– Ну, я часто бываю в Излучинске, – попытался увильнуть Коффе.
– Господин Коффе, вы можете говорить прямо. – Тамара рубанула кистью воздух и тут же пожалела, что сорвалась. – Мне известны причины ваших частых визитов в Излучинск. У вас здесь вторая семья, сын. Держать такое в секрете…
– Меня нет нужды шантажировать. Но вы хорошо осведомлены.
– Раньше у меня были связи. Так почему именно вы? У вас еще какая-то задача, верно? – Тамара внимательно следила за выражением лица Коффе. Тот снова хмурился. Она чуть смягчила тон: – Если вас еще не связывают юридические обязательства, прошу, расскажите мне.
– Пока не запрещено. – Коффе покачал головой, что-то прикидывая про себя. – Я здесь по просьбе друга. Как раз юриста. Его нанял Петр Пудельков.
Тамара вскинула брови: «Да кто такой этот Пудель-ков? Откуда у него связи?»
– Они беспокоятся об информационной безопасности, – продолжал Коффе, говоря все тише и тише. – Видите ли, подключение работает в обе стороны. Передать на имплантат заранее подготовленный код, как мы сделали это с диалектом шуньтеня, шутка не новая. Но это открывает кое-какие возможности по воздействию на имплантат. Управление работой мозга владельца и все из этого вытекающее: мысли, поведение. Это тоже возможно.
– Так вы здесь, чтобы защитить Леду от «Роксколла»… Что это будет? Программный код, какой-то шифр?
– Да. Я еще не выбрал между шифрованием на открытых ключах и шифром Вернама. Нужна очень высокая степень защиты, чтобы даже искусственный интеллект не смог взломать защиту имплантата без ведома Леды.
– То есть, если Леда не даст доступ к импланту, «Роксколл» не сможет продолжить эксперименты.
– Верно.
Некоторое время они сидели молча.
– Если вы не поможете Леде, ее могут вообще не выпустить из лаборатории, так? – спросила наконец Тамара. И Коффе кивнул.
– Да, защита шифрованием дает ей кое-какие козыри на руки. – Коффе помедлил и, немного пораздумав, все-таки спросил: – Вы тоже хотите имплантат?
– Любопытно, откуда вы знаете?
– Директор. Господин Филонин предупреждал на ваш счет.
Тамара глубоко вздохнула.
– У вас выдался чертовски плохой год, – сказал Коффе, понимающе кивая. – Вам не везет буквально на каждом шагу.
– Господин Коффе, когда я упомянула вашего сына в Излучинске, я не хотела вас шантажировать. Я хотела сделать предложение. Может быть, хорошая школа? Дополнительные талоны на питание? Иные привилегии? У меня еще есть связи… Что я могу предложить в обмен на некоторые комментарии по карте подключения? – спросила Тамара, открывая распечатки. – Если я попрошу разработать надежный шифр и для меня, скажем так, на будущее – мне снова не повезет?
Коффе достал из нагрудного кармана очки и разложил на столе документы.
– Я же сказал: не нужно шантажа, – улыбнулся он. – Я, знаете ли, и сам невезучий.
– Ты мне кое-что решила не рассказывать? – Тамара скрипнула зубами, хоть и давала себе обещание не выказывать злости.
Леда оторвалась от банки с краской и испуганно глянула на нее.
Уже несколько недель Леда приходила в каморку у подвальной лестницы. Здесь хранили остатки строительных материалов и больше дюжины полупустых, заветренных банок с краской. Леда сидела на полу с одной такой банкой в обнимку. Бензол и летучие соединения давно испарились, но не лавандовая отдушка. Теперь и Тамаре этот запах показался вполне привлекательным. В отличие от кофе.
Леда поднялась, придерживая живот. Он стал совсем большой.
– А я тоже беременна, – сказала Тамара, смягчившись.
– А-а, дошло наконец-то. Ну поздравляю. Так чего это я тебе не рассказала?
– Про Коффе! Про юриста, про шифр, про то, что тебя могут не выпустить! Леда, я думала, мы подруги!
В ответ та развела руками.
– Прости. Ты жена Тайгина. Я не хотела, чтобы руководство института узнало о моих планах прежде, чем я успею подстраховаться. Хотя… – Она посмотрела на Тамару очень серьезно. – Не знаю, какие мы подруги. До сих пор не понимаю, чего ты добиваешься. То есть я вижу, как ты заводишь связи с нужными людьми, манипулируешь всеми подряд и насколько ловко. Даже Михаил ничего не подозревает. Ты манипулировала мной, теперь вот выудила все тайны из Коффе. Многие здесь считают тебя от природы дружелюбной и общительной. Вот только я теперь понимаю чуточку больше, чем прежде. Ты умеешь убеждать. Но зачем все это? Какая цель, Тома?
«Что теперь? Все отрицать?» – пронеслось в голове Тамары. Прямота Леды застигла ее врасплох.
– У меня есть план, – сказала она, не зная, стоит ли продолжать.
– Говори же! – вспылила Леда. – Что за план? Стать самой умной на всем свете? От этого одни сложности, поверь! Да и от света не так много осталось. Сколько городов выживут в этом безумии?
– Вот именно! – Тамара облизнула внезапно пересохшие губы. – У нас с тобой теперь общее дело.
