Лиси снова кивнула, чувствуя, как внутри растет беспокойство.
– Почему, позволь спросить?
– Побочные эффекты. Месяц или два я могу принимать их без видимых последствий. Но потом меня начинает колошматить, как… как… – Лиси пыталась подобрать сравнение, но не смогла. Она почувствовала, как по щекам потекли горячие слезы. – Извините.
– Тремор, ясно. Он тебя сильно беспокоит, – покачал головой Тайгин. – Но ты говоришь, что спокойно пережила лето без таблеток?
– Зачем вы все это спрашиваете?
– Извини мое любопытство. Просто это весьма нетипично с твоим заболеванием. Я о твоей успеваемости. Я и представить не могу, чего тебе это стоит. Даже с «Ноодоном» твоя психика не должна – не может – выдерживать те нагрузки, которые предполагает обучение в «Авроре». А ты выдерживаешь.
Лиси до сих пор не слишком понимала, что происходит, но поблагодарила Тайгина.
– Если твой врач прописал тебе «Ноодон», ты должна его принимать. Побочные эффекты, конечно, ужасны. Но твоя задача – поддерживать работу мозга, пока не изобрели новое лекарство, с менее выраженным побочным действием. Я видел пару статей – такие лекарства уже есть, они тестируются и скоро появятся на рынке. Просто жди. И не унывай, хорошо?
– Хорошо, – сказала Лиси, утерев слезы. Она чувствовала себя глупо, из-за того что разрыдалась перед ним на ровном месте.
Профессору хотелось верить на слово, но она знала, что болезнь будет только прогрессировать, а таблетки с каждым днем помогать все меньше. Сначала она пропьет «Ноодон», потом еще более сильное лекарство. Потом еще одно. Но когда-нибудь круг прервется. Однажды она окончательно потеряет контроль над собой.
Ей бы уйти поскорее, но все же в дверях Лиси остановилась и спросила:
– А как вы узнали мое имя?
– Что, прости? – Тайгин снова оторвался от своего ноутбука и похлопал глазами, как ребенок, только что попавший в новую реальность.
– После первой лекции. Вы подозвали меня по имени, хотя перекличку не проводили. На пузырьке только фамилия и инициалы. Откуда вы узнали, как меня зовут?
Тайгин тепло улыбнулся.
– О, я просто догадался. Видишь ли, ты очень похожа на маму, а я имел счастье познакомиться с ней.
Глава 3Проблеск
– Так и сказали? Прилюдно обвинили в фальсификации данных и несоблюдении условий международного соглашения? – удивился Филонин.
Тучи разошлись, и в кабинет проник широкий золотистый луч солнца, какое бывает только в морозные дни. Скользнул по полу, по столу, засиял в изящных фигурках оленей из разноцветного стекла и в вазочке с конфетами. Тамара подставила лучику лицо, но тепла не почувствовала. Елисей Алексеевич встал и задернул неплотные шторы. Свет остался, хоть немного и померк. Филонин вернулся за массивный дубовый стол, сел в кресло, обитое бархатистой тканью.
Кабинет директора – единственное место в «Роксколле», не похожее на лабораторию. Филонин славился гостеприимностью еще до того, как занял свой пост. Тамара радовалась, что нашла убежище у друга, хотя до этого момента чувствовала себя захватчицей. Уже третью неделю она гостила в «Роксколле», убеждая персонал в том, что приехала по приглашению Филонина. Но ни от кого не ускользнуло крайнее удивление, появившееся на лице директора, когда нынешним утром, вернувшись из города, он увидел в главном корпусе Тамару.
– На весь мир обвинили?..
– Обвинила, еще как обвинила, – подтвердила она.
Елисей Алексеевич налил чай в фарфоровую чашечку, такую тонкую, что стенки просвечивали. Тамара пригубила чай и обожглась – надо сначала подуть.
«Волнуюсь, что ли?» – спросила она себя.
Прошло больше месяца с Международной конференции по экологии и улучшению среды обитания человека, а Тамара до сих пор не могла успокоиться. Корила себя за несдержанность. Какая ошибка! Как можно было такое допустить?
– И это перевели? Шуньтен, Киберика, Розанда – все иностранные делегаты услышали ваши слова?
– Да, Елисей Алексеевич.
– Вы смелая женщина, Тамара Николаевна! Даже безрассудная, – Филонин хохотнул, но в его голосе отчетливо слышались восторженные нотки. – Могу себе представить, как изменились лица наших чиновников!
Да, можно представить сборище толстых лысеющих чиновников: как карикатурно вытягиваются их лица, а губы складываются в возмущенное «о-о-о!». Но такое можно увидеть лишь в глупых фильмах. В жизни же чиновники были подтянутыми, в дорогих костюмах, с глазами умными и непроницаемыми.
«На что ты надеялась? Рубанешь правду-матку, и все изменится как по волшебству?» – подумала Тамара, и слезы навернулись на глаза.
– Тамарочка, Тамарочка! – забеспокоился Филонин и бросился наливать ей воды.
Мысленно она перенеслась в день конференции. В Излучинск съехались делегации экологов со всего мира. Точнее со всего, что осталось от мира после наступления нового ледникового периода. Благодаря изобретению ПУМов – погодных установок Морозова – человечеству удалось выжить в городах-гигантах вроде Излучинска. От Излучинска ожидали нового прорыва, ведь обстановка продолжала ухудшаться: сами города-гиганты стали бомбой замедленного действия, в первую очередь из-за того, что выделяли слишком много тепла. А уж про выбросы угольных станций Тамара и думать боялась.
Экологи всего мира десятилетиями предсказывали критическое повышение температуры планеты. Ожидали глобального потепления, запустынивания, но не похолодания. Зима и оледенение наступили так внезапно, словно сама природа достала заветный чемоданчик с красной кнопкой, активирующей механизм спасения.
Но хуже всего, что человечество не выучило урок и продолжало жить так, словно случившееся было очередным успешно взятым барьером в гонке на выживание.
Когда выступили восемь из девяти главных экологов, Тамара пришла в отчаяние. Все ее коллеги прекрасно знали о превышении нормы загрязнения по семи ключевым показателям, но отчитывались об улучшении обстановки и говорили о движении в светлое будущее. Точно такой же доклад Тамара и сама держала в руках. Ей достаточно было зачитать официальную статистику, господа делегаты пожали бы друг другу руки и отправились на торжественный банкет.
Но Тамара не смогла. Текст доклада ей всучили за несколько минут до выхода к трибуне, и, едва взглянув на него, Тамара поняла, что такую несусветицу своими словами пересказать не сможет. Во время выступления доступа к фактическим данным всех экологов лишили (очевидно, намеренно), и все же Тамара назвала реальные цифры из собственного исследования, которое она готовила к конференции несколько месяцев. Вспомнила же, черт ее дернул! И на тысячную не ошиблась.
С должности главного эколога ее, конечно, сразу сняли. Столько лет строить карьеру и лишиться влияния, пусть и ничтожного, в одно мгновение!
– Я так сожалею, Елисей Алексеевич, – выдавила Тамара, когда поняла, что больше не сможет сдерживать слезы. Филонин уже сидел на корточках возле ее кресла и подавал салфетки. – Сколько сил потрачено впустую!
– Тамара, я вас понимаю. Тут уж все в одной лодке…
Всходя на трибуну, Тамара понимала, на что она решилась. Она рассчитывала на камеры, на прямые эфиры, на то, что ее услышат по всему миру и прислушаются. А выходит, мало кого интересуют научные конференции! Взять вот Филонина – с утра до ночи в работе и о скандале услышал только сейчас.
Тамара знала, что она уже много лет ему нравится. Вот, пожалуйста, пустила слезу, и сразу – «Тамарочка»!
– Тамарочка, а что же с этими показателями? Вы полагаете, климатические изменения еще обратимы? – с искренним участием спросил Елисей Алексеевич. Он нежно держал ее за руку, но Тамаре было неприятно.
– Полагаю, да, обратимы.
– Я вам помогу! Давайте поступим так: я подниму все связи, поищу людей, которые ратуют за ваше дело. Не спешите отказываться, наверняка найдутся те, кто готов поддержать вас! Мы встретимся, обсудим дальнейшую стратегию…
Но Тамара уже знала, что люди ничем помочь не смогут. Разве что сам Филонин. «И ты мне поможешь», – подумала она и спросила:
– Вы рассмотрели мою заявку?
– Вашу заявку? – На лице Филонина появилась растерянность, будто он совсем забыл, для чего Тамара приехала в «Роксколл». – Ах да! Я обсудил это с коллегами. Имплант[2]создавался не для усиления интеллектуальных способностей, а в первую очередь для нормализации биохимии мозга и реструктуризации нейронных связей. К тому же разработки пока на ранней стадии…
– Но Леда – та, что ударилась головой, – на ней, кажется, уже проводят испытания?
– Тамара, это крайний шаг. Вам такое вмешательство без надобности. Я бы на вашем месте всячески берег голову, ведь такой выдающийся ум еще поискать!
Тамара сощурилась. «Да, Филонина так просто не обставить», – подумала она и решила пока не спорить.
– Елисей Алексеевич, вы мне льстите, – сказала она, улыбнувшись. – Был бы мой ум выдающимся, я бы так не опростоволосилась!
– Что поделать – чувства, эмоции! Все мы люди! Вы пока отдохните. Слишком мало времени прошло, этот конфликт еще слишком свеж в ваших воспоминаниях. Отправляйтесь в город или же…
– Я бы хотела остаться здесь, – перебила Тамара.
– Прекрасно! Я буду только рад.
Они какое-то время молчали, глядя друг другу в глаза и улыбаясь.
– Извините, кажется, мы засиделись. Не буду вас задерживать. Что вам со мной время терять? – сказала она, поднимаясь. Филонин подал ей руку. – Спасибо, Елисей Алексеевич!
– Можно просто – Елисей.
Филонин проводил ее до двери. Когда Тамара оказалась в коридоре, спокойствие и уют кабинета директора мгновенно забылись в суете института. По коридорам под мертвым белоснежным светом ламп сновали ученые и практиканты в голубых и зеленых халатах. Кто-то бледный, с осунувшимся лицом, кто-то бодрый и загорелый (заядлых лыжников легко было узнать по белым следам от горнолыжных масок) кто-то напевал песни, а кто-то недовольно бурчал себе под нос. Это еще что, на нижних этажах, в отделении восстановления фертильности, вообще не протолкнуться среди медперсонала и истеричных дамочек.