Вот интересно, а больше рейхскомиссару Украины и обер-президенту Восточной Пруссии больше нечем было заниматься, кроме как выяснять настроения пехотных обер-лейтенантов? Тем более, что гауляйтер — должность партийная, административная, а не военная, что ему настроения в пехоте?
Гладков продолжает:
Как рассказывал впоследствии Кузнецов Лукину, а Лукин автору, Кох, узнав, что Зиберт его земляк, оживился, припомнил, что еще задолго до войны приезжал как-то охотиться в имение князя Шлобиттена и видел там какого-то юношу-служащего. Словом, Кох почти что узнал этого молодого человека в сидящем сейчас перед ним заслуженном офицере. Увы, к сожалению, изменение настроения рейхскомиссара к лучшему никак не отразилось на повышенном внимании, с каким взирали на посетителя три пары человеческих и одна собачьих зорких глаз…
Это у становится действительно подозрительным. В молодом человеке (вообще-то, Кузнецову уже 32 года, человек, конечно, молодой, но и не юноша вообще-то) слишком многие узнают того самого помощника управляющего имением. Вот и Куета пишет:
После нескольких приятных встреч Шмидт познакомил герра офицера с адъютантом гауляйтера майором фон Бабахом, стал между ними своеобразным связным.
«Как-то фон Бабах, — пишет Н. Гнидюк, — сказал Кузнецову:
— А я тебя, Пауль, уже давно знаю.
Николая Иванович удивленно посмотрел на майора:
— Это откуда же?
— Боже, какая у тебя короткая память! Еще до войны мы с гауляйтером не раз ездили в леса под Кенигсберг на охоту. Это было, не припоминаю точно, в тридцать четвертом или тридцать пятом году, там, в имении Шлобиттена, мы и познакомились с твоим отцом Отто (чья ошибка? — Г. К.) Зибертом, бывшим управляющим этим чудесным хозяйством. Не так ли, господин обер-лейтенант?»
В общем, легенда настолько удалась, что даже странно, не правда ли? Но вернемся к аудиенции. После подробного расспроса о боях на Востоке (а Кузнецов-то откуда о них знал? Он же на фронте ни дня не был. Это провал!) Кох разрешил Довгер остаться в Ровно, а какому-то обер-лейтенанту, которого видел первый раз в жизни, взял, да и выложил о готовящейся грандиозной операции под Курском. Какие болтливые эти рейхскомиссары!
Т. Гладков:
Кох проникся симпатией к молодцеватому обер-лейтенанту, признал в нем земляка и доверительно рассказал, что фюрер готовит большевикам сюрприз под Курском.
Небольшое лингвистическое отступление. С Кузнецов:
«…Фрейлейн Довгер не заслуживает такого критичного отношения со стороны администрации», — учтиво добавил Пауль, пользуясь только исконно берлинским диалектом.
И, не замечая противоречия, пишет дальше о том, как Зиберт рассказал, что родился в Восточной Пруссии, а Кох вспомнил, что бывал в Шлобиттене и опять же узнал в Зиберте юного управителя. И причем тут «исконно берлинский диалект» у коренного пруссака?
Создание мифа — дело сложное. Нет-нет, да и упустишь какие-то «мелочи», которые с головой выдадут нереальность ситуации, ее литературность и умозрительность. А проблема состоит в том, что сам-то Эрих Кох родился в Рейнской области и гауляйтером Восточной Пруссии стал только в 32 года — в 1928 году, бывая там наездами. Логично было бы, чтобы Зиберт говорил с ним на прусском, а не на берлинском диалекте. Вот тогда бы он, может, и «признал бы в нем земляка». Но вот на каком из прусских?
Имение барона Шлобиттена находилось неподалеку от Эльбинга в Восточной Пруссии[22]. Так что, судя по географическому положению родного Эльбинга, обер-лейтенант Пауль Зиберт должен был использовать верхнепрусский, оберландский диалект. Но в Пруссии говорили на двух диалектах (есть еще и нижнепрусский), которые значительно отличаются друг от друга, так что уроженец Рейнской области рейхскомиссар Украины Эрих Кох должен был быть незаурядным языкознавцем, что твой профессор Хиггинс. И, возможно, даже удивиться, с какой стати коренной пруссак Зиберт вдруг заговорил на Berlinerisch.
Ну и милая сказочка, как о пытный нацист всей душой полюбил «молодцеватого обер-лейтенанта», которого видел в первый раз в жизни. И не просто полюбил, а взял, да и раскрыл ему секретнейшие планы ОКВ, в которые и сам-то вряд ли был посвящен: где рейхскомиссар Украины и где наступление под Курском? А если Кох краем уха что-то и слышал, то с какой стати решил похвастаться осведомленностью перед незнакомым пехотинцем? Ну, верьте, верьте. Кстати, в книге Медведева нет и намека на какое-то наступление, о котором сообщил Кох Кузнецову. Откуда эта информация? Но это настолько популярный апокриф, что в нем мало кто сомневается, хотя сшитые на скорую руку швы трещат и рвутся от элементарного отсутствия логики.
