— Кустики не нравится? — Зурлов ухмыльнулся. — Нет уж, курсант Лестев, будете работать, где поставили, а капризы оставьте до Земли, когда туда попадёте! И вообще: скажите спасибо, что вы трое возитесь с травой и прочей флорой здесь, а не на «Гагарине» или «Звезде КЭЦ», как прочие ваши сокурсники!
Серёжа насупился. Возразить было нечего — то, что они трое попали на практику не куда-нибудь, а в систему Сатурна, на знаменитую станцию «Лагранж», стало настоящим подарком судьбы. Который они, впрочем, честно заработали, заняв первые три строчки в списке лучших курсантов «юниорской» программы. А кустики… что ж, пусть будут кустики, и даже газонная трава. В конце концов, и на «Заре» его тоже не усадят в пилотский ложемент, а поручат какую-нибудь вспомогательную работу — возможно, тоже в рекреационном отсеке или даже на камбузе. Но это будет не так обидно. На корабле, и не каком-нибудь орбитальном грузовике, а тахионном планетолёте с лучшим во Внеземелье экипажем неважно, чем занимаешься и сколько тебе лет — всё равно ты самый настоящий космонавт…
Но «Заря» появится не завтра и даже не послезавтра — корабль пристыкуется к «Лагранжу» не раньше, через две недели. А пока придётся терпеть подколки Шадрина — и выполнять свои обязанности, какими бы они ни были, как делает это любой здесь, на станции. Серёже уже стало стыдно за свои слова насчёт кустиков — в самом деле, что за детские капризы? А ещё космонавт…
— Эй, Лестев! Ты что, заснул?
Серёжа повернулся — Зурлов закончил возиться с дюзами и теперь прикручивал на место шланг, идущий от топливного бака к блоку маневровых двигателей.
— Ключ на шестнадцать подай, не видишь, руки заняты?
Серёжа оттолкнулся от рамы «омара» и поплыл к стеллажам, где в особых ячейках хранились инструменты. Каждый их них был снабжён тонким шнурком, с карабином — во время работы его следовало прицеплять к чему-нибудь, чтобы инструменты не разлетались по всему ангару, так и норовя въехать кому-нибудь в затылок.
Передав Зурлову ключ, он устроился рядом, зацепившись ногами за раму буксировщика. Подобные мелкие работы в невесомости требовали куда больше внимания и усилий, нежели в зоне тяготения, например в жилом бублике станции. Там отвинченную гайку или снятую прокладку можно просто положить рядом с собой, а здесь, если не хочешь ловить потом по всему помещению. Так что лучше иметь под рукой помощника, готового подхватить, подержать, подать нужную вещь.
— Кстати, твой «Кондор» в порядке? — спросил Зурлов. — Давно проверял?
Серёжа насторожился — с чего это куратор вспомнил о скафандре? Их выдали «юниорам» на «Гагарине» перед отправкой в систему Сатурна. Здесь, на «Лагранже» скафандров хватает, самых разных типов — но им почему-то полагались индивидуальные, тщательно подобранные по размеру и телосложению. Может, дело в возрасте — он давно уже заметил, что к его ровесникам, «подрастающей смене», во Внеземелье относятся с особым пиететом, опекают, стараются, как могут, облегчить жизнь. Вот и со скафандрами так — стандартный «Кондор» или, скажем, «Пустельгу» не так уж сложно подогнать по себе, два часа работы, но всё же приятно, когда у тебя персональная космическая «броня». Но это и дополнительная ответственность: согласно строжайших правил техники безопасности, прикасаться к индивидуальному скафандру, обслуживать его, готовить к выходу в Пространство может только владелец — или, в их случае, куратор учебной группы, контролирующий каждый шаг своих подопечных. И правильно, между прочим — случись что, некого винить, кроме самого себя…
Но почему Зурлов спросил о Серёжкином «Кондоре» не где– нибудь, а здесь, в ангаре буксировщиков, да ещё и за час до вылета?
— Позавчера, вместе со всеми. — ответил он на вопрос куратора. — Плановый же осмотр был, вы распорядились! Скафандр в полном порядке, я в журнале сделал отметку, как полагается.
Зурлов кивнул, затянул соединение, щёлкнул тумблером течеискателя, проверяя герметичность, и повернулся к Серёже.
— А раз в порядке — чего ты ждёшь? Давай, готовь свой «Кондор» — старт через час двадцать.
— Так я что, с вами полечу? — Серёжа едва не поперхнулся от неожиданности. — В скафандре, на внешней подвеске?
Инструкции предусматривали и такой вариант — перевозку пассажиров на раме буксировщика. Серёжа, как и другие «юниоры» уже проходил инструктаж, и даже разок прокатился таким образом на «омаре» вокруг станции, в порядке тренировки. Но чтобы отправиться таким манером на Энцелад — об этом он и мечтать не смел!
Зурлов ухмыльнулся, без труда поняв, о чём думает подопечный.
— Перебьёшься. На втором сидении, внутри — решётки будут грузами забиты.
— А что мне надо будет делать?
— Вот спустимся, и узнаешь. И вот что ещё: закончишь со скафандром, ступай в каюту, собери вещи и упакуй в багажный контейнер. Имей в виду, на «Лагранж» ты вернёшься суток через трое, не раньше.
Если бы не невесомость — Серёжка сел бы там, где стоял, с размаху приложившись копчиком о пластиковое покрытие палубы.
— Я? Останусь внизу?
