нженера Лося или ультразвуковой всеразрушающей пушки подводной лодки «Пионер» не прошибёшь, приходится искать более убедительны обоснования для своих фантастических допущений. И тут главное — не перегнуть палку, иначе сюжет рискует превратиться в нечто занудное, понятное только тем самым заклёпочникам.
К чему это я? А к тому, что с точки зрения просветлённых свидетелей командирских башенок и адептов промежуточных патронов, всё, что творится вокруг меня — это бред, нелогичная чушь, шеренги роялей из кустов, попрание устоев здравого смысла, и вообще, такого не может быть, потому что не может быть никогда. И, знаете что? Порой я ловлю себя на том, что склонен с ними согласиться. В самом деле: из середины семидесятых со всеми их политическими дрязгами, холодными войнами и блоковым мышлением, от первых робких попыток обосноваться на орбите Земли и прощупать автоматическими зондами наших ближайших соседей — и вдруг гигантский скачок чуть ли не в преддверие «Полдня» братьев Стругацких, в Дальнее Внеземелье, к покорённому… даже не пространству, а подпространству! Ну, хорошо, пусть не покорённому, но уже работающему на человечество! И всё это — на техническом уровне начала восьмидесятых годов двадцатого века, слегка скорректированного гобийской находкой Ивана Ефремова — но в– основном, оставшегося тем же самым, разве что, сменившего ориентацию со смертоубийства в любых формах, на движение в Космос.
В «Стране багровых туч» старт «Хиуса» к Венере состоялся в 1991-м году, события «Пути на Амальтею» случились десятью годами позже, а ещё через десять лет человечество довольно уверенно чувствовало в системе Сатурна — читайте «Стажёров», там всё разложено по полочкам. Здесь до этих памятных дат ещё далеко, а мы уже освоились на Энцеладе, летаем, как к себе на работу, в Пояс Астероидов… Да это и есть работа — привычная, успевшая даже стать рутиной. Часа за полтора до отбытия с «Лагранжа» я собственными ушами слышал, как кто-то из планетологов жаловался Пьявко, что полёты к Кольцу с запусками зондов в щели Кассини, Лапласа и Гюйгенса, ему надоели — и не пора ли, наконец, покончить с осточертевшей рутиной, взвалив её хоть на сопляков-практикантов, а самим заняться чем-нибудь по-настоящему новым и интересным?..
Тогда я с трудом удержался от язвительных комментариев. Щель Кассини им, видите ли, неинтересна! Слышал бы это Станислав Лем (ныне, кстати, здравствующий и пишущий) и примерил бы их заботы на своего пилота Пиркса с его дознанием… Хотя, если подумать здраво, это как раз нормально: «героическая» эпоха освоения Внеземелья рано или поздно закончится, уступив место повседневщине, рутине — как романтику первых стройотрядов сменила в своё время обычная производственная текучка. И приведённый выше эпизод — не что иное, как первые симптомы этих, пока ещё неблизких, перемен…
Не раз и не два я возвращался к этой теме — и в дневнике, и в ночных бессонных мыслях, но всегда наедине с самим собой, хотя и появилась у меня слушательница, способная оценить их по достоинству и посочувствовать непростой судьбе попаданца, у которого уже голова лопается от всех этих парадоксов… Но нет, я стараюсь не грузить Юльку подобными вещами. Вот если бы поговорить об этом с И. О. О…
Прыжок от «Лагранжа» в Пояс Астероидов занял, если считать погрузку и выгрузку из «буханки», не больше получаса. И встречали нас на «Заре» отнюдь не как героев, вернувшихся из далёкого и опасного путешествия, а как коллег, смотавшихся быстренько в служебную командировку на пару дней — и явившихся, как положено, в бухгалтерию, сдавать отчёт вместе с приложенными к нему чеками и железнодорожными билетами. Вот скажите, только положа руку на сердце — что это, как не скучнейшая скука и самая что ни на есть рутинная рутина?..’
«…Рутина, говорите? Только не в этот раз. Ровно за десять минут до прибытия ’буханки» из зеркала, возникшего пустоте в трёх тысячах километров от «Зари» вынырнул «Фубуки». Честно говоря, я лелеял слабую надежду, что Стивен что-то напутал, или же Гарнье в последний момент прислушается к голосу разума и отменит экспедицию — но нет, всё напрасно. Первый тахионный планетолёт совместной англо-японской постройки прибыл в пункт назначения.
Всё же прав Леднёв: французский астрофизик если не гений, то очень к тому близок. «Фубуки» вышел из прыжка менее, чем в полутора тысячах километров от висящего в Пространстве великанского «звёздного обруча» — несоизмеримо ближе, чем в своё время «Заря». Конечно, следует учесть, что мы тогда прыгали вслепую, тогда как японские астронавигаторы имели возможность воспользоваться сигналом приводного радиомаяка (нами же и установленного!) — и всё равно, продемонстрированная ими точность впечатляла.
Если кто-то ожидал, что «Заря» кинется на перехват незваного гостя, попробует оттеснить его от «обруча», как делали это советские пограничные катера, выдавливая в нейтральные воды суда-нарушители — то он ошибся. Космические корабли слишком хрупки и громоздки, и до прямого противостояния, как в годы холодной войны, дело не дошло… и, надо надеяться, не дойдёт.
