорить более».
Все три журнальных отзыва написаны в едином стилистическом ключе, в них видна одна рука; вместе с тем литературоведы пришли к согласному мнению: предисловие было написано самим О. И. Сенковским, редактором «Библиотеки» — арабистом и тоже профессором Петербургского университета. Никто никогда не оспаривал и оценки, выставленной им автору сказки, которая имела громкий успех. Между тем Белинский, который скептически отнесся к первым сказкам Пушкина и в конце 1834 года в газете «Молва» заявил, что, «…судя по его сказкам мы должны оплакивать горькую, невозвратную потерю» (это был отзыв — ни много, ни мало! — на «СКАЗКУ О ЦАРЕ САЛТАНЕ», изданную в 1832 году, и «СКАЗКУ О МЕРТВОЙ ЦАРЕВНЕ», опубликованную в 1834-м, в февральском номере «Библиотеки для чтения»), — Белинский в 1835 году писал о «знаменитостях, выдуманных и сочиненных наскоро самою „Библиотекою“…»: «А чем ниже Пушкина и Жуковского… Ершов?» Следует отдать должное проницательности критика — хотя в тот момент никто не поинтересовался, что стоит за его словами «выдуманных и сочиненных наскоро».
Ершов становится признанным литератором, его стихи публикуются — главным образом в «Библиотеке для чтения». Судя по всему, он неоднократно встречался с Пушкиным, который «пересмотрел» всю сказку и даже высказывал желание поучаствовать «в издании этой сказки с картинками и выпустить ее в свет по возможно дешевой цене, в огромном количестве экземпляров для распространения в России». По окончании университета, летом 1836 года Ершов уезжает на родину, в Сибирь, — в Тобольск, где, по протекции Сенковского и, возможно, Никитенко, был принят преподавателем в местную гимназию. В 1837 году Жуковский, сопровождавший наследника, будущего императора Александра II, в Тобольске представил ему Ершова и вслух произнес: «Я не понимаю, как этот человек очутился в Сибири».
В 1840-м и в 1843-м годах сказка дважды переиздается в Москве издателем Шамовым, с ведома, но без участия Ершова, по тексту первого издания, а вскоре после 3-го издания она была запрещена. После смерти Николая I (1855) запрет на издание сказки снят. В 1856 году выходит четвертое, исправленное и дополненное издание, в 1861-м — пятое, с новыми, дополнительными исправлениями; в этой редакции 1861 года сказка издается и впредь, вплоть до наших дней. Ершов умер в 1869 году.
Почти все исправления и дополнения заметно ухудшали текст сказки, а многие из них были ниже всякой критики. Именно это обратило на себя внимание пушкиниста Александра Лациса, который занялся исследованием ее текста и истории публикаций сказки. Им и была выдвинута версия пушкинского авторства «КОНЬКА-ГОРБУНКА», аргументы в пользу которой впервые были опубликованы в пушкинской газете «Автограф» в 1996 году, в его статье «Верните лошадь!». Лацис умер в 1999-м, за прошедшие после его смерти 12 лет количество аргументов в поддержку этой версии было удвоено, а его гипотеза стала реальностью: в периодике было несколько моих — и не только — публикаций о его открытии («Комсомольская правда», «Литературная газета», «Литературная учеба», «Литературное обозрение», «Московский комсомолец», «Независимая газета», «Новая газета», «Новые известия», «Парламентская газета»), в 2008 году на TV по каналу «Совершенно секретно» было показано мое интервью Станиславу Кучеру, где в основном шла речь о пушкинском авторстве сказки, а в 2009-м на TV по каналу «Культура» прошел фильм об этой пушкинской мистификации; наконец, вышли три издания сказки с восстановленным пушкинским текстом — в московских издательствах НПЦ «ПРАКСИС» (Александр Пушкин, «КОНЕК-ГОРБУНОК» ; М, 2009) и ИД «КАЗАРОВ» (Александр Пушкин, «КОНЕК-ГОРБУНОК» ; М., 2011, 2 и 3 издания).
В этой главе собрана вся известная аргументация в пользу версии Лациса и предложена реконструкция этой пушкинской мистификации.
II
Прежде всего — о том, мог ли Ершов вообще быть автором «Конька-Горбунка».