Эта легенда настолько прочно вошла в пантеон невиданных подвигов «разведчика № 1», что повторяется из книги в книгу, из сюжета в сюжет. Мысль, что бывший таксатор элементарно струсил совершить самоубийственный акт — что вполне объяснимо и нисколько не осуждаемо! — никому почему-то в голову не приходит. Иначе с чего бы, получив такую потрясающую информацию о наступлении под Курском, руководство решило бы Кузнецова расстрелять?
Г. Куета:
Николай Владимирович Струтинский в беседе со мной признался, что… Медведев получил приказ: за невыполнение важнейшего задания Кузнецова-Грачева расстрелять. Какими действиями и доводами Дмитрию Николаевичу удалось отстоять Николая Ивановича — неизвестно. …Несостоявшееся покушение на рейхскомиссара Украины, которое планировалось на самом верху и не исключено, что согласовывалось с самим Сталиным, требовало убедительных объяснений, за срыв задания кто-то должен был понести самое суровое наказание. А кто виновен? Понятно, исполнитель. Думать нечего — к высшей мере этого труса.
Слава богу, все обошлось, «Пуха» простили. В конце концов, он принес от Коха весьма важное сведение — о подготовке немцев к большому наступлению на Курской дуге.
Т. Гладков:
Сам Медведев полагал, что Кузнецов принадлежит к людям особого склада, способным во имя Родины пойти на самопожертвование: «…я не сомневаюсь, что не совершил он акта возмездия над Кохом потому лишь, что не хотел идти на бессмысленный риск. Я был уверен, что если в его судьбе еще наступят минуты, когда нужно будет во имя победы пожертвовать жизнью, — он сделает это, не задумываясь».
А история о том, как наступление немцев под Курском было сорвано, намного проще, чем внезапная симпатия гауляйтера Коха к молодцеватому обер-лейтенанту.
Курская дуга — одно из самых известных донесений Пауля Зиберта, да вот незадача: о наступлении под Курском стало известно не из болтовни рейхскомиссара Украины Коха, а из переписки немецкого генерала фон Вейхса, который, собственно, операцию «Цитадель» и планировал. А прочитали эту переписку и переправили ее в СССР члены «Кембриджской пятерки», конкретно — Джон Кэрнкросс, английский дешифровальщик: английская разведка, взломавшая код «Лоренца» (немецкой шифровальной машины), делилась информацией с союзниками. И поступила эта информация еще в апреле 1943, практически сразу после решения о проведении операции: приказ был подписан Гитлером 15 апреля 1943 г.
Данные о готовящемся наступлении также передавала в ГРУ «Дора» — группа Шандора Радо. На этом фоне довольно забавно звучит утверждение Судоплатова: «По заданию Ставки информация Кузнецова о подготовке немцами стратегической наступательной операции была перепроверена и подтверждена посланными нами в оккупированный Орел разведчиками Алексахиным и Воробьевым».
Если учесть, что аудиенция у Коха состоялась 31 мая, а операция «Цитадель» началась 5 июля, то понятно, что первооткрывателем Кузнецов-Шмидт-Зиберт тут никак не был, максимум — одним из источников и далеко не самым ранним. Но верят поколения читателей в такой простой и незамысловатый способ сбора разведданных — прийти к нацистскому бонзе, а там уже он сам выложит все, что надо…
Почему и зачем нужно было создавать такой неуклюжий миф — чуть позже. А пока…
Вторая сенсация в списке потрясающих достижений «легенды советской разведки» — раскрытие тайны «Вервольфа», ставки Гитлера под Винницей.
Тамара Малиновская в издании «Факты» утверждает, что первой сообщила о размещении ставки фюрера в этом районе группа Шульце-Бойзена[23].
Официальная же версия советской историографии, гласит, что Кузнецов и его соратники в апреле 1943 по карте взятого в плен майора-связиста Гаана установили местонахождение секретного объекта, доложив об этом в Москву. Все просто: нашли карту с прочерченной красной линией, нажали как следует на незадачливого майора — по законам военного времени! — и он конечно же сообщил, что эта красная черта — есть линия связи. Небольшое мысленное усилие и — опа! — вот оно логово Гитлера! Мы же помним: в разведке мелочей нет! В общем, немецкие контрразведчики были удивительные лохи, не смогли самого фюрера укрыть от глаз диверсантов в лесах под Ровно.
Справка:
«Вервольф» (Werewolf — волк-оборотень) — ставка Гитлера около посёлка Стрижавка под Винницей. 15 марта 1944 года входы в бункер были взорваны отступающими немецкими войсками, а вовсе не разбомблены советской авиацией, как об этом сообщают биографы. Гитлер посещал эту свою ставку трижды по паре месяцев, последний раз — в сентябре 43-го.
Но главное достижение «Пуха» — срыв операции «Длинный прыжок», Unternehmen Weitsprung, покушения во время Тегеранской конференции на Большую тройку: Сталин, Черчилль, Рузвельт. Правда, версия Гладкова довольно сильно расходится с версией Судоплатова. Гладков утверждал, что штурмбаннфюрер СС Ульрих фон Ортель обещал привести персидский ковер Марии Микоте (двоюродной сестре Лидии Лисовской, о которой речь впереди. Обе женщины работали на советскую разведку). А Судоплатов выдвинул версию, что с самим Кузнецовым за долги хотел рассчитаться ковром некий немецкий офицер Остер — имя, которое больше нигде не встречается: