Славяне имели традицию выкладывать на карте имена своих богов. Это уже позволило составить представление о специфике распространения культов некоторых из них [11]. Одни боги известны нам из летописей, другие – из фольклорных произведений. В реальности некоторых мы уверены, о других дискуссии идут до настоящего времени. Однако в древности они были теми же родовыми тотемными первопредками, как и объекты флоры, фауны и атмосферных явлений, имена которых мы встречаем в топоосновах. Исторические судьбы поставили их во главе крупных племенных образований и сделали известными у историографов.
Целью настоящей главы является реконструкция географии формирования культов языческих божеств, а также перемещения их носителей в рамках исследования глобальной картины славянских миграций.
2.1. Перун
Это бог-громовержец и покровитель воинства. Павшие на поле битвы сразу отправлялись в войско Перуново. Его дочь Перуница (она же Магура) исполняет функции Валькирии. Наиболее известный эпизод, связанный с Перуном, мы встречаем в «Повести временных лет». Князь Владимир вернулся в Киев с варяжской дружиной и создал святилище языческих богов. Причем Перун, хотя и являлся пришлым божеством, был водружен во главе пантеона. Несколько позже его культ был утвержден и в Новгороде, где известно святилище Перынь [67]. Другое святилище располагалось в низовьях Днепра на острове Хортица, который являлся транзитной базой купеческих караванов. Здесь они приносили жертвы, располагая стрелы и подношения вокруг дуба. С тех пор наряду со Сварогом он становится одним из главных языческих богов восточных славян. Но в пантеоне Збручского идола, который возглавляет Макошь, Перун расположен только четвертым, что говорит о различной его значимости в славянских сообществах. В мифах, существующих у различных народов, вскрываются детали собирательного сюжета. Так, после победы Перун высвобождает украденные противником воды и коров. Это в полной мере соответствует ведическому мифу об Индре [68]. На раннем гербе Москвы изображался голым и поражающим копьем дракона. В эпоху христианства его заменяет святой Илья [67] (примечательное совпадение: в пантеоне инков известен бог грозы – Ильяпа).
Согласно сведениям поморского историка Томаса Канцева, отголоски культа Перуна встречаются и в других частях славянского мира. В XV веке в языке части жителей острова Рюген еще сохранялось слово Перун [69]. В Польше, около Перемышля, в 1302 году епархиальным документом упомянут Перунов Дуб. Название четверга у полабских славян звучит как Peräunedån «день Перуна» [5]. Прокопий Кесарийский говорит о существовании на Балканах бога грозы и молний, где также известен цветок перуника (синий ирис) [1]. В словацком и сербском фольклоре сохранились поговорки и заклятия, в которых фигурирует Перун. Например: «Хочешь попасть к Перуну?», «На кой Перун это тебе?», «Перун в тебя попал!», «Перун тебя побрал!», «Перун тебя побей!», «Перунова стрела», «Перунова стена», «Перунов гром», «Перунов блеск», «Перунов путь», «Перуново вино», «Если ты Перун, громыхающий Перун, – покажи свои зубы!», «Бог Перун в облаках!». Согласно болгарским преданиям, Перун жил в Пирине. Все это свидетельствует о широком распространении его культа в славянском мире [5; 7].
Многие исследователи видят прямое родство Перуна с балтийскими громовержцами, латышским Pērkons, литовским и прусским Perkūnas. Перкун упоминается у Иоанна Малалы в XIII веке с эпитетом «dia» (бог): «Перкоунови рекше громоу». Лифляндская рифмованная хроника 1290 года упоминает об идоле Перкуне. Особое место он занимает в прусском пантеоне, символизируя, помимо грозы и дождя, высший подъем производительных сил, в том числе и вегетативных. В восточно-балтийской мифологии солнце изменяет Перкуну, и он разрубает его мечом.
Жилище Перуново находится на горе. В текстах таких средневековых немецких хронистов, как Гельмольд, Конрад Бато, Саксон Грамматик, отмечается, что в землях балтийских славян богу Прове (prove – проба, лит.) молились в дубовой роще. Вместе с Проно и Поренутом их имена отождествляют с именем Перуна. Ссылка на дуб и др. – инд. Parjánya не имеет достаточной базы. Дуб, как священное дерево громовержца упомянут только один раз в вышеупомянутом епархиальном документе. Поэтому считать это традицией затруднительно. У Прокопия Кесарийского говорится о едином боге молнии у словен и антов. Делается вывод, что это был Перун [5; 67].
Славянская этимология этого имени считается очевидной. Оно происходит от глагола *perti, *pьrǫ «ударять, бить» (ср. рус. переть, болг. пера, перем – «бью, колочу») и суффикса деятеля – unъ (ср. бегун, прыгун и т. д.). Таким образом, имя Перун имеет значение «бьющий, ударяющий, разящий (громом и молнией)». В пользу этой этимологии говорит еще и тот факт, что в славянских языках есть идентичные слова, обозначающие гром и молнию, – рус. перун «молния», укр. перун, белрс. пярун, плск. piorun «гром» [5].
Для имени бога Перкунаса выделяется корень *perkṷu, что позволяет производить его от индоевропейского названия дуба. Наличие суффикса – k- не дает возможности отождествлять его с именем славянского бога. В славянских языках это слово не сохранилось, поскольку еще в древности было табуировано (что еще раз подтверждает его сакральность). Само же название дуба – *perkṷu- означает избиваемый, ударяемый, т. е. подверженный ударам (молнии). Одновременно в хетт. perunas «скала», др. – инд. рárvata – «гора». Все это позволяет реконструировать связь индоевропейского громовержца с дубовой рощей на вершине горы, куда ударяет молния [5; 67].
Наличие на карте соответствующих названий было вполне ожидаемым. Топонимия «пер(к)ун» небогата и в определенной степени стандартна. Ярко выделяются два региона, где локализованы ее представители, – северный и южный. В Польше топонимы сгруппированы в центральных и южных воеводствах и имеют названия Piorunowo, Piorunka, Piorunkowice. От этого массива через Прибалтику и Новгородскую область через всю Россию вплоть до Южного Сахалина протянулась редкая, но явная цепочка «перун»-топонимов: Perkūniškė – в Литве, Перуново – в Белоруссии, Перун около Новгорода, завершающаяся далеко на востоке поселением Перун с добавлением местной составляющей «вайапаачи», принадлежащей нивхам или орокам (карта № 45). На Балканах существует двенадцать топонимов, В основном они представлены Perunici, Perunica(е), но имеются и Perun. Характер расположения говорит о том, что переселение носителей происходило из Польши через Словакию, вероятнее всего, по междуречью Дуная и Тисы с выходом в район Белграда. Именно таким образом Перун оставил свои следы в устном народном творчестве словаков. Примечательно, что в Чехии они отсутствуют.
На основании полученных данных уже можно сделать некоторые интересные выводы. Во-первых, средоточием культа Перуна была Средняя и Южная Польша. Во-вторых, становится понятным, откуда князь Владимир вынес культ Перуна – из Польши или Балтики. Поморье было варяжской вотчиной. В-третьих, культ Перуна появился в Новгороде независимо от реформ Владимира. Вопрос состоит лишь в том, какую роль он там играл до этого. Вероятно, Добрыня ездил в Новгород лишь на «коронацию», выдвижение уже ставшего государственным в Киеве бога на передовые позиции. Поэтому роль импортера культа в Киев могла сыграть и Новгородская земля. Следы присутствия Перуна в Сибири выражаются не только в виде топонимов, но и в сохранившихся до сих пор в Омской области языческих общинах древней веры.
