– Тебе говорили, что ты слишком наглый?
– Наглый в чем? Что разузнал все это или в том, что высказываюсь без купюр?
– И то и другое, – сказала Лиси. – Мой отец, вообще-то, тоже занимается исследованиями. Специализируется на климатических изменениях. Так что кулинарные курсы – это не все.
Как только она произнесла это, так сразу поняла, насколько по-детски прозвучала ее фраза. Будто они хвастались друг перед другом, у кого мама с папой круче. Шона, похоже, подумал о том же, потому что ответил:
– Прости, я не хотел сказать ничего такого. Это здорово, что твой отец такой заботливый и хозяйственный. Вы оба – и ты, и твой отец – излучаете тепло и уют, которых я был лишен в детстве.
– Ты провел детство в Грюдде? – поинтересовалась Лиси. – Говорят, там уровень жизни гораздо выше, чем в Излучинске. Но с твоих слов выходит все наоборот.
– Нет, в Грюдде и впрямь неплохо. До того как переехать туда, я жил у тети в Розанде. Но у нее самой большая семья, и жили мы бедно. Поэтому семейным уютом у нас и не пахло. А я не могу даже представить, что может быть ценнее этого. Так что, Лиси Пуделько-ва, как бы тебя ни колошматило, ты для меня – самая распрекрасная девушка для свидания!
Голос Шоны чуть дрогнул. Их взгляды встретились всего на мгновенье и вернулись к созерцанию мерцающего мрака в районе Башни. Разговор вышел куда откровеннее, чем каждый из них рассчитывал и мог выдержать.
Шоу закончилось, нуддли были доедены.
– Ну так как? Отвезти тебя домой или заглянем в район Криптомерий – поищем посылку? – спросил Шона, хлопнув себя по карманам.
Лиси все еще надеялась вызволить отца и лично расспросить его о посылке.
– Хорошо бы узнать, когда его собираются выпускать, – пробормотала она рассеянно. – Подожди, я попробую связаться со Смирновым.
Шона высоко поднял брови, но молчал все то время, что Лиси пыталась дозвониться до Смирнова.
– Твой отец тоже арестован? – спросил Шона, когда Лиси бросила попытки. К удивлению Лиси, когда она вкратце пересказала случившееся, Шона не сказал ни слова поддержки. Он обратил внимание на другое: – Как же так вышло, что у тебя есть прямой контакт помощника главного следователя? Он что, работал с тобой?
– Так и есть, – призналась Лиси. – Смирнов был уверен в непричастности твоего отца, поэтому попросил меня раскопать оригинальное видео.
– И ты справилась?
Теперь удивление в его голосе взбесило Лиси.
– Конечно, справилась! – чуть не рыкнула она. Шона провел рукой по лицу, потом взъерошил волосы. Выглядел он дезориентированным.
– И ты сделала это для моего отца? – спросил он, а Лиси не могла понять, в какой логике он сейчас мыслит и почему задает именно эти вопросы. – И тебя травят в сети из-за этого? Но зачем тебе помогать ему? Это из-за того, что он вернул тебе таблетки или… дело в гранте?
Лиси покачала головой.
– Вовсе нет.
– А-а-а, – протянул тогда он. – Дело в твоем драгоценном Каспере. Моего отца оправдают, и он поможет вернуть его в строй.
– Я на это рассчитываю, но еще я не…
И тут Шона расхохотался. Смех звучал немного надрывно и… безумно. В тот самый момент, когда Лиси поняла, что хочет уйти, Шона схватил ее за руку и потянул за собой.
– Что происходит? Куда мы идем?
– Я хочу вернуть должок, Лисичка! – Он холодно взглянул на нее через плечо. – Если ты хочешь узнать, за что арестовали твоего отца, то тебе нужен вовсе не Смирнов. А госпожа главный следователь. И так уж вышло, что я как раз знаю, где ее найти.
Глава 18УЗИ
Тамара оглядела коридор и тяжело вздохнула.
– Кто крайний? – спросила она, присаживаясь на лавку у стены. Вся очередь – сплошь женщины в одинаковых халатах, больше похожих на распашонки, – с лисами и еловыми веточками. Не иначе как из Излучинска пришел лишь один рулон ткани. Из него и пошили все: и распашонки, и пеленки, и женские халаты. Тамара даже видела уборщицу в форме из точно такой же ткани. Все устремили на Тамару взгляды и будто нарочно молчали, как хомяки, понабравшие за щеки семечек. Наконец Тася пропищала из дальнего конца коридора:
– Я крайняя, Тамара Николаевна. Идите ко мне!
Тамара поднялась и, тяжело переваливаясь, потащилась к Тасе. В коридоре, полном женщин, которые в обычное время нашли бы, о чем посплетничать и чем поделиться, стояла тишина.
Тамара знала, почему они молчат и смотрят на нее с завистью. Каждая из присутствующих записалась на эксперимент восстановления фертильности, потому что до того провела месяцы на правильном питании, принимала витамины и гормоны по рассчитанной по часам схеме, прошла процедуру ЭКО и, возможно, не одну.
Но к результату это так и не привело. Даже эксперимент не дал результатов. И из всех присутствующих УЗИ по-настоящему было необходимо только Тамаре, которой удалось забеременеть естественным путем, пусть она того не желала.
