к называемого следственного эксперимента в мужском туалете. Тот, кто сидел в эти минуты на палубе в плетеном кресле и нежился на солнце.
Петр повернулся на бок. Черт-те что! Алиби у Царя – как и у Михася. Оба пьянствовали ночь напролет. Были друг у друга на виду. Правда, мануальщик потом бегал по теплоходу в поисках хлеба. А где был в это время Глеб?
Хотя… Отсутствие Царегородцева в туалете во время так называемого следственного эксперимента могло объясняться простым его желанием ни во что не ввязываться, держаться отстраненно, как он поступал в годы студенчества.
Дескать, вы, ребята, решили провести эксперимент. Так проводите, а меня в это дело не впутывайте. Я лучше на солнышке понежусь, пока полицейский катер не причалит. Наслажусь последними часами свободной жизни. Неизвестно – когда в следующий раз доведется.
Но Рябухин тоже хорош! Раз не удалось так, в обычном разговоре, выведать у Эллы, кого она видела ночью возле туалетных кабинок, значит, надо снова ввести ее в то состояние, в котором она пребывала, и тогда, может, она узнает… или вспомнит…
Очень странно, что Невидимка не испугался опознания и разоблачения, будь он среди тех, троих, устроивших так называемый эксперимент. Или Рябухин что-то путает и Элла ничего не видела? Или Невидимки среди этих троих нет.
Вопреки детективам
Он уже почти задремал, когда в дверь осторожно постучали.
– Вас к себе вызывает капитан, – доложил дежурный матрос.
В каюте капитана было накурено. Увидев вошедшего Петра, командир корабля открыл иллюминатор, включил кондиционер. Когда, наконец, воздух стал чище, капитан уселся за свой стол и пригласил Петра сесть в кресло напротив.
– Прошу простить за причиненный дискомфорт. Я тут подумал, что в мои задачи входит не только обеспечение безопасности тех, кто остается в живых, но и помощь следствию. Реальная помощь, понимаете?
– Не стоило так стараться, я сам курильщик, – заметил Петр, усаживаясь. – И я рад, что вы пришли к такому выводу.
– После инцидента в мужском туалете я вдруг понял, что вы реально продвинулись к разгадке этого преступления. Будем называть вещи своими именами. Ничего подобного в литературе не встречалось. В общей сложности вы дважды пострадали. Первый раз – в машинном отделении, второй раз – в этом туалете… И ваша супруга, опять же… Это ли не доказательство, что вы двигаетесь в правильном направлении. Кстати, совсем забыл поинтересоваться: как вы себя чувствуете?
– Скажите, вы хотите мне реально помочь? – перебил капитана Петр, видя, как тот не может выбраться из водоворота собственных слов. – Вы это хотите сказать?
– Да, хочу, – выпалил капитан совсем как школьник, которому предложили участвовать в раскрытии преступления века. – Я достаточно прочитал в свое время детективов. В подобных ситуациях… большинство сюжетов… представители официальных служб, следователи, полицейские, руководители и прочая номенклатура, если можно так выразиться, обычно вставляют палки в колеса талантливым сыщикам и всячески тормозят следствие. А я не хочу так, хочу наоборот.
– Значит, вы стремитесь нарушить вековую традицию жанра, – с иронией заметил Петр. – Пойти на нарушение должностной инструкции?
– Вам, вижу, – с нескрываемой укоризной в голосе заметил капитан, – доставляет удовольствие все это констатировать!
– Никак нет! Наоборот, мечтаю, чтобы вы помогли! – вырвалось у Петра подобно теплому шампанскому из неосторожно откупоренной бутылки. – Вацлав… э-э-э… Борисыч. Не тормозите!
– Да, я хочу помочь! – закивал капитан, схватив со стола пачку сигарет. – Только как? Подскажите.
– Для начала верните мне мой сотовый.
Капитан тотчас же повиновался. Схватив смартфон, Петр быстро набрал номер ординаторской, где работала Инга. Пока считал гудки, подошел к иллюминатору, окинул взглядом водную гладь – полицейского катера видно не было.
– Катера не будет, – сообщил капитан, наблюдая за ним. – Следственная бригада ждет нас на пристани Краснореченска. Это примерно полтора часа хода.
– Обеспечьте, пожалуйста, чтобы все сидели по каютам, – в приказном тоне выдал Петр, насчитав уже больше пяти гудков. – Никого не выпускать! Это очень важно!
– Да, да, конечно, само собой, – пробормотал капитан, положил так и не прикуренную сигарету обратно в пачку и, сняв трубку с аппарата у себя на столе, нажал на несколько кнопок.
В смартфоне, который Петр держал возле уха, в этот момент послышалось:
– Ординаторская…
Ингу удалось найти не скоро. Кому-то пришлось побегать по палатам. Но зато когда Петр услышал в трубке ее голос, едва устоял на ногах от радости.
– Ты оказался прав, связь между Хмельницкой и десятым грудным позвонком найти удалось! – сообщила Инга, вызвав у коллеги едва ли не катарсис. – Хотя, честно признаю, в подобную лабуду я не верила.
– Говори же, не томи, у нас время дорого.