Карта № 45. Топонимия «per(k)un – перун»
Семантика балтского «перкун» и славянского «перун», а также фольклорно-обиходные идиомы однозначно говорят об их тождестве. Поэтому противопоставление Перуна и Перкунаса представляется недостаточно обоснованным. Построения, состоящие из индоевропейского дуба (perkṷu), стоящего на хеттской горе, в который ударяет (pьrǫ) славяно-балтская молния (перун – перкун), кроме лингвистических построений, ничем более не подтверждаются. Кто здесь является громовержцем? Никак не дуб и не гора, в которые бьет молния, или сама молния? Получается, что молния (громовержец) бьет в громовержца? Тогда остается только молния и сопровождающий ее гром. При наличии фонетических, функциональных и даже этимологических соответствий решающая роль отдается лишнему суффиксу – k- и значению perkṷu как дуба, к тому же не имеющего даже намека в славянских языках. И это при столь активных балто-славянских языковых схождениях. Туманная табуированность этого термина у славян и отсутствие таковой у балтов также смотрится нелогично. При этом нужно добавить, что на латышском «perkone» – это дикая редька, желтушник, в польском «perkа» – картошка, картофелина, а в чешском «perko» – перышко. Мы уже являлись свидетелями и встретимся с дополнительными примерами, когда совершенно неожиданные объекты флоры и фауны проявлялись в топонимах. Несколько названий Рerkone и Рerkoni в Латвии, Рerkowo и Рerkowice в Польше могут являться дополнением этого перечня.
В таком случае имеет право на существование и ничуть не уступает энциклопедическим схема, включающая в себя представления о боге Перуне в образе лошади (хеттский бог лошадей Пэрва часто приводится в качестве аналога Перуна), прогуливающемся по горе (perune), поросшей перуникой и перконе (желтушником), в ореоле летящих перьев (perko) и подкрепляющемся картошечкой (perkа). В это время в небесах (pаrаva) раскинулось созвездие Плеяды (perune авестийских и почему-то одновременно шумерских текстов, переносимая из монографии в монографию и не имеющая ни одного оригинального цитирования). Существующая ситуация очень хорошо подходит под высказывание Ж. Дюмезиля о безупречной человеческой логике, которая на самом деле оказывается игривым взором судьбы.
Точку в этой проблеме ставит топонимика, показывающая, что славяне, переселяясь с территории Польши на восток, занесли образ бога Перуна в Прибалтику, где оформили его в виде топонима. Это переселение происходило в VI–VIII веках. Утеря или приобретение отдельных фонем – явление хорошо известное, и в данном случае оно могло произойти в результате перехода божества из одной этнолингвистической области в другую. Попросту говоря, народы имели различие в вокализации этого слова. Подобное исключение из системы еще не является поводом для ее отрицания.
Существует альтернативная версия об индоевропейском происхождении Перуна как бога скотоводов. Однако, кроме хеттского бога лошадей Пирвы, которого иногда переделывают в Перуна, и авестийского названия созвездия Плеяды, Perune, мы никаких сведений не имеем. Сообщается о Перуне – боге хаттов и памирских кафиров [70]. Если имеются в виду хатты-германцы, то это вполне возможно. Если речь идет о доиндоевропейском населении Анатолии, то логика отсутствует. Изучение пантеона кафиров такого бога не обнаружило.
Поскольку район исхода нам ясен, то можно сделать вывод, что там же происходило и формирования культа Перуна. Становление культуры, включая религии, и этногенез – явления, имеющие общие корни, кроющиеся в исходных этнических компонентах. Боги не всегда возникают заново, а имеют прообразы. Одна из гипотез, приведенная в первом разделе, предусматривает участие в формировании славян древних балтов, которые вторглись в IV веке до н. э. на территорию Лужицкой культуры (Польша, Чехия, Словакия). Те, в свою очередь, сформировались на базе пришлого из области ямной культуры индоевропейского населения и аборигенного финно-угорского субстрата. Атмосфера и обстановка в зоне появления и оседания пришельцев, к тому же претендующих на лидирующие роли, никогда не бывает простой. Им надо было решать серьезные проблемы, связанные с адаптацией в условиях чужеродного этнического окружения. Поэтому нельзя было не считаться с местными богами и не искать точки соприкосновения с местными жрецами. Например, хетты включали всех богов завоеванных народов в свой пантеон. Начиналось двоеверие, синкретизация, перерастающие в генерацию новых, но знакомых теофорных образов.
В этом отношении интерес представляет офонимия в ряду богов-громовержцев, существовавших у угро-финских народов: Перкеле (финны), Пурьгине-паз (поражающий противника громовыми стрелами, мордва), Пиккер (прибалтийские финны), Пикне (эстонцы), Пей-ики (ханты) и, наконец, Перкель [71]. У саамов он являлся злым духом – антиподом и противником божества грома Айеке. Истоки этой конфронтации возникли как результат притеснения саамов финнами. Естественным образом финский громовержец приобрел личину демона. За этой совокупностью может крыться древнее общее угро-финское божество, относящееся к периоду послеледниковья. Прообраз Перуна вполне мог возникнуть на базе Перкелей, Пиккеров в результате взаимоассимиляции индоевропейцев – носителей Культуры шнуровой керамики и прибалтийских угро-финнов. Сформировавшиеся балты занесли его «заготовку» на территорию Польши. Событие было древним, следов не оставило. В ходе миграции на запад культ проник к германцам и стал известен как культ бога грома готов Peihsvo.
2.2. Дундер, «храпящий на яблоне»
В Академии Наук
Заседает князь Дундук.
А. С. Пушкин
Дундер считается эпитетом Перуна. В форме, приведенной в заголовке, он упоминается в фольклоре лужичей. Других сведений нет. Часто за эпитетами богов скрываются их предшественники или современники, исчезнувшие из мифов в бурях ранних религиозных реформ и поэтому в источниках не зафиксированные. Представлялось интересным выяснить, существовало ли данное божество вообще? Единственным методом, способным сделать это, является топонимика, фиксирующая на карте имена древних богов, появившихся еще в дописьменную эпоху.
На карте Европы присутствует представительная топонимия «dund» (карта № 46). В Латвии расположены три названия, Dunduri, Dundi и Dundaga. Следующий массив обнаруживается за морем в Швеции. Это холм и гора Dunder, остров Dunderon, местность Dundermossen (торфяные болота), ферма Dunderbo (жилище, швед.), Dundersborg (город, сканд.) Dunderforsen (пороги, швед.). В Норвегии это комплекс названий Dunderland (страна, герм.), а также некоторые гидронимы.
Карта № 46. Топонимия «dund – дунд»
Имя Дундер, как и Перун, Тор, Доннар, Ишкур, (Сяхыл-) Торум, Индра, Таранис, Тиермас, является семиопатическим[16]. То есть оно происходит от глагола или существительного, означающего «гром, грохотать», или вызывает подобные ассоциации. В скандинавских языках «dun» означает шум, гул, «dunder» – грохот, гром, а также кряжистый старик. Наиболее характерным является dunderkarl (мужчина, швед.) – громовержец. Связующим звеном между Прибалтикой и Скандинавией является не только топонимика, но и лингвистика. В латышском dunēt – гудеть, греметь (включая гром), гул, рокот, раскаты грома. В литовском dundêjimas, ~osỹs – грохот, громыхание, в том числе и грома. Прямое значение имеет слово dundulis – гром. Таким образом, существует семантическое соответствие с функциями Дундера.