– Если ты про имплантат…
– Имплант лишь средство. Ты не думала о том, в каком мире предстоит жить твоей дочери? Каково это? Город, задыхающийся в выхлопных газах, заваленный горами мусора…
– Не начинай эту популистику. У тебя была возможность работать в управлении экологии, но ты сама виновата…
– Нет, послушай. Я все просчитала. Но мне нужна твоя помощь. Во всяком случае до тех пор, пока я сама не получу имплант.
– Ха! – Леда закрыла банку с краской и уселась на крышку. – Хоть теперь ты со мной откровенна. Хорошо. С чего мы начнем новый прекрасный мир?
Тамара начала излагать. Она говорила долго, сбивчиво, не повышая голос с шепота. Приводила цифры, технические характеристики – все то, что долго оседало в ее мыслях, копилось, грозило выскользнуть из памяти. Тамара принципиально не вела записи – переносить свои подсчеты и размышления на любой материальный носитель казалось ей глупой и опасной затеей.
– …Еще мне нужно переоборудовать все капсулы из медицинского блока. Коффе поможет, но нужна еще пара рук. Ты ведь подружилась с кем-то из наших инженеров? Сможешь их уговорить?
Леда какое-то время молчала, переваривая услышанное.
– Твой муж – гений, и его технология очень сложная, – сказала она с сомнением.
Тамара посмотрела ей в глаза.
– Так и ты теперь не дурочка.
Глава 12Каспер
«Подросток жестоко убит в центре Излучинска» – этот заголовок вместе с фотографией Каспера просто появился в эфире и разнесся по всем социальным сетям.
Единственным правдивым словом в этой новости было, пожалуй, только «подросток». Но прежде чем докопаться до сути, Лиси успела если не сойти с ума, то возненавидеть весь мир.
Палата, в которой лежал Кас, ничем не отличалась от любой другой. Было тепло, тусклый свет падал из большого окна на подсвеченную изнутри медкапсулу. На низком столике стояла чашка недопитого кофе с отпечатком губной помады. Лиси узнала оттенок – Элоиза где-то поблизости.
Поддельный пропуск, который Лиси отправила в регистратуру от имени мадам Мятной, сработал безупречно. Но если Элоиза застанет ее здесь – прилетит будь здоров.
Каспула тихонько гудела, и Лиси отчетливо слышала, как работает компрессор, нагнетающий воздух. На мониторе высвечивались жизненные показатели:
давление, сердечный ритм, биохимический состав крови. Насколько Лиси хватало знаний судить, с физической точки зрения Кас был здоров.
Он жив. До сих пор не верилось.
Втайне она надеялась, что едва войдет в палату, Кас тотчас очнется и улыбнется ей. Этого, конечно, не произошло. Он все так же лежал под прозрачной крышкой медкапсулы в голубом свете, спокойный и расслабленный, как Адам в ожидании божественного прикосновения. Проснись он сейчас, потребовал бы выложить все новости. Но Лиси не улыбалось быть той, кому придется объяснять, – хоть он и выкарабкался, жизнь его все равно что кончена.
Попечительский совет моментально исключил его из школы, как только распространилась новость о том, что Кас прожил большую часть жизни с мозговым имплантом.
В мгновенье ока испарились все его прошлые достижения, научный руководитель аннулировал грант. Мадам Мятной объяснили, что студент с улучшениями не может получить никакого аттестата, так как это противоречит концепции и ценностям школы.
Выживет ли Кас? Никого особо не волновало.
На его место уже протолкнули другого ученика, Элоиза даже охнуть не успела. Среди попечителей нашлись дельцы проворнее нее, которые не побрезговали возможностью очернить семью Блинов и забраться на ступень повыше. Порой Лиси казалось, что достаточно научиться прикрывать самые низменные стремления безыскусной ложью – и тогда жизнь станет гораздо проще и приятнее.
Привкус горечи во рту усиливался, но Лиси предпочитала списывать его на побочки от «Ноодона». Сегодня ей пришлось принять двойную дозу.
В коридоре зазвучали чьи-то голоса. Говорили полушепотом, напольное покрытие приглушало шаги. Лиси поздно услышала их приближение, потому ей ничего не оставалось, как юркнуть за дверь.
– …Каспер заболел энцефалитом, и врачи предложили удалить пораженную половину мозга, – говорила Элоиза Блин. Лиси смогла разглядеть ее в дверную щель, когда та остановилась у капсулы. От прежнего блистательного облика матери Каспера не осталось ничего, кроме помады, и ту стоило подновить. Корни волос жирные, белая рубашка надета наизнанку, хоть сразу и не заметишь, а глаза покраснели и припухли.
Именно так – плохо – и полагается выглядеть человеку, переживающему горе.
Лиси следовало бы устыдиться собственной чистой толстовки, туго заплетенных кос, свежести лица. Но Лиси-то привыкла. Летом, даже в самые темные дни, она мылась, считай, попусту расходуя воду, заплеталась и даже наносила тени с блестками, лишь бы отцу казалось, что с ней все в полном порядке.
– Гемосферэктомия, – произнес пришедший с Элоизой мужчина. Лиси видела лишь, что он одет в белый халат. – Да, до сих пор это самая эффективная стратегия лечения. Пораженное энцефалитом полушарие удаляют, чтобы спасти второе, здоровое.