Мало кому известно (а я думаю, что, кроме профессиональных филологов, сегодня никто этого и не знает), что Ершов «написал» сказку, когда ему было 18 лет, и что до этого стихов не писал (если только не баловался стишками, как и многие другие студенты). В самом деле, Ершов родился 15 февраля 1815 года; Никитенко подписал цензурное разрешение на выпуск журнала с первой частью сказки 31 марта 1834 года, то есть вся сказка уже была к этому времени написана, что подтверждается и двойным похвальным отзывом Сенковского, и его предуведомлением, что сказка в ближайшее время будет издана в полном составе. Между тем сказка большая, в ней более 2300 строк — примерно столько же, сколько во всех остальных пушкинских сказках, вместе взятых. Стало быть, эта гениальная сказка — а она гениальна, если ее текст очистить от поздних исправлений и вставок (то есть если говорить о первопечатной редакции 1834 года), — и впрямь была «создана» 18-летним Ершовым — причем при обстоятельствах, отнюдь не способствовавших ее написанию.
Летом 1833 года у Ершова неожиданно умер отец, он с матерью остается практически без средств к существованию, и непонятно было, сможет ли он окончить университет (к этому моменту он закончил только два курса). Либо он создал «КОНЬКА-ГОРБУНКА» не позже первой половины 1833 года, либо он — в любом случае в 18 лет — действительно проявил невероятное самообладание, гениальные версификаторские способности и, преодолев отчаянье и безнадежность ситуации, осенью моментально написал эту остроумную и веселую сказку и отправил ее в печать.
И тут сразу же обнаруживается большое количество противоречий, необъяснимых с точки зрения авторства 18-летнего Ершова:
1) В истории русской (да, пожалуй, и мировой) литературы такой ранней и абсолютной гениальности, без многолетней предварительной подготовки, не бывало. Если Лермонтовым, самым ранним нашим гением, в 18 лет и был уже создан знаменитый «ПАРУС», его первые стихотворные опыты даже в собраниях сочинений приводятся с 14 лет ; Пушкин же, занимавшийся стихосложением с детства, таких мастерских стихов, какие имеют место в «КОНЬКЕ-ГОРБУНКЕ», в 18 лет еще не писал. Между тем лишь одно стихотворение Ершова датировано 1833 годом да под несколькими стоит условная дата «начало 1830-х годов», а если и в ранних стихах Пушкина и Лермонтова очевидно присутствуют черты большого таланта, то в первых стихах Ершова нет ни проблеска, ни малейшего намека на талант.
Стихотворная свобода, с какой написан «КОНЕК-ГОРБУНОК», остроумие и политическая мудрость, сделавшие эту сказку высокой литературой, делают честь и позднему, зрелому Пушкину. В то же время, если продолжать настаивать на авторстве Ершова, то придется признать, что 18-летний Ершов был «гениальней» 18-летнего Пушкина.
Возможно ли это?
2) Искусство поэтической речи, стихотворное мастерство, вкус, чуткость к слову, позволяющая угадывать словарь, который не уйдет из языка, останется в нем, — все это вырабатывается годами практики, труда и размышлений. Но жанр литературной стихотворной сказки — вообще один из самых трудных. Обычно поэты к нему обращаются в зрелом возрасте, набравшись поэтического опыта и жизненной мудрости и овладев версификационным мастерством свободно укладывать в стихи без какой либо деформации народные речения и обороты. Пушкин ведь не случайно свою первую сказку, «О ЦАРЕ САЛТАНЕ», написал в 32 года; наглядный современный пример — сказка Леонида Филатова «О Федоте-стрельце», написанная в 40 лет, хотя он с юности писал стихи и пародии.
Написав в 18 лет эту блистательную, мудрую, поистине лучшую русскую стихотворную сказку, Ершов проявил бы не просто гениальность, но сверхгениальность. Эта сверхгениальность 18-летнего Ершова взялась ниоткуда, чего просто не может быть никогда.
3) Мои оппоненты пытались приводить в качестве документального свидетельства авторства Ершова высказывание современника и одного из сокурсников Ершова по университету, востоковеда В. В. Григорьева. Характеризуя университетских преподавателей и, в частности, Плетнева, Григорьев вспоминал: «Он умел возбудить в слушателях охоту пробовать свои силы в разных родах литературных произведений и скоро на кафедре его явились студентские упражнения, о каких не могло быть и мысли, пока кафедра эта занимаема была его предшественником. Явился между прочими и писанный со скуки на скучных лекциях, неподражаемый по веселости и непринужденности „Конек-Горбунок“ Ершова».
Начнем с того, что Григорьев не входил в число близких друзей Ершова: его друзьями были Константин Тимковский, Владимир Треборн и Андрей Ярославцов, с остальными студентами он общался постольку поскольку; между тем никто из его близких друзей никогда ничего подобного не вспоминал — а должны были бы, если бы Ершов и в самом деле писал сказку на лекциях. Но можно ли понимать это «свидетельство» так, что Григорьев