Полученные данные позволяют утверждать, что культ Дундера-громовержца возник на территории Прибалтики, с которой он был перенесен в Скандинавию. Миграция была масштабной, поскольку оставила в шведском и норвежском лексиконе характерную прослойку. В датском языке по вполне понятным причинам она отсутствует. С аналогичным случаем мы уже имели дело для топооснов «mora – mara» и «marena – marana» [37]. В Прибалтике встречается фамилия Дундер как отражение имени древнего тотемного божества в современном антропонимиконе. В этом и состоит причина балто-шведско-норвежских лингвистических схождений.
На Балканах топонимия «dund» зафиксирована главным образом в Сербии. По одному – по два топонима присутствует в Македонии, Боснии, Болгарии и Хорватии. Здесь мы встречаем Dunder, Dundersko, Dunderi, Dundor, Dundichi и др.
Отсутствие топонимов в центре Европы говорит о второстепенной роли Дундера в пантеоне или его последующем замещении. На Балканы небольшие группы носителей просочились в общей массе славянского переселения. Там они воспроизвели имя древнего божества в виде топонимов, «громовая» функция при этом была утеряна. Сохранились контаминации с неким божеством в образе толстяка, дядей (срб. – хорв. «дундо»). Этому соответствует значение dunder – «кряжистый старик» в шведском. В сербско-хорватском дунда, дундара – толстуха (ср. в норвежском dundre – толстая женщина), а дундаст – толстый, увалень.
Значительна «дунд»-топонимия в Восточной Европе и Сибири. Она стартует с Балкан и представляет собой траекторию, идущую по южным степям. В нее входят в основном топонимы «дундук»: Дундуков, Дундучиха, Дундук. Имеются варианты в виде Дундайка, Дундиха, Дундейка. В районе междуречья Дона и Волги имеется ответвление на юг, представленное балкой Дунда и водохранилищем Дундинское. Примечательным является название поселения Дунди в Дагестане, полностью созвучное латышскому.
В русском языке дундуля – это коротыш, толстяк (смол.) и дылда, верзила, долговязый (ряз.). Обобщающими понятиями могут служить болван, остолоп, бестолковый человек. Интересно, что в латышском dundurs – слепень как олицетворение увальня, а dundulis в литовском имеет иное значение – пустомеля, пустослов.
Изначально в образе Дундера присутствовали две составляющих. Первая более древняя, возвышенная – образ громовержца, вторая обиходная народно-ироническая, – образ увальня, выражающийся в такой метафоре, как «слепень», глуповатого толстяка, кряжистого старика», который мог «похрапеть на яблоне». Dundersnork в норвежском означает храпеть. Поначалу устрашающий гром превратился в создаваемый толпой шум (срб. – хорв. «дундар»). С приходом христианства Дундер приобрел демоническую окраску. Существует выражение dunder sende (норв.) – послать к черту, dunder – черт подери (плск.).
По мере переселения славян с Балкан в Восточную Европу о Дундере как о божестве было напрочь забыто. Нелепый внешний облик вызвал к жизни неологизм «дундук», означающий бестолкового, неповоротливого человека. В этом образе как традиция он и пришел в Россию, а в эпиграмме Пушкина воссел в Академии Наук. Это обычный генезис образов богов при появлении более сильного конкурента, например, такого как Перун или Один. Вероятнее всего, Дундер предшествовал Перуну, появившемуся у славян в начале нашей эры.
Таким образом, Дундер – это позднее индоевропейское божество, возникшее у балтов, распространившееся в Скандинавию; его реликтовые следы присутствуют у славян. У скандинавов он существовал самостоятельно в балтской составляющей населения наряду с германским Тором. Впоследствии балтийский Дундер был раздавлен сапогом Одина в период германской экспансии на границе нашей эры. Представления о Дундере как о своеобразном дублере Перуна являются неверными. Это было самостоятельное божество.
2.3. Дедошане
Дедошане – славянское племя, располагавшееся к северо-востоку от требовян, между низовьем реки Бобра и рекой Одра (белый овал на карте № 46). Они также носят название дзядошане, дидуны. Наряду с бобрянами, ополянами и безунчанами относились к силезским племенам [7]. Упоминаются Баварским географом в IX веке. По мнению Седова, дедошане являлись носителями суково-дзедзицкой археологической культуры [6].
Мы уже знаем, что в названия племен закладывались не обыденные, а сакральные понятия, связанные с тотемно-религиозными образами. Поэтому происхождение названия дедошан следует относить к Дедам, белорусским Дзядам, которым посвящены поминальные дни в народном календаре, отмечаемые несколько раз в году; их число и значимость различны по регионам. Согласно верованиям, в эти дни умершие предки приходят в свои дома на поминальный ужин, который тоже может называться Деды. В этом отношении они идентичны индийским Питарам, существовавшим и у индоевропейцев. Главными Дедами считаются: 1) последняя суббота мясоеда перед Масленицей (мясоедные, зимние, великопостные деды, товстая суббота, масляные, першiя дзяды); 2) суббота перед Троицей (семка, семуха, духовские или троицкие деды, духовская суббота); 3) осенние Деды, приуроченные к субботе перед Дмитровым днем (26 октября), Михайловым днем (8 ноября), днем Кузьмы и Демьяна (1 ноября) (асянины, осенние, змiтроўcкие дзяды, змiтроўка, Михайловы деды, кузьминыя, пилипоўчаные, роздвяные, остатние). Там, где Радуница включается в число Дедов, ее называют «радостные, радушные деды» и считают одним из главных поминальных дней. К менее распространенным Дедам относятся пoкровские, Никольские (перед Николой вешним и зимним), стауры (зап. – белор., 13–14 ноября); вторая, третья и четвертая суббота Великого поста.
Празднование Дедов часто начиналось с пятницы, когда подавался постный ужин и производились приготовления к изобильной субботней трапезе; реже эти обряды совершались в субботу вечером и в воскресенье утром. Каждые Деды посвящались всем умершим членам семьи, но в некоторых районах Полесья отдельно поминались мужчины (в пятницу вечером) и женщины (в субботу), причем субботний день назывался Бабы. Заложных покойников, то есть умерших «не своей» смертью, особенно самоубийц, поминали лишь раз в году, перед Троицей [5; 67]. «Деду, деду, иди до обеду» – так звучало ритуальное приглашение усопших на жертвенную пищу. Им посвящалась первая ложка или первый стакан. Хозяин трижды обходил стол с лучиной, производя окуривание. Эта традиция известна также у болгар. Дзядам относили пищу на кладбище. Они упоминаются также в польских ритуальных играх [5; 67]. Известен антропоним Дедша, носящий сакральный смысл [7].
Учитывая эти обстоятельства, в различных странах был произведен поиск топонимов, семантически связанных с этой лексемой. При этом имелось в виду, что в чешском это dêdêček, в польском – dziadzio, в белорусском – дзяд, в болгарском – дядо, в украинском – дид (в качестве примечания: как ни странно, в турецком – dede, а в английском dad – отец).
Полученная топонимия занимает Словакию и Чехию, за исключением крайних западных областей. В Польше топонимы «dzy(i)ad» расположены неравномерно, преимущественно в центральных и юго-восточных воеводствах (карта № 47). По неясным причинам в Белоруссии они представлены не топонимами «дзяд», как ожидалось, а «дед». Вероятно, произошло замещение на более позднюю форму. Далее мощный рукав распространяется через всю Россию. От словацкого массива в направлении Киева отделилось несколько топонимов «дид».
Карта № 47. Топонимия «ded»
«Дедов» мы обнаруживаем и в Германии. Речь идет о скромной цепочке топонимов, протянувшейся от Рудных гор (Чехия) по реке Везер и ее притоку Аллер: населенный пункт Deditz и холм Deditzhoe, а также три ойконима Dedeleben (дословно – жизнь, нем., в адаптированном переводе, вероятно, место проживания), Dedenhausen (дома, нем.), Dedesdorf (деревня, нем.). Остальные их собратья разбросаны в северных областях. Этот факт дополняет наши представления о глубине славянских миграций в западном направлении.
Внушительный массив мы встречаем на Балканах, где топонимы обнаруживаются практически во всех странах. Наибольшая плотность зафиксирована в Боснии и Черногории. Присутствует большое количество ойконимов Dediči, а также холм Dedin brdo, источник Dedova voda, селение Dedovska и др. Явных следов, указывающих на маршруты проникновения с севера, не обнаруживается. И в этом случае попытаемся отыскать топонимы-трассеры.
Среди ряда исследованных основ и топонимов наиболее активно отозвалась «Dedina», формирующая явный маршрут. Первый топоним расположен в Чехии, а затем на западе Хорватии, Боснии, Сербии, путь заканчивается в Болгарии. Вероятнее всего, переселение шло через Среднедунайскую низменность западнее озера Балатон по долине реки Раб. Форсировав реку Драва, взяли направление на Саву.
«Но позвольте, – скажет дотошный читатель, заглянувший в словарь, – причем здесь деды, если на чешском „dedina“ означает деревня? В таком случае построения недостаточно корректны?» На первый взгляд контраргументов нет. Так мы рассуждаем, когда работаем с топонимом только как с лексической единицей, забыв о том, что одновременно он имеет и топографические характеристики. Во-первых, цепочка топонимов «dedina» развивается в массиве топонимии «ded», не выходя за ее его пределы. Более того, она стартует с севера Чехии, области близкой к исторической локализации дедошан. Это не может быть случайным. Во-вторых, в Чехии, Боснии и Сербии это не только поселения, как следовало бы ожидать, а еще и реки, есть даже один холм. Следовательно, «dedina» – это не географическая характеристика, а ономастическая. Существовала традиция в переносе названий подобного рода. Тот факт, что «dedina» располагаются не хаотически и неразрывно с массивом «ded»-топонимов, позволяет отнести их к одному и тому же семейству. «Дедина» означало место, принадлежащее духам усопших предков, бывших ранее его владельцами, где ныне проживают люди. Это можно рассматривать как дополнительный пример редукции статуса божества, выражающейся в переходе семантики его имени на обыденный уровень. Этимология западнославянской деревни в корне отличается от восточнославянской, производимой от слова «дерево».
Центры топонимической и исторической локализации племени дедошан различаются несущественно. Следовательно, самоорганизация произошла неподалеку от места их зарождения. Ее следует относить к Пражской культуре.
2.4. Криве. Кривичи – путь на юг
Мы уже знакомы с переселением кривичей в Восточную Европу [11]. В VII веке они вступили в контакт с балтами и разгромили их культуру Банцырево-Тушемля [6]. Событие было настолько чувствительным, что до сих пор латыши называют русских «криве». Согласно [11], родиной кривичей являются Чехия и Словакия (с большей степенью вероятности последняя), откуда и происходил исход.
Кроме направления на восток имеется распространение топонимов на юг, что свидетельствует о переселении этого племени на Балканы. Здесь сформирован явный массив. Он занимает территории Сербии, Македонии, Черногории, Западной части Болгарии. В восточной Хорватии и Румынии он ограничен с запада Дунаем, а с севера границей Венгрии и рекой Муреш. В Словении, Боснии и западной Хорватии топонимов нет. Несколько представителей попали в Грецию (карта № 48).
Чешско-словацкий и балканский массивы соединяет явная перемычка. Она начинается с Западной Украины (Буковины) топонимом Кривой и следует через верховья Сирета и Быстрицы к верховьям Муреша – Олта. Здесь названия приобретают местный колорит Crivesti, Crivilesti. У города Брашов маршрут разделяется на две ветви. В начале одной находится селение Crivineni, другой – Crivinаmiса. Примечательно то, что они расположены по разные стороны Южных Карпат.
Переход был осуществлен в районе верховьев реки Яломица, далее спустились по долине реки Дымбовица к Бухаресту (которого еще не было). Путь закончился у побережья Черного моря речушкой Krivodati (фото № 10).
Вторая ветвь некоторое время следовала вдоль северного склона Южных Карпат, которые в конце концов решилась перейти около пика Молдовяну, находящемся у истоков реки Арджеш. Далее путь следовал к устью Жиу, являющейся притоком Дуная, который форсировали у болгарского населенного пункта Krivodol. Примечательно, что даже во влашской среде первородное имя осталось в течение почти полутора тысяч лет нетронутым. Идентично чешским и словацким топонимам существуют Crivа и Crive de sus (Крива верхний, рум.).
Карта № 48. Топонимия «kriv – criv»
Форсированием Дуная западной ветвью начинается масштабное проникновение топонимов «kriv» на восток Балкан. Основная масса двинулась в Сербию, Черногорию и Македонию. Здесь она оставила весьма примечательные траектории перемещений (отмечено штрих-пунктиром). Преимущественно это микрогидронимы, Krivakosa, Krivonos, Krivabrod, Krivareka. Можно было бы попытаться отнести это на счет характеристики объекта (Кривая река, Кривая коса), но нахождение их в «кривических» массивах заставляет отклонить это предположение. Первопроходцы в первую очередь называли водные объекты. Среди балканских топонимов имеется один весьма примечательный композит Kriva-rus. Представляет интерес механизм его формирования, очевидно, заключающийся в слиянии общностей кривичей и русов. Пока этот пример в топонимике не имеет прецедентов.
Как мы видим, кривичи переселялись на Балканы исключительно восточными областями, минуя территорию Венгрии и Словении. Вторично форсировав Дунай у Белграда, только уже в северном направлении, они растеклись по югу Дакии. Бурные миграционные потоки разрушили исходное племенное единство, пощадив родовые ячейки, которые лишь отдавали дань традиции топонимами «крив», но к обособлению самостоятельной общности это не привело. В Румынии исходные названия были быстро перекрашены наступавшими влахами, хотя реликтовые Крива сохранились.
Фото № 10. Переход кривичей через Южные Карпаты (затемненная область – горы) (Картографические данные © 2015 Google)
2.5. Лада, Лель и примкнувший к ним Ослад
Лада – богиня веселья, благополучия и согласия в семье и невест. Праздник в ее честь, 25 мая, назывался Стадо. Ее муж – чешский бог войны Ладон (бог и дракон в греческий мифологии), русский вариант Ляд. Лель – солнечное ласковое божество. По-латышски означает «ясный». У западных славян изображался мальчиком со спаривающимися голубями на голове. На Руси это был юноша с горшком, из которого произрастают злаки. В мифологии фигурирует божество с неизвестныыми функциями Лелюй, Лелек – добрый дух, стерегущий зарытые в землю сокровиша и отдающий их только хозяину или наследнику, лелека – птица Лели, аист [72]. Поскольку, как мы увидим далее, ситуация с данными божествами далеко не однозначная, то приведем ряд объемных дословных цитат из трудов этнографов, мифологов и лингвистов.