– Пять лет назад у нее на консультации была некая Ревзина Полина Брониславовна, двадцати восьми лет. С диагнозом первичный рак молочной железы. Хмельницкая тогда ничего не заподозрила, хотя был метастаз в десятый грудной позвонок и микросимптоматика. В результате рак сочли операбельным, удалили молочную железу, как полагается, а через пару месяцев началось по полной. Отключились нижние конечности и так далее. Было разбирательство, но родственники не стали подавать в суд на поликлинику и все дело спустили на тормозах.
– Можешь не продолжать, – перебил ее Петр, давая капитану понять, что ему требуется ручка и бумага. – Скажи только, когда умерла эта самая Ревзина Полина Брониславовна. Угу, спасибо. А не подскажешь, состояла ли она в браке, были ли дети… Так… Спасибо огромное.
Сделав несколько пометок в блокноте и поблагодарив Ингу за ценную информацию, Петр нажал на кнопку отбоя, отложил смартфон в сторону и задумался. Капитан также сидел молча, внимательно глядя на Фролова.
– Кажется, выходим… на финишную прямую, – раздумчиво протянул Петр. – Теперь можно и закурить.
Словно спохватившись, капитан предложил ему сигарету и зажигалку. После второй затяжки поинтересовался:
– Вы бы просветили меня, что удалось узнать.
– Более-менее стал ясным мотив убийства. Это месть за врачебную ошибку, сделанную пять лет назад. Хмельницкая, скажем так, ошиблась в диагностике, допустив небольшую халатность, которая стоила жизни больной. Больная бы умерла и так, но здесь у самой больной и у ее родственников появилась надежда на полное выздоровление. Доказательством того, что это месть именно за этот случай, является дата, когда погибла Хмельницкая. Бедняжка умерла ровно пять лет назад, тринадцатого августа. Осталось выяснить, чьей родственницей, или любовницей, или… бог знает кем она являлась. И это – самое трудное, поскольку мы находимся в плавании. То, что связь эта есть, – без сомнения.
– Да, непросто будет, – согласился капитан, подходя к холодильнику и доставая оттуда бутылку минеральной воды. Два стакана, в которых обычно в барах подают крепкий алкоголь со льдом, появились на столе будто сами собой.
Петр сделал несколько глотков ледяной влаги, чувствуя, что давно не пил ничего подобного. Осушив стакан, он поделился соображениями, только что пришедшими в голову:
– Хорошо, если связь родственная и, скажем, ее девичья фамилия совпадет с фамилией кого-нибудь из наших… фигурантов. Но что-то подсказывает мне, что все не так просто.
– Может статься, – хмыкнул капитан, затягиваясь сигаретой, – что связи вообще никакой. В любом случае надо пробовать.
– Надо придумать какой-нибудь нетривиальный ход.
– Лично мне в голову ничего не приходит.
Петр крутил пришедшую мысль и так, и эдак и наконец решился:
– Вацлав Борисыч, а если я попрошу у вас все сотовые телефоны своих однокурсников, вы как на это посмотрите? Разумеется, все это останется между нами.
Петр видел, какие противоречия раздирают командира корабля. Сделав один шаг в нарушение инструкции, приходится делать второй. Возможно, он планировал обойтись малой кровью. Не вышло!
– Вообще-то это противозаконно, – покачал головой капитан, потом, почесав затылок, махнул рукой: – А, учитывая серьезность сложившейся ситуации, была не была!
Через минуту сотовые однокурсников были у Петра. Он отметил, как методично и тщательно «экспроприировались» средства связи: каждое находилось в отдельном полиэтиленовом пакете с пояснительной запиской – у кого изъято и когда.
– Это тоже вопреки детективам, не так ли? – пошутил Петр, но капитан шутку не понял, лишь слабо кивнул.
Перебирая один телефон за другим, включая дисплеи, он словно чувствовал презирающие взгляды коллег за спиной. Подадут ли они ему теперь руку при встрече? Если узнают, конечно, о столь неблаговидном деянии. Более низкого поступка он в жизни не совершал, и, если бы не два трупа на теплоходе, он бы никогда себе такого не позволил… От осознания этого легче не становилось. С каждым следующим телефоном он чувствовал себя все более мерзко.
– Тут нет сотовых убитых, – заметил капитан. – Обыскали каюты, но не нашли. Скорее всего, они на дне речном. Видимо, содержали компромат.
– Интересно, какого рода компромат? – продолжая просматривать содержимое чужих телефонов, философски заметил Петр. – Убийца непосредственно разговаривал с убитыми незадолго до их смерти? Может, он, как булгаковский Воланд, предсказал им, кто какую смерть примет? Думаю, они бы не поверили ни единому его слову.
– Вы еще можете шутить? – передернул плечами капитан.
– Мы же медики, а все медики – немного циники. От этого никуда не деться.
Нажимая на кнопки очередного телефона, он неожиданно увидел фотографию, от которой по телу прокатился озноб. На фото была изображена могила с красивым резным памятником из белого мрамора. Золотыми буквами было выгравировано: Ревзина Полина Брониславовна, и годы жизни: 1985–2013. С фотографии смотрело юное широкоскулое лицо. Под фото на памятнике красовалась размашистая надпись: «Помню, люблю, скорблю…»