– Здесь указано – полчаса, – спохватилась Лиси, снова заглядывая на экран настройки. – Но я не уверена, что операция на мозге даже в медкапсуле может пройти так быстро.
Фуфыря пожала плечами.
– Это же медкапсула самого опытного имплантолога в городе. За полчаса она и нос мне вправит и коленки мазью помажет, – сказала Фуфыря. – К тому же я не собираюсь бросаться в погоню с этой штуковиной в голове! – Устроившись поудобнее на подушке, она взглянула на своего помощника. – Ты за главного, если что-то пойдет не по плану.
– О, так у нас есть план? – вскинул тот брови. – Не посвятишь? А то я уже покатываюсь со смеху, представляя, как встречаю парней у северного выезда и говорю, что не знаю, зачем их собрал.
– Думай, Смирнов. Куда, по-твоему, могли увезти Тайгина? Вариантов не так уж много.
Лиси встретилась взглядами с Фуфырей.
«Как же сильно она ошибается», – поняла Лиси. Упоминая, что отец как-то причастен к отключению Каса, главный следователь сказала, что есть и более важные звенья в цепи. Но это было не так.
Мало кто мог заподозрить в чем-либо Петра Пуделькова – этого толстяка на антидепрессантах, болезненно увлеченного готовкой. Лиси и сама долгие годы не понимала истинного смысла его увлечения.
Возможно, если бы она не нашла в квартире Тайгиных ту фотографию на фоне гор, то никогда бы не догадалась.
Отец прятал в банках инструкцию от очень умного замка, заточенного на многофакторную аутентификацию и биометрическое сканирование. Да, надо действовать четко, если захочешь его открыть. Такие замки не прощают ошибок.
Теперь Лиси наконец догадалась, кому отец отправлял еду все эти годы. Помимо нее самой, на свете был лишь один человек, спасать которого Петр Яковлевич бросился бы на край света.
– Есть предположение, но чересчур невероятное, – осторожно произнес Смирнов. – Неужели его увезли в…
Ответ за семнадцать лет так и не стерся с ее запястья. И Лиси закончила за Смирнова:
– В «Роксколл».
Глава 21Простой выбор
Они столкнулись в коридоре. Миша вел Тамару под руку – ей нужно было пройтись, чтобы облегчить ложные схватки. Филонин шел навстречу – и по одной его походке было ясно: ему нужны объяснения. Он потел сильнее обычного и волновался так, что забыть позабыл о своем носовом платке.
– Я все знаю! – рявкнул он еще до того, как поравнялся с Тайгиными.
– Елисей Алексеевич? – Михаил немало удивился такому тону, Тамара же – нет. Филонин наконец заметил, что в институте происходит что-то неладное. Трясущимися руками она обшарила карман халата с лисятами. Тело, скованное болью и слабостью, едва ее слушалось.
– Миша, ты меня прости, но я на нее подам рапорт! – Филонин сверлил Тамару глазами. – Слишком долго мы, очарованные вашей показной приветливостью, были пешками в игре!
– Елисей, ты что такое говоришь? – недоумевал Миша.
– Да, директор, о чем вы? Уж вы-то точно не пешка. – Тамара ухмыльнулась, но голос ее дрожал.
Оба уставились на нее с ужасом.
– Она у нас под носом собрала больше тысячи «частиц бога», Миша! И больше сотни медкапсул переоборудовала под автоустановку! Зачем? Тамара, объяснись немедленно, зачем?!
– Это невозможно, – пробормотал Миша.
– Зачем?! – напирал Филонин.
Тамара хватанула ртом воздух, предчувствуя, что внутренности вот-вот скрутит очередная схватка.
– Михаил, ты доведи меня до палаты, – попросила она. Тамара никогда не любила Тайгина по-настоящему, а теперь вдруг открыла для себя, что нуждается в нем. Она и сама могла доползти по стеночке до палаты и присесть на кушетку отдохнуть. Могла, ведь всегда верно рассчитывала собственные силы. Но теперь ей не хотелось самой. Хотелось, чтобы Михаил был рядом.
И пока все трое по-черепашьи медленно шли к палате, Тамара раздумывала, существует ли расклад, при котором Михаил останется с ней после всего, что она уже сделала?
И что бы она ни придумывала, все варианты вели к расставанию. Потому, присев на спасительную кушетку и переведя дыхание, Тамара призналась:
– Филонин не лжет, Михаил. Я изготовила тысячу имплантов, максимально приближенных к «частице бога». Я использовала Елисея Алексеевича. И тебя тоже. Мне за это стыдно, и я прошу прощения. Но другого пути я не видела.
– Зачем? – повторил Филонин.
– Чтобы взять на себя управление Излучинском, – просто ответила Тамара.
Наступила тишина. По коридору кто-то прошел, катя перед собой тележку. Когда громыхание заглохло, Михаил нервически рассмеялся.
– Тома, ну что ты такое говоришь? Это же бред какой-то! – Он оглянулся на Филонина. – Вы меня разыгрываете?
Филонин оставался серьезным.
Тамара снова потянулась к карману. Пальцы ее онемели, но на этот раз она смогла выудить рацию.