Ченстоховская рукопись Яна из Михочина (1423 год) гласит: «…наши старики, старухи и девушки не молятся о том, чтобы стать достойными восприятия святого духа, но в эти три дня, когда надлежало бы предаваться размышлениям (троицын и духов день), сходятся старухи, женщины и девушки, но не в храм, не на молитву, а на пляски; не к богу взывать, но к дьяволу: Issaya, Lado, Hely, Laya. Если таковые не покаются, то пойдут вместе с Lassa, Lado на вечные муки». В польских церковных наставлениях 1420-х годов, опубликованных Станиславом Урбанчиком, указывается: «Запрещаем также пляски и песни, в которых называются имена идолов: Lado, Ileli, lassa, Tya, проводимые во время зеленых святок, когда истинно познавшие Христа должны усердно просить бога, чтобы им по примеру апостолов воспринять дух святой». «С начала XV века поляки еще и посейчас около зеленых святок чествуют своих божков: Alado, Gardzyna, lesse… Этим божкам плохие христиане оказывают бóльшую честь, чем богу: девушки целый год не ходят в костел молиться истинному богу, тогда как на чествование этих своих божков они привыкли приходить» [5].
Матвей Меховский упомянул, что в честь богов поют «старинные песни с рефреном: «Lada-Lada, Ileli-Ileli, Poleli», сопровождая их танцами». Он считал, что Лада – это античная Леда, мать Кастора и Полидевка, которых в славянском пантеоне представляли Лель и Полель. В Mater Verborum Лада соотносится с Венерой. А. С. Фаминцына пришла к выводу, что Лада – богиня брака и веселья, связанная с весенними и свадебными обрядами, славянская Bona dea (Благая Богиня, дочь Фавна).
В XVII веке Иннокентий Гизель в своем «Синопсисе» в дополнение к рассказу «Повести временных лет» об идолах князя Владимира приписывает древним языческим русам тех же богов: «…четвертый идол – Ладо. Сего имяху бога веселия и всякого благополучия. Жертвы ему приношаху готовящийся ко браку, помощию Лада мнящи себе добро веселие и любезно житие стяжати. Сия же прелесть от древнейших идолослужителей произыде, иже неких богов Леля и Полеля почитаху, их же богомерское имя и доныне по неким странам на сонмищах игралищных пением Лелюм-Полелем возглашают. Такожде и матерь лелеву и полелеву – Ладо, поюще: Ладо, Ладо! И того идола ветхую прелесть дияволю на брачных веселях, руками плещуще и о стол бьюще, воспевают» [5].
По представлениям польской и русской «кабинетной мифологии» раннего Нового времени (XVI–XVII века), Лель – это славянское божество любви и брака. Его образ проник в художественную литературу классицизма и романтизма, он нередок в литературе и искусстве этого и последующих периодов. Державин упоминает его в своих песнях. У Пушкина в «Руслане и Людмиле» на пиру князя Владимира Баян славит «Людмилу-прелесть и Руслана, и Лелем свитый им венец», не говоря уже о «Снегурочке» А. Н. Островского. Верным спутником Лады считается Ослад, так как брак и любовь всегда находятся рядом с пирами и наслаждениями.
Начиная с XIX века исследователи отрицают существование у славян этих божеств и персонажей или считают их фантомными. Во многих народных песнях рефрен «Ой, лель-ладо» либо «Лада, лель-люли» был ошибочно принят за имя божеств. При более критическом отношении к источникам славянской мифологии оказалось, что существование бога Леля основано исключительно на припеве свадебных и других народных песен, и ученые второй половины XIX века вычеркнули Леля из числа славянских языческих богов.
Припев, в разных формах «лелю, леле, лели, люли» встречается в русских народных песнях, в сербских «кралицких» песнях величальных, имеющих отношение к браку. Он встречается в виде лельо, леле, в болгарской великодной и лазарской в форме леле. Он восходит к глубокой древности. Старинный польский припев «лелюм» (если он действительно существовал в этой форме, с «м») А. А. Потебня объясняет через сложение «лелю» с «м» из дательного падежа «ми», как в малорусском «щом» (вместо «що ми»). В припеве «полелюм» «по» может быть предлогом. Белорусские припевы звучат как «люли и о люлюшки». Соображения об этимологическом значении припева «лелю» и проч. высказывались Вс. Ф. Миллером и А. А. Потебней. По Н. И. Толстому, припев типа «ой-лели-лель», в разных вариантах представленный у многих славянских народов, этимологически восходит к слову аллилуйя.
Польский славист А. Брюкнер в ряде работ высказался против признания Лады древнеславянской богиней, так как, по его мнению, «Ой, Ладо» или «Лада, лель-люли» являются всего-навсего бессмысленным припевом. Появление имени Лады в средневековых источниках он объяснил тем, что ксендзы-иноземцы посчитали слова непонятного им припева за богов.
Ю. М. Лотман также указывает на недостоверность параллелей «божество» и «Лель»: «Лель – искусственное божество, введенное в русский Олимп писателями XVIII века на основании припевов-выкриков, в основном свадебной поэзии: „Люли, лель, леле“. Припевы эти воспринимались как призывание, звательные формы собственного имени. Из этого делался вывод, что Лель – славянский Амур, божество любви, однако в действительности этот мифологический образ является фиктивным».
Против существования Лады однозначно высказался и Н. М. Гальковский: «Доказано, что божества Лада не существует… это – измышление наших книжников позднейшего времени». «Откуда взялись новые боги Лада, Лель? Полагаем, что вследствие недоразумения. Лада, лель-люли – это припевы песен… припев в форме ай-люли мог возникнуть вследствие искажения богослужебного слова аллилуйя».
Причины появления подобных «божеств» охарактеризовала Л. Н. Виноградова: «Движимые стремлением описать славянскую мифологию по аналогии с детально разработанной античной, авторы первых трудов по славянскому язычеству создавали длинные списки так называемых „божеств“, названия которых добывались порой весьма сомнительными способами, например, использовались неясные имена и названия, встречающиеся в поговорках, заговорах, формулах клятв и проклятий, песенных рефренах и т. п., а затем домысливался некий мифологический образ. Так возникли (и, к сожалению, до сих пор не сходят со страниц некоторых новейших мифологических словарей) многочисленные лели, леды, любмелы, дзевои, паляндры, зимцерлы и прочие искусственно созданные „персонажи“, включенность которых в архаические верования славян не подтверждается ни надежными письменными источниками, ни данными устной народной культуры» [5]. Все вышеизложенное объясняет, почему эти боги не значатся в академических энциклопедиях.
Другие авторы занимают более рациональную позицию. Так, на существовании Лады настаивал академик Б. А. Рыбаков [5], полагая, что: «Если исследователь имеет дело со случайным единичным упоминанием того или иного имени или неясного слова, то лучше воздержаться от далеко идущих выводов, но если перед нами находится устойчивый широко распространенный материал, уходящий в глубину на несколько столетий, то мы не имеем права уклоняться от его анализа даже в том случае, если это кажущийся нам простым песенный рефрен». Он выдвинул гипотезу, что культ Лады имеет индоевропейские корни, сопоставляя ее с древнегреческой богиней Лето и древнеримской Латоной.