— У тебя со слухом плохо? — осведомился Зурлов. — Сказано же: останешься, на трое суток. Так что, будешь укладываться — лишнего не бери, только самое необходимое. Смену белья, щётку зубную, книгу можешь прихватить, хотя я бы не советовал — не до книг там будет. А вот дневник возьми обязательно, заодно проверю, как ты его ведёшь…
Серёжа кивнул. Дневник — общая тетрадь с лиловым казённым штампом Проекта на обложке, надписью «Лестев Сергей Игоревич, учебная группа 4 ’Б» — следовало держать при себе до окончания внеземельной практики. В дневнике следовало ежедневно фиксировать всё происходящее; на деле же Серёжа в последний раз открывал его дня три-четыре назад. Надо, как только он устроится там, внизу, срочно исправить это упущение — с Зурлова станется вписать в дневник грозное замечание, которое будет учтено при выставлении оценок за практику. Только вот как сделать это, не попавшись куратору на глаза? Десантный балок — это вам не каюта на «Лагранже», в нём лишний раз не повернёшься, не задев друг друга локтями. Но сетовать особенно не приходится — спасибо, что есть хотя бы это, и людям, занимающимся расчисткой вмёрзшего в ледорит «обруча» не приходится каждый раз мотаться на «Лагранж» и обратно.
Балки — на самом деле, автономные жилые модули, рассчитанные на восемь обитателей, — установлены в огромной полости, образовавшейся в ходе работ. Электроэнергию подлёдное хозяйство получало по высоковольтному кабелю, протянутый по пробуренной во льду шахте от компактного ядерного реактора на стройплощадке базы «Папанин».
— Вот вы говорите — будет не до книг. — осторожно осведомился Серёжа. Ему ещё не до конца верилось, что сказанное — не какая-нибудь особо изощрённая шутка. — А можно узнать, чем мы будем заниматься?
Зурлов откинул крышку серебристого металлического ящичка, прикреплённого к «лыже» буксировщика. Внутри оказался предмет, напоминающий очень большой револьвер. Рядом выглядывали из гнёзд головки патронов — двух цветов, красные и зелёные. Примерно половину внутреннего объёма ящичка, занимал прибор, похожий на обычный монокуляр, только с непривычно большим количеством кнопок и тумблеров.
— Знаешь, что это такое? Да ты возьми, не бойся, он не заряжен.
Серёжа послушно вытащил «револьвер» из гнезда. Дома, в Свердловске ему приходилось стрелять в тире — из духовушки, мелкокалиберной винтовки, спортивного пистолета Марголина, разок даже из «нагана» — и теперь он удивился, до чего неудобно сделана рукоятка этого незнакомого оружия. Слишком массивная, громоздкая, пальцами толком и не ухватишь… Вот и предохранительной скобы нет, а на месте спускового крючка выступает из рукояти большая ярко-красная клавиша…
— Это чтобы стрелять в скафандре. — объяснил Зурлов. Обычную рукоять в перчатках «Кондор» не ухватишь, а это — милое дело!
Серёжа кивнул и продолжил вертеть револьвер в руках. Так… ствол очень толстый, а отверстие в нём наоборот, скромное, внутри что-то стеклянно поблёскивает. Барабан гладкий, без продольных канавок, и непривычно массивный, словно сделан под охотничьи патроны двенадцатого калибра.
— А как эта штука заряжается? Шторка, как у «нагана», или весь барабан вбок надо откинуть?
— Надо его переломить, как охотничье ружьё. — Зурлов забрал револьвер и клацнул металлом, демонстрируя работу механизма. Серёжа заглянул в казённик — так и есть, патроны даже крупнее, чем он думал. Гнёзд в барабане всего четыре, а вот капсюлей на донцах гильз что-то не заметно.
— Выстрел производится при помощи электроспуска. — куратор словно прочёл его мысли. — В рукоятке никель– кадмиевый аккумулятор, при необходимости его можно извлечь и заменить, вот тут, сбоку защёлка. Но это нам пока не понадобится — заряда хватает на полсотни выстрелов, а нам придётся сделать не больше двух десятков.
— Так мы будем стрелять? — с надеждой спросил Серёжа. — А куда?
— Ты ещё спроси «в кого?» — Зурлов хохотнул. — Должен тебя разочаровать — электрических червяков, вроде тех, по которым твой приятель Монахов палил на Луне, не предвидится. Это, чтоб ты понимал, самый лазерно-спектрографический комплекс, с помощью которого мы будем изучать состав льда на Энцеладе. Новая модель, только вчера прислали с Земли грузовым контейнером — вот и опробуем его в деле!
II
Транспарант над аллеей, ведущей от памятника Мальчишу-Кибальчишу белым по красному сообщал: «Привет участникам Всесоюзного слёта юных космонавтов, астрономов и планетологов!» Точно такой же висел ив холле главного корпуса Дворца над кучкой экзотических деревьев и бассейном с золотыми рыбками — здоровенными, каждая не меньше ладони в длину. Третий пункт в этом коротком перечне появился только в этом году — что ж, жизнь не стоит на месте, и стремительное движение человечества в космос требует специалистов в новых областях. Профессии, о которых предыдущее поколение знало только из фантастики, теперь прочно обосновались в графах платёжных ведомостей, в брошюрках для абитуриентов и даже в списках кружков городских, районных и областных Домов пионеров и школьников. Специализированные ВУЗы и техникумы, готовят будущих работников Внеземелья, в традиционных институтах и университетах появились «космические» факультеты — вроде недавно созданного отделения планетологии при кафедре астрофизики и звёздной астрономии физфака МГУ. Наверняка многие из мальчишек и девчонок, съехавшихся на этот слёт, задумыв