Увы, первый раунд этой партии остался за нашими оппонентами. Пока мы швартовали «буханку», пока пассажиры перебирались с грузовика на корабль, пока я торопливо пересказывал Волынову содержание беседы с Шарлем, японцы времени не теряли. «Фубуки» запустил тяговые двигатели и двинулся к «обручу». Мощные оптические преобразователи даже с такого расстояния позволяли разглядеть некое копошение на корпусе планетолёта — это, к гадалке не ходи, готовили к старту буксировщики. Зачем? О том, чтобы зацепить кольцеобразную махину и куда-то её оттащить, не могло быть и речи — с подобной задачей не справилась бы и сотня планетолётов, подобных «Заре» или «Фубуки», не то, что несколько крошечных «омаров». Скорее всего, заявил Леднёв, (он явился на ходовой мостик, едва выйдя из переходного шлюза) Гарнье намерен установить на «обруче» оборудование, предназначенное для блокировки тахионного зеркала — вроде того, что стоит сейчас на других «обручах». На скептическую реплику капитана — как можно несколькими приборчиками воздействовать на такую громадину? — Валерка пояснил, что размер, как и мощность, потребляемая оборудованием, значения в данном случае не имеют. Небольшая, размером с письменный стол, установка, снабжённая слабеньким источником питания, наводит в массиве «обруча» какие-то там колебания, которые в момент возникновения «зеркала» порождает в нём явление тахионного резонанса — всего на миллисекунды, после чего процесс становится самоподдерживающимся, черпая энергию прямиком из установившейся «червоточины». Подобная аппаратура создана Гарнье на основе его разработок в области получения энергии из «обручей». Он далеко обогнал в данной области астрофизиков Проекта — и теперь у нас, мало того, что нет аналогичной аппаратуры, но мы даже не представляем, как ей противодействовать. Единственное средство, которое тут может оказаться эффективным — это убрать тахионные резонаторы с поверхности обруча. Но вряд ли японцы «Фубуки» будут просто смотреть на это и не предпримут попытки помешать…’
«…Капитан, не тратя лишних слов, предложил лететь к ’обручу». Предложение адресовалось мне, как наиболее опытному пилоту «буханки» — не буксировщики же отправлять на такую дистанцию? Впрочем, «омар» тоже полетит с нами — Юрка-Кащей уже выводит аппарат наружу, чтобы прицепиться снизу к нашему грузовичку. Кузов «буханки» на этот раз останется пустым — предложение Леднёва взять с собой пару человек в «Кондорах», капитан отверг, как необоснованное и отдающее авантюризмом. Я с ним согласен, нечего им там делать. Да и нам лучше бы подождать с визитом пока «Фубуки» не обозначит своих намерений, Леднёв об этом и слушать не желает. Всё-таки он научный руководитель экспедиции — хотя Волынов дал согласие без особого энтузиазма. Наш капитан — мудрый человек и, как я подозреваю, уже прикидывает, какими осложнениями обернётся эта встреча среди звёзд…
Леднёв летит с нам. Я посоветовал, было, ему облачиться в скафандр и забраться в кузов — но увы, понят не был. Ну и ладно, было бы предложено…
…Возле шлюза нас встретила Юлька в «Скворце» (и когда только успела натянуть?) и заявила, что отправляется с нами. Но сочувствия не встретила — я заявил, что в кабине и вдвоём-то тесно, а втроём будет и вовсе не развернуться; Леднёв же командным, с металлическими нотками, голосом потребовал, чтобы она немедленно отправлялась в лабораторию и садилась за аппаратуру. Задача — постоянное наблюдение за «обручем» во всех диапазонах, включая тахионную сигнатуру. На корабли внимания ноль, добавил он, за ними проследят с мостика, с помощью корабельных радаров. Компене ву?[2]
Чего ж тут не понять? Юлька фыркнула, развернулась на каблуках, — что не так-то просто проделать в массивных башмаках «Скворца» — и удалилась. «Ох и будет мне вечером, тоскливо подумал я, но тут створка люка разошлись, и нам разом стало не до всего, не относящегося к предстоящей вылазке…»
«…Середа с помощниками уже закончили крепить к корме „буханки“ спаренные трубы твердотопливных бустеров. Их применяют в тех нечастых случаях, когда требуется быстро разогнаться и дальше лететь по инерции. В нашем случае, когда бустеры отгорят, включится в работу маршевый двигатель — это сочетание позволит преодолеть четыре с половиной тысячи километров до „обруча“ меньше, чем за час, и за такое же время вернуться обратно. Расплачиваться придётся довольно приличными перегрузками на старте, от чего мы все уже успели отвыкнуть — современные „батутные“ технологии, ионные маршевые двигатели кораблей и слабосильные движки буксировщиков нечасто подкидывают подобные испытания. Но нет худа без добра — перегрузки хотя бы заставят замолчать Валерку, который, едва забравшись в правый ложемент, не перестаёт сыпать соображениями насчёт того, что задумал Гарнье. Нет, это всё важно — но можно потом? Стартовать и разгоняться нам предстоит на ручном управлении — вот отстрелим выгоревшие ускорители, тогда пусть говорит, сколько угодно…»