О. Н. Трубачев считает неприемлемыми обе крайности, порожденные неясностью слова, – как возведение Лады в ранг божества, так и отнесение этого слова к бессмысленному песенному рефрену. Исследователь трактует слово в контексте славянских терминов родства. По его мнению, праслав. *lada восходит к индоевропейскому корню *aldh- «выросший, зрелый», который дал в германском aldi- «человек». Таким образом, первичным значением славянского слова он считает «старший, муж, мужчина». Перенесение этого слова на женщину – вторично. В качестве сравнительного материала Трубачевым привлекается литовское имя Aldona, которое может восходить к предполагаемому термину родства *alda(s) = др. – рус. лада при помощи суффикса – ona [5].
Согласно другой версии, дед-ладо/дид-ладо восстанавливается для общеславянского как *děd lada, то есть это название старшего родича (дед) и именное определение при нем. Возможно также сопоставление дид с балтийский корнем did- «большой, великий» (лит. didelis «большой», didus «величественный»). Песенный рефрен «дид-ладо» некоторыми исследователями фольклора воспринимается как прославление Лады вместе с ее третьим сыном по имени Дид, богом супружеской любви.
Настало время подвести промежуточные итоги. Одна группа исследователей, отталкиваясь от древних письменных источников, а также от непризнания факта случайности широкого упоминания в фольклорном материале имен Лад(а)ы и Леля, утверждает реальность существования этих божеств в пантеоне древних славян. Другая группа считает эти источники результатом недоразумения, а присутствующую припевную часть простым песенным рефреном. Как водится, существует и третья группа, занимающая промежуточную позицию.
Ситуацию можно охарактеризовать как «апория» (нерешаемая задача). При существующем инструментарии исследователя развязки не предвидится. Остается уповать на появление вдруг новых источников, способных утвердить или окончательно развенчать культы этих богов. Однако надежды призрачны. Явно вытекает потребность в подключении своеобразного рефери, способного разрешить эту проблему. Эту роль может сыграть независимый метод исследования, способный обеспечить получение дополнительного объема информации качественно нового содержания. Здесь уместно вспомнить об устойчивой традиции наших предков воплощать имена своих родовых богов в названиях на местности. Осталось их только найти.
В связи с этим была исследована топонимия «лель – lel» и «лада – lada». Из приведенной карты № 49 видно, что такие топонимы присутствуют. Они раскинулись на обширных пространствах преимущественно центральных областей Западной и Восточной Европы. Каждая группа в отдельности проявляет регулярность лишь на коротких участках, однако их совместное рассмотрение обнаруживает ярко выраженные скопления и траектории. Центрами распространения являются территории Чехии и Словакии.
Первая траектория, составленная исключительно из топонимов Lada, идет из Чехии через центр Польши по границе прибалтийских стран и заканчивается в России около Эстонии. Далее этого вида топонимов нет, но эстафету подхватывают названия «лел»: Лелявино, Леликово, Лельма, заканчивающиеся целым букетом гидронимов Лель в Пермском крае. Как правило, это мелкие притоки таких рек, как Коса, Леман, Лузы, Сухоны, Черная. Помимо этого существует одноименный поселок в Гайнинском районе.
Вторая траектория исходит с территории Словакии названиями Lela, Leleszita (сито, венг.) в Венгрии, Leles снова в Словакии, Лелин на Западной Украине и Лелев под Киевом. Здесь же присутствует и Lada. Изонимия распространяется в направлении Киев – Москва и представлена только топонимами «лел». На границе с Белоруссией течет река Лелевка, примерно в 150 км на северо-запад от Москвы расположено селение Лели. Как и в первом случае, на финише находится ряд гидронимов, представляющих собой притоки Лель в верховьях Камы.
Из Центральной Европы наблюдается распространение на Балканы. Оно осуществлено двумя параллельными потоками. Первый берет начало также в Словакии и представлен двумя гнездами в Венгрии: Lada homok (венг. «песок», в данном случае адаптированный вариант «пески») и более чем забавный интернациональный композит Lel-bach-puszta (нем. bach – ручей, венг. puszta – степь). Другое гнездо мы находим в Боснии: гора Lelija и одноименный холм неподалеку, а также селения Lada и Ladasinica.
Еще одна траектория протянулась от Молдавии до Болгарии: Ladawa – Ladauti – Lada – Ladarevo. Последняя находится в своеобразном окружении двух селений Lelevtsi (Лелевцы). В Греции существует гора Lelouli и остров Leloudha.
Нельзя не сказать об интересных находках на территории Германии. Это четыре топонима, расположенные в виде цепочки с севера на юго-запад. Начнем с наиболее характерных представителей, независимо от последовательности их расположения. Неподалеку от реки Аллер мы находим селение с интересным названием Lelbach. «Bach» на немецком ручей, что тогда означает «Lel»? Следующее название с симптоматичной славянской фонетикой Lelchow (Лельхов), а предыдущий представитель имеет практически то же самое звучание Lellichow. В самом начале этой траектории находится Lelkendorf. Второй корень однозначен – деревня, но чья? Какого-то Лелькена. В дополнение надо сказать еще об одном топониме, находящемся на границе Германии и Швейцарии, – это селение Lellwange. Второе слово в обиходном переводится как «щека», а также «боковая стенка». Вероятно, это местная специфика или метафора, относящаяся к горной терминологии.
Карта № 49. Топонимия «лель – lel» и «лада – lada»
Полученная картина является определяющим подтверждением реальности существовании славянских богов древности Лады и Леля. Наши предки, не имея письменности, оставили их имена на карте. Они являлись отражением составных частей единого сообщества, которое, переселяясь, оставляло на карте характерные топонимы. Присутствовал принцип «скрытого переноса топоосновы», когда отсутствие на маршруте основ одного рода восполнялось другими. Этим обеспечивалась целостность траектории.
Поскольку они исходят с территории Чехии и Словакии, то следует считать, что здесь и произошло формирование культа этих божеств. На данном этапе исследований дать более точную локализацию не представляется возможным. Масштабы расселения были впечатляющими. На восток двинулись двумя колоннами и, пройдя севером и через центр европейской части России, практически сошлись в Пермском крае, оставив серию топонимов Лель. На этом, пожалуй, можно было бы и закончить: логика соблюдена, выводы непротиворечивы.
Однако настораживает скопление на относительно ограниченной территории, к тому же имеющей национальную специфику, однотипных гидронимов Лель. Существуют попытки их этимологизации. Так, в лузско-летском диалекте коми языка они могут означать «осот», «нарост, шишка (на дереве)», «груздь». Считают, что это и отразилось в географических названиях. С другой стороны, полагается, что «ель» (лесная речка, коми) выступает как «лель»: Вежлель (приток Нижней Лопи), Лöшкалель (приток Лопья), Есöклель (приток Соль), Вöрлель, Сордлель (притоки Вухтыма), Петерлель (приток Тулома) (И. Лепехина). Однако поселение Лель указывает на то, что это второй корень. В коми словаре «лель» идентично лок(х) – семга. Все это говорит о том, что даже при отсутствии однозначности в этимологии ясно одно: к рассматриваемому божеству эта группа гидронимов отношения не имеют. Также вызывает сомнение селение Лельма, находящееся на смежной территории. Поэтому мы имеем все основания исключить их из рассмотрения и ограничить маршруты миграции (белая заливка на карте). Фактически в одном случае переселение закончилось у Онежского озера, в другом, притормозив у Москвы, двинулось вдоль Волги, а потом отвернуло от нее. Появился некий «неудобный» сосед, встречи с которым избегали.
Лелек означает птицу лелок, козодоя, лелетка – овсяную мякину, а лелеха – толстую женщину (Даль). Из всех приведенных вариантов на топонимы может претендовать только значение «козодой», но его по смыслу невозможно совместить в единых массивах с топонимами Лада.
Переселение на Балканы происходило вначале по междуречью Тисы и Дуная, который форсировали у города Нови Сад, достигая далее Боснии. Второй маршрут нам также знаком: он идет через Молдавию, устье реки Олт, после Дуная оказываясь в Болгарии. Переселение продолжилось и на юг. Греческие топонимы не имеют однозначной трактовки. С одной стороны, их славянская фонетика говорит сама за себя: Leloudha (Лелюдха) и гора Lelouli (лелю-ли) – хорошо известный нам припев из ритуальных славянских песен, связанных с Лелем. С другой стороны, существует мнение, что это греческие топонимы, один из которых может быть связан с названием цветка.
С запада Чехии, двинувшись на север, «лелевцы» за один переход достигли земель бодричей. Этот путь соответствует распространению культуры Прага-Корчак. С собой они принесли культ Леля, который, однако, не стал у них доминирующим и нашел отражение лишь в топонимах. Они продвинулись далеко на запад, едва не достигнув Рейна. Вторая небольшая группа, перейдя Чешский лес, Швабский Альб и Баварское плоскогорье, оказалась у Боденского озера.
Наконец, существует еще один скромный номинант в этот микропантеон. Это соратник Лады бог Ослад, также считающийся несуществующим, несмотря на то, что под именем Услад он упоминается в описаниях странствий немца Вундерера по России в XVI веке. Интенсивные поиски, напоминающие археологические раскопки, позволили вывести из небытия его имя на карте. Это поселения, находящиеся одно в России – Ослада, а другое в Сербии – Osladič. Данный факт является доказательством реальности этого божества. Но особенно важно, что указанные топонимы фиксируются совместно с основами «лада» и «лель» на одном локальном участке карты, при используемом масштабе стремящимся практически к точке. Так, на подступах к Средней Волге расположен конгломерат Лада – Лелька – Ослада. В Сербии это Lada – Leljenbrdo (гора, холм, срб. – хорв.) – Osladič. Этот факт является еще одним нечасто встречающимся примером мифо-топонимического соответствия[17], а именно расположения на карте совокупности имен, относящихся к персонажам мифов, в данном случае народных песен. Причина, как мы уже говорили, заложена в скоординированном переселении славянских субэтногрупп (родов), входящих в союз и исповедующих культ различных божеств. Это находило отражение в обрядовых песнопениях, в которых каждое слово, каждый звук имели конкретное содержание, поэтому о бессмысленных нагромождениях звуков или косноязычии наших далеких предков не может быть и речи.
Рассмотренный случай является хорошим примером того, как посредством небольшого объема, но качественно отличающейся информации, получаемой с помощью нового метода, решается застарелая проблема, зашедшая в тупик. При этом остается не у дел весь объем предшествующих гипотез полярного смысла, который к тому же здесь отражен весьма и весьма ограниченно.
Мы уже встречались с примерами, когда имена и функции богов претерпевали во времени значительные трансформации, после которых они лишь неуловимо напоминали исходные образы. Так, известна индуистская богиня Путана, носившая обольстительный, но злокозненный образ, имя которой оказалось зафиксированным в топонимах [37]. В польском языке Ladacznica – проститутка, потаскуха, распутница. Интересно также созвучие Лада – Леда – Ladу.
2.6. Ладо и Волх
Знатоки мифологии будут несколько удивлены таким «союзом» топооснов. О причинах мы узнаем несколько позднее. Некоторые источники сообщают о существовании кроме богини Лады бога Ладо (Лада). У чехов он выступает как Ладон, бог войны и супруг Лады. Его отождествляли, с одной стороны, со славянским Ярилой, а с другой – с Аполлоном Соранским. В конце века Ян Длугош включил в свой пантеон польского Марса под именем бога Лада (Lyada) [5]. Как мы уже наблюдали в предыдущем разделе, в ряде работ имена Лада и Ладо не различаются. В связи с этим предполагают, что в одних сюжетах Лада выступает в мужском роде, а в других в женском. Надо сказать, что такая версия имеет аналогии в мифологии. Так, известен сын Афродиты Гермафродит, а индийская богиня Ида (Ила) один месяц находилась в мужском обличье, а другой в женском. Третьи отрицают существование Лада вообще. Попытаемся с помощью континентальной топонимики получить решение этой проблемы. Для этого была исследована топонимия «ладо – lado».
Объекты зафиксированы в Центральной и Восточной Европе. Локальный массив существует в Словакии, это Ladomirov, Ladova, Ladomer, Ladon hora (гора, слов.). От него на юг протянулась узкая дорожка, составленная из Ladomany (Венгрия), Ladovica (местность в Хорватии), Ladovo brdo (холм, срб. – хорв.) и Ladovici в Боснии, а в Сербии: горы Ladovo brdo, селения Ladovici, Ladovo, Ladovica, Ladovdub в Черногории, Ladomerica в Македонии. Подобные топонимы есть и в Греции, но нет полной уверенности в их славянской принадлежности (Ladohori и остров Ladoxera) (карта № 50). Причины столь подробного перечисления станут нам ясны из последующего.
Восточный массив протянулся от Санкт-Петербурга до верховьев Дона, там он раздваивается в направлении Кубани и Нижней Волги. Наиболее колоритными являются Ладожское озеро и ряд производных топонимов, находящихся рядом, между Онежским и Сегозером, например озеро Лад. У границы с Казахстаном за Волгой существует поселение Ладо. В дополнение мы также вынуждены привести ряд характерных топонимов Ладова, Ладово, Ладомировка, река Ладомирка, Ладовка, Ладон. На границе Украины и Белоруссии находятся два топонима, Ладо и Ладовище.
Сопоставление вышеприведенных перечней словацких, балканских и восточноевропейских топонимов обнаруживает соответствия. В первую очередь, это разнообразные Ладовы и Ладовицы. Во-вторых, это укрупненные основы Ладоми(е)р, встречающиеся во всех трех регионах. Наконец, топонимы Ладон в Словакии и России. Ладово – так названы оронимы в Сербии и Хорватии, а Ladon hora в Словакии и Ladohori и Греции.
Первый вывод, который можно сделать, – это демонстрация факта реальности существования бога Лада-Ладо на примере топонимов. Это позволяет извлечь его имя из тьмы веков и сделать «легитимным». В связи с этим получает осмысленность припев «Дид Ладо». С учетом результатов, полученных по топонимии «дед – дид», можно утверждать, что это является формой ритуального обращения к божеству как древнему предку. Существующие разновидности топооснов (Ладон, Ладомир и др.) входят в единые массивы, а в связи с этим относятся к общему источнику. Второй имеет типичный славянский ономастический формант «мир – мер». Отмечаемая идентичность Ладо и Ладона [72] находит свое топонимическое подтверждение. Поскольку известен одноименный греческий речной бог, а также дракон, то нельзя исключить общеиндоевропейскую принадлежность этого теонима. Уместно напомнить, что путь дорийцев в Грецию пролегал через центр Европы [37]. Предполагаемая преемственность названия реки Ладожка и финского Alode joki (река) происходит на основании только фонетических признаков. Однако топонимика говорит о прямом переносе именно славянской основы.
Карта № 50. Топонимия «ладо – lado» и «volh – волх»
Полученное распространение топонимов «ладо», повторяемость в различных частях Европы свидетельствует о расселении их носителей из некого центра. Однозначным является маршрут на юг, от Западных Карпат до Старого Эпира (Греция). Он пролегал вначале по руслу Дуная. Причем, судя по расположению топонимов, «ладовцы» дважды переходили его. Форсировав Саву, они двинулись вверх по ее притоку Дрине, а затем по Лиму. Новый Эпир (Албанию) прошли с севера на юг. Путь закончили, едва ступив на землю Греции.
Менее выражен маршрут на восток. Помимо повторяемости основ указанием на направление их переноса являются уже отмеченные топонимы на границе Украины и Белоруссии. Причина заложена в специфике миграции. Переход от Словакии до границы Новгородской области осуществлялся в два этапа длиной по 400–500 км каждый. Отмечать путь до Ладоги топонимами и активно расселяться начали только после восточных границ Белоруссии. Предыдущий отрезок прошли ускоренным маршем. Направление движения от Новгорода вплоть до Кубани пока не имеет прецедентов.
Полученная картина свидетельствует о том, что предполагаемое мифическое тождество Лады и Ладо не имело места. Их «театры действий» были различны, а маршруты передвижений не совпадали.
Теперь вернемся к необычности заголовка этого раздела. Точкой отсчета послужил тот факт, что река Волхов вытекает из озера Ильмень[18] и впадает в Ладожское озеро. Является ли подобное соседство названий случайным, или оно чем-то обусловлено?
Согласно «Сказанию о Волхе», записанному в XVII веке, князь Словен пришел на озеро, которое в честь своей сестры назвал Ильмень. Место для поселения он выбрал в результате волхования. У него было два сына, Волхов и Волховец. Позже их имена были присвоены реке и ее протоке. Волхов родился от княжны, обесчещенной змеем, и вырос бесоугодником, обладал способностью превращаться в зверей. Имя соотносят с финским velho – чародей. Люди нарекли его Перуном, неподалеку он создал свой город Перынь. В виде крокодила Волх залегал в реке. Был убит водяными, а тело выброшено на берег. Погребен своими почитателями с великою тризной. Над местом захоронения насыпали большую могилу. Волоховичи фигурируют в сказаниях Русского севера и печорской легенде.
Была изучена топонимия «волх». Как видно из карты, родственные топонимы сконцентрированы в районе Ладожского озера (Волховец, Волховская губа, Волховский). Более того, они распространяются на юг синхронно с топонимами «ладо» (Волхов, Волховщина, Волхово). После Москвы происходит замена основы «волх» на укрупненную основу «волхон». Появляются Волхонка, Волхонское, Волхонщина. Это явилось результатом языковых изменений, возникших в процессе миграции. Теперь попытаемся понять, являются ли топонимы «волх» местными или они были привнесены со стороны. На юге Белоруссии мы находим селение Волхва и тут же за границей с Украиной Волхиня. Примечательно, что они расположены в одном массиве с уже отмеченными топонимами «ладо». Дальнейшая интерполяция на запад обнаруживает в Словакии населенный пункт Volhovisko.
Носители топонимов «ладо» и «волх» переселялись совместно, начиная со Словакии, совместно обживались в Поладожье. Причем этот союз длился не одну сотню лет. Поэтому корни топоосовы сугубо славянские. Из сказания следует, что погребение Волхова было произведено по славянской традиции фактически под курганом. Это был неизвестный нам бог-первопредок племени, пришедшего с запада. После принятия христианства его определили в демоны, такие же, как и Перун, хотя мифологической связи эти персонажи не имеют. Присутствие данного героя в сказаниях Русского Севера и на Печоре не является удивительным. На Северной Двине обнаруживается селение Волоховская, а восточнее – река Волхуш. Их принесли сюда переселенцы с Новгородчины.
2.7. Хорс
По сообщению «Повести временных лет», в 980 году князь Владимир «постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна… и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь». Как полагают, идол Хорса был деревянный и находился в нише по правую руку от Перуна, рядом с Даждьбогом (Б. А. Рыбаков). Однако «Синопсис» уже Хорса в числе богов не упоминает. Он отмечается и в других памятниках, например в «Хождении Богородицы по мукам», где говорится, что люди «богы прозваша солнце и месяць, землю и воду… Трояна, Хърса, Велеса, Перуна на богы обратиша» (А. Бесков). Хорс упоминается в одной из редакций «Беседы трех святителей» (С. Л. Борисов). В одном из фрагментов этой беседы Василий отвечает: «Есть два громовых ангела, эллинский старец Перун и Хорс-жидовин – вот два молнийных ангела». Даются различные толкования греческой и хазарской принадлежности богов, на которых мы останавливаться не будем.
В «Слове о полку Игореве» повествуется, что Всеслав Брячиславич «въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше». Современная интерпретация этого пассажа такова: «Прежде, нежели солнце успело подняться, прежде, нежели петухи начали петь, Всеслав уже был в Тмутаракани».
Немец Вундерер, путешествовавший по Руси в 1589–1590 годах, описал идола Корса близ Пскова: «Перед городом (Псковом) мы видели двух идолов, которые были издревле поставлены жрецами и которым они поклоняются. Именно, Услада, каменное изображение, которое держит в руке крест, и Корса, который стоит на змее, имея в одной руке меч, а в другой – огненный луч».
Этимология имени разнообразна: hvarə xšaētəm (авест.), khoršed, xvaršêt, (пехлеви), xuršēt (перс.) означает «сияющее солнце», хур (осет.) – «солнце». Но, как справедливо отмечается, все подобные этимологии уязвимы для критики, как в лингвистическом, так и в историческом отношении. Сложно объяснить, когда и каким образом иранское слово стало именем славянского божества. Б. А. Рыбаков связывает происхождение Хорса с древнескифским (сколотским) периодом, В. В. Седов ограничивает иранское (скифо-сарматское) влияние на антов периодом черняховской культуры (II–V века) [1; 5; 6].
Топонимия исследовалась в двух вариантах, «hors – хорс» и древнеславянском с закрытым слогом «hrs – хрс». В обоих случаях обнаружены топонимы. Особенно ими богата Чехия, в которой сформирован локальный массив, расположенный в ее западной части, Horsov, Horsin, Horsice и их дериваты. На юге Словакии мы встречаем только один топоним – Horsa. Балканский массив беден, но однозначен. В Западной Хорватии присутствуют населенные пункты Hrsovo и Hrsina, в Боснии склон Hrsovac, а в Болгарии еще одно Hrsovo (карта № 51).
Не было оставлено без внимания и восточное направление. В Белоруссии встречаем Хорск и Хоршевичи. С. И. Котков установил, что в гидронимии Новгород-Северской области XVII–XVIII веков существовали Хорсово болото и овраг Хорсов. В Пинежском районе Архангельской области (недалеко от деревни Веркола) есть речка Хорса [5].
Полученные данные могут быть интерпретированы следующим образом. Носители «хорс»-топонимов осели на западе Чехии в верховьях Лабы и ее притоков, Бероунки и Влтавы, между Рудными горами и Шумавой. Отсюда мелкие группы просочились в Хорватию и дошли до