– Очередь десятая, прошу пройти в дормиторий, – сказала Тамара в микрофон. – Таиться больше нет необходимости, но соблюдайте предписанный порядок. Повторяю: прошу оставшихся пройти в дормиторий. Как принято?
– Принято, Тамара Николаевна. Принято, – тотчас послышалось несколько голосов сквозь шипение.
– Леда, ты на позиции? – спросила в рацию Тамара.
– На позиции, – откликнулась в эфир Леда. – Идем четко по графику.
Михаил и Филонин смотрели на нее как на сумасшедшую.
– Что происходит? – спросили они почти одновременно.
А происходило вот что.
Едва на заданной волне прозвучал приказ Тамары, очередь десятая начала действовать.
В палатах отделения восстановления фертильности одновременно, как синхронистки, поднялись с коек женщины в халатах с лисятами и елочками.
Они сунули ноги в тапочки и туже затянули пояски. Все в отделении фертильности единогласно решили быть последними – хотели убедиться, что они не просто расходный материал в очередном эксперименте. И поскольку предыдущие очереди прошли имплантацию успешно и уже были на пути в Излучинск, поводов для раздумий у них не осталось.
Женщины вышли в коридор. Там они слились с колонной младших научных сотрудников, охраны и медперсонала, которые шагали к дормиторию уверенно, словно солдаты на параде. В свою очередь прошла в дормиторий и повариха тетя Марина с остатками вспомогательного персонала института.
В хвосте процессии успела занять свое место Тася – она немного задержалась, разыскивая пуховую подушечку Василия Ивановича, без которой тот спал тревожно.
Сам Василий Иванович, опытный нейрохирург, уже распределял новоприбывших по местам. Прежде он даже не мог представить дормиторий таким: огромный зал, ярко освещенный и уставленный ровными рядами новеньких гибернационных капсул.
Он не принимал непосредственного участия в имплантации, но внимательно следил за ее ходом по показаниям на мониторах. Хоть капсулы выполняли все автоматически и без осечек, теперь, когда подошла его очередь, он засомневался.
– Нужно просто лечь в капсулу? – спросила Тася, оказавшись подле него.
Тот кивнул, и Тася, ласково взяв под руку, потянула его к капсуле.
– В первые минуты после имплантации люди ведут себя странно, – заговорил он, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Им будто море по колено… Похоже, что имплант каким-то образом влияет на доминанты, но я не могу представить, как это возможно. – Затем добавил: – Я подумал: лучше мне пока проследить за вами, чтобы никто не натворил дел.
– Леда с Тамарой за нами проследят, – сказала Тася уверенно.
– Да, но…
– И мне страшно. А ты своими глазами видел моделирование, первые тесты и результат. Пусть это и не «частица бога»… Но частица сверхчеловека точно. Подумай, насколько больше пользы ты сможешь принести, обладая ей?
Василий Иванович улыбнулся. Еще год назад Тася не вызывала у него никакого интереса. Но оказалось, что они так похожи и так хорошо друг друга понимают. Теперь он жизни не представлял без нее.
– А ты? – спросил он.
Тася протянула ему пуховую подушечку и помогла улечься в капсулу.
– Я не сомневаюсь. – Сказала она. – Я очнусь в новом мире. Более справедливом.
Когда сотня из ста трех капсул была занята, огромная круглая дверь, ведущая в дормиторий, медленно закрылась. Щелкнули затворы, ограждавшие эту новую колыбель человечества от всего остального мира.
В далекой Киберке господин Коффе запустил особый протокол, и гибернационные капсулы начали установку имплантов. Нигде в мире машины не производили подобных операций, к тому же за короткое время. Все происходившее внутри этих капсул было лебединой песней Василия Ивановича, Леды и, пусть и без его ведома, Михаила Геннадьевича Тайгина.
После нескольких безуспешных попыток разблокировать двери дормитория Филонин сдался Излучинску. Он передал по спутниковому телефону, что сотня сотрудников института проходят потенциально опасную для жизни процедуру.
О том, что еще девять сотен человек с установленными имплантами уже на пути в Излучинск, он умолчал.
Почему и с какой целью это происходило, Елисея Алексеевича, конечно, волновало, но с этим он уже ничего поделать не мог. Институт захвачен. И Филонин в нем больше не директор.
Пока он наговаривал сообщение, он еще владел собой.
– Вас понял, Елисей Алексеевич. Вышлем за вами вертолет, – ответили по телефону. Тут Филонин понял, что говорит вовсе не с Излучинском: он узнал голос начальника службы безопасности, которого полчаса назад послал разблокировать двери дормитория.
Михаил Тайгин, стоявший по правую руку от Филонина, тоже понял это. С минуту они молча смотрели друг на друга и оба не могли взять в толк, как так вышло.
– Ну высылайте, улечу на вертолете, значит, – сказал наконец Филонин. – Коли дадите уйти.
– Вы, Елисей Алексеевич, нам без надобности. Дадим.
Филонин повесил трубку и долго молчал, пожевывая пересохшие губы.
– Зря ты, Миша, жену свою без присмотра оставил, – сказал он Тайгину. – Вот где она теперь?
– Она там же, в палате, схватки начались. Кажется, рожает.