Когда стало ясно, что зима длится дольше положенного на всем континенте, власти приняли решение эвакуировать население из деревень и небольших городов в города столичного типа. Гигантов вроде Излучинска тогда еще не существовало, но именно так начались годы Эвакуации. Тамара была совсем еще младенцем и не могла помнить хаоса, творившегося в те годы. Родители Тамары никогда не заговаривали о том, как выживал город, а власти всю информацию о происходившем засекретили на полстолетия. Известно было одно: Излучинск вырос и выстоял. Теперь жили благополучно. Те, кто помнил годы Эвакуации, только морщились, услышав «голод», «нищета», «холод». Человек таков – одинаково быстро привыкает как к дефициту, так и к изобилию. Осталось разве что одно слово, которое вызывало леденящий душу ужас у всех от мала до велика.
Утилизация.
Процедура была введена по возрасту: при достижении шестидесяти лет всех граждан с нарушениями здоровья и психики вне зависимости от социального статуса утилизировали. Оправдывалось это необходимостью контроля численности населения, нехваткой медикаментов и многими другими факторами, которые можно было принять с рациональной точки зрения. Но не с моральной.
Как конкретно происходило это, по сути, легализованное убийство, никто не знал. Но поговаривали, что дальше за «Роксколлом», если перевалить за горную гряду, есть крематорий, куда и свозят людей, чей срок годности истек.
Население не могло не ответить на такие меры. Но протест вышел тихим, ненасильственным. Перестали рожать. Даже здоровые, благополучные женщины. Бесплодие поразило больше восьмидесяти процентов женщин фертильного возраста. Здесь, в «Роксколле», были ученые, которые предполагали психосоматическую природу этого бесплодия и быстро организовали в институте отделение восстановления фертильности.
Как только отменили утилизацию по возрасту, работа в отделении закипела. Ученые ждали положительной динамики беременностей. И вот Тамара, переваливаясь вслед за своим выпиравшим как арбуз животом, шаркает по коридору вдоль длиннющей очереди из женщин, которые прибежали на УЗИ после первой же задержки и теперь гадают: осчастливил ли сперматозоид их яйцеклетку?
Когда Тамара подошла, Тася, выряженная, как и все, в халатик с лисами, протянула руку и, подвинувшись, помогла Тамаре усесться рядом.
– Что это? У Дениса Васильича приемных часов так мало? – спросила Тамара.
– Он только подошел – все на собраниях занят, до этого вообще аспирантка принимала, – хмыкнула Тася. – Она, говорят, толком объяснить ничего не может: ни где матка, ни где плод – сама по этому ультразвуку ничего не видит.
– А ты-то, Тась, чего здесь?
– А я планово провериться хочу. Неудачно попала, но вот хоть с девчонками поболтаю.
В коридоре по-прежнему разговаривали лишь они вдвоем, и то полушепотом, как будто таясь.
Вдруг дверь кабинета УЗИ распахнулась и вылетела девушка, молоденькая.
– …Нет, что это творится?! – Она остановилась посреди коридора и смотрела на сидящих огромными, как у лани, глазами, явно ища поддержки. Взгляд ее нащупал вдалеке Тамару, и Тамаре тотчас сделалось так тревожно, что она привстала.
– Тамара Николаевна, помогите, пожалуйста! – чуть не плача сказала девушка. – Я тут ничего не разберу! Я не поняла… Или это просто ужасно!..
Тамара, придерживая живот, как могла, ринулась к ней. Только по пути она заметила, что в руках девушка сжимает какие-то бумаги. За ее спиной из двери возник Денис Васильевич. Он нервно жевал нижнюю губу и приговаривал:
– Гражданочка, вы вернитесь в кабинет…
– Нет, не вернусь! – громко отвечала ему девушка. Этот спор продолжался по кругу, они понемногу повышали голоса, потом девушка добавила: – Вы так складно, ласково говорите, а заставляете такое…
Дело в бумагах. Тамара знала ответ прежде, чем подошла к этим двоим и взяла у девушки листки. Оставалось лишь найти нужные строчки.
– …пункт 2.4.6. «Настоящим подтверждаю свое согласие на проведение исследований и обязуюсь не покидать территории научного института до официального на то разрешения руководства института». Пункт 3.1.7 «Плоды, полученные в результате исследования, живые и мертворожденные, являются собственностью научного института и могут передаваться биологическим родителям по согласованию с руководством». Подпись, объект исследований гражданка такая-то, – зачитала Тамара вслух. – Ты все правильно поняла. Ты не сможешь уехать из «Роксколла», если тебе не разрешат. И ребенка тоже не заберешь.
Девушка зашлась рыданиями. А потом выдернула из рук Тамары бумаги и принялась рвать их в клочья. Остальные какое-то время сидели недвижимо, как изваяния, созданные художником-карикатуристом. Но вдруг поднялась волна.
– Вы охренели? – взвыла одна, глядя на Дениса Васильевича.
– Обманом хотел заставить подписать!
– Ну я вас!
– Аня, Аня, стой, он ничего не решает!
Тамара попятилась. Денис Васильевич только успел хлопнуть дверью кабинета УЗИ, как на нее обрушилась лавина тяжелых ударов. Коридор взорвался от гневных криков, поверх них зазвучала сирена.