[2] начала. Начитается газет, насмотрится разных ток-шоу… Плюс – в Интернете погуляет по соцсетям и ну выдавать пароксизм за пароксизмом[3].
– У, какая продвинутая бабка, – заметила невролог Лизавета Хмельницкая.
– Про пожары в развлекательных центрах, – продолжил Петр, подмигнув Лизавете, – захваты заложников да авиакатастрофы разные. Ну, сердечко и соскакивало с ритма. В стационар ее увезешь, там за день ритм восстановят, к концу недели она снова дома, снова телик смотрит да газеты читает… Короче, требовалось сделать что-то радикальное, чтобы оборвать череду бабкиных мерцаний. Все на ушах от этой бабки уже были. И решил я привлечь к делу старую забытую психотерапию.
Настала очередь возмущаться Матарасу:
– Какую? Старую? Забытую? Да она моложе всех других специальностей и дисциплин, вместе взятых. Она – девушка на выданье! Девственница, можно сказать!
На Матараса зацыкали, и он вскоре умолк, а Петр, отправив в рот порцию салата, продолжал:
– Приехал к ней на вызов с пакетом, перевязанным красной атласной ленточкой. Лестничная площадка пропахла корвалолом. Обстановочка еще та… Вхожу, как маг и волшебник. Ну, приступ сняли на второй инъекции новокаинамида…
– Свечи зажег, помахал павлиньими перьями, – не унимался Матарас. – Благовония всякие распылил по квартире.
– Вы, говорю, Прасковья Антипьевна, по гороскопу Овен, значит, и охранять вас будет планета Марс, бог войны. Распаковал пакет, а там оказался армейский ремень. Продырявил его в нескольких местах, магические крестики накорябал. Говорю, не снимайте ни при каких обстоятельствах, наденьте на голое тело, и приступов больше не будет. Она вся затрепетала, прониклась торжественностью момента, надела, и приступов больше не было.
– Дешевый трюк, кстати, – вставил Матарас. – Я бы придумал что-нибудь более оригинальное. Типа заклинания племени Тхапуту.
На него снова зацыкали.
– Концовка у этой истории печальная, – подытожил Петр. – В апреле как-то в некоторых домах отключили воду, и направилась наша Прасковья Антипьевна в баню.
– Как? – вскрикнул Серж. – И здесь баня? Не может быть. Неужто опять со жмуриком? Прямо банно-прачечный криминал какой-то. Вы сговорились, что ли?
– И в бане бабушка сняла ремень, – обреченно продолжал Петр, чувствуя нарастающее раздражение. – Не будет же она в нем мыться. А не следовало этого делать. Без ремня, как нам рассказали те, кто ее видел, она прожила буквально несколько секунд. Вызвали нас… Я ехал и словно чувствовал – сердце было не на месте. Приезжаем, а она лежит поперек женской раздевалки.
– Вот вам сила психотерапевтического внушения, – подчеркнул Левчик Матарас, наполняя свою рюмку. – А Петро не до конца прочувствовал всю ответственность, которую на себя возлагает. Отнесся халатно, так сказать… В результате чего бабка пострадала.
– Ты убил бабку, – заметил патологоанатом Жора Рябухин. – Убивец! Ты ее фактически мне на стол положил! Надо было предусмотреть все варианты развития событий.
– Что вы накинулись на него! – встала на защиту бывшего мужа Элла. – Все варианты предусмотреть невозможно. Бабка сама сняла ремень, и точка! Зато на несколько месяцев «Скорая» получила передышку.
Карман чужого плаща
Матарас припомнил следующий случай из практики, вновь сконцентрировав внимание на себе. Взрыв женского смеха, последовавший буквально через пару минут, свидетельствовал, что и этот рассказ пришелся аудитории по вкусу.
Лишь один человек не участвовал в этом круговороте веселья, в какофонии эмоций и воспоминаний.
Глеб Царегородцев по прозвищу Царь. Высокий, нескладный, с выдающимся греческим носом, он и в институте всегда немного дистанцировался от тусовок, слыл молчуном и отшельником. Отвечал невпопад. Когда все падали от смеха, искренне недоумевал, отчего так весело. Что другие обычно схватывали на лету, он просил разжевать и прояснить. Как говорили тогда на кафедре патанатомии – препарировать. Эта странность ничуть не помешала ему стать оперирующим урологом высшей категории.
– Что он здесь делает? – недоумевала Элла. – Так тоскливо посидеть за фужером он мог и дома, не платя этих денег. Или урологи сейчас много зарабатывают? Как к такому… йети люди вообще на прием приходят, как доверяют свои интимные подробности?
– Как вы жестоки, Элла Леонидовна! – с иронией заметил Петр. – Может, как специалист он выше всяких похвал. И сейчас, на празднике воспоминаний, отказываете коллеге в удовольствии посидеть среди однокурсников, послушать тех, с кем когда-то учился. Ну и что, что не участвует, не хохочет до колик? Ну и что, что молчалив? Мы разные, поэтому и не вымерли от однообразия до сих пор.
– Да, мы разные… – загадочно протянула бывшая супруга. – Кто-то оперирует, кто-то треплется перед аудиторией, кто-то убивает, кто-то насилует… Ты прав, мы все разные. Двух одинаковых не найти.
– Я не это имел в виду, – попытался оправдаться Петр, в планы которого не входило ссориться.
– Знаю я, что ты имел в виду, – перебила Элла. – Ты в курсе, что у Царя на уме сейчас? Может, он вынашивает план убийства?
– Ты прямо как НКВД. Если кто не шагает в ногу со всеми, значит, враг.
Элла собралась что-то возразить, но в этот момент поднялся со своего места гинеколог.
– Мужики, кто со мной покурить? – предложил он. – Обсудим первые впечатления, заодно наметим планы на вечер, распределим роли.
– Что? Ты уже сценарий написал? – внезапно поинтересовался молчавший до этого Глеб. – И какую же роль ты предложишь мне? Колись, я должен порепетировать.
– Обижаете, Царь-батюшка, – мгновенно сориентировался «сценарист». – Трон по-прежнему ждет вас, палаты убраны, дьяки и придворные тверезые…
Кто-то захохотал, а Петр почувствовал, что ему не хватает прохлады, и поднялся. Накинув плащ, вышел вслед за Сержем на палубу.
Признаться честно, общество гинеколога Петра не очень притягивало, когда-то все разговоры Гамаюна сводились исключительно к женщинам. Во время перерыва на любой из лекций вне зависимости от дисциплины и темы он мог тебя перебить горячим шепотом: «Глянь, какие ягодички мимо фланируют, к ним бы мои ладошки добавить, уж я бы не терял времени даром! А там, смотри, какой лобок выпирает, сечешь? Никакими джинсами не скрыть».
Кареглазый брюнет с аккуратными усиками и бакенбардами, он нравился почти всей женской половине курса. Ему бы эполеты да гусарский мундир – получился бы вылитый поручик Ржевский.
И сегодня, надо отдать должное, именно Серж обеспечил двухпалубный теплоход с комфортабельными каютами по очень демократичной цене.
– По-моему, все идет нормально? – поинтересовался Серж, угощая Петра сигаретами. – Главное, чтобы не нахрюкались раньше времени.
– А и нахрюкаются, так каюты под боком, сразу баиньки.
– Стоило встречаться с однокурсниками, чтобы сразу баиньки?! Петро, где твоя былая романтика?
Петр затянулся, выпустил дым и спросил о том, что его действительно интересовало:
– Ты лучше скажи, каково это – пятнадцать лет гинекологом? Смотреть тридцать раз за прием туда, куда нормальному мужику вообще смотреть не полагается. Как после этого на жену-то?
– Ну, во-первых, поэтому я и не женюсь. Нет жены – нет проблемы. Все заработанное трачу исключительно на себя, любимого, – с этими словами Серж поправил на левом запястье дорогие швейцарские часы.
Лишь однажды Петр видел точь-в-точь такую же модель у известного нефтяного магната. Тележурналисты тогда озвучили цифру – то ли десять, то ли пятнадцать тысяч евро.
– А во-вторых что? – скользнув взглядом по часам, поинтересовался Петр.
– Во-вторых, не только я туда смотрю, есть еще… не менее глазастые. Взять того же Царя Глебушку. Представляешь, приходит ко мне одна… после его осмотра… ресницы до пола, педикюр… Болтливей Матараса раза в два, кстати. И ну рассказывать, как она очаровала нашего Глебушку.
– И как же?
– Так очаровала я его, доктор, что он меня… – Серж оглянулся по сторонам и продолжил вполголоса: – …Что он меня без перчаток посмотрел. А это, между прочим, приравнивается к интиму во время приема, – глубокомысленно изрек Серж и, заметив вышедшую покурить однокурсницу, извинился и отошел к ней.
В этот момент Петр нащупал в кармане какую-то бумажку. Вытащил, развернул и поначалу ничего не понял. «Th10» означало 10-й грудной позвонок. Но откуда у него в кармане взялась эта запись? Он точно помнит, что ничего подобного в карман не засовывал. Пошарил по другим карманам. Ключей от машины и сигарет не было! А что, если он перепутал плащ? Хозяин сейчас не найдет своей одежды на прежнем месте, выйдет на палубу и… Вот будет кадр! Это ж надо так нахрюкаться!
Он так ушел в свои размышления, что не заметил, как к нему подошел Жора Рябухин. Когда тот положил ему руку на плечо, Петр вздрогнул. Лишь разглядев рыжеватые кудри, успокоился. Над самым ухом прозвучало:
– Ты все еще не бросил эту дурацкую затею?
– Ты курево имеешь в виду? – уточнил Петр. – Не бросил, но собираюсь. Я на пути к исцелению. Не совсем безнадежен.
– Знаешь, как выглядят бронхи заядлого курильщика на вскрытии?
– Знаю, не надо мне повторять прописных истин. Уверен, ты видишь это каждый день.
Петр знал, что о вреде курения Жора может говорить бесконечно. Еще со времен института. Чтобы не слушать лекцию заново, он выкинул сигарету за борт и поспешил в ресторан. Веселье продолжалось своим чередом, на вошедшего никто особо не посмотрел. Петр незаметно повесил плащ на прежнее место, нашел свой неподалеку, проверил, на месте ли ключи от машины, и вздохнул с облегчением.
Усевшись на свое место, задумался. Интересно, кто носит такой же плащ? И что это за бумажка с номером позвонка? Он вдруг обнаружил, что все еще держит ее в руке. Это уже воровство! По идее, надо бы вернуть ее в карман того самого плаща. Но кто его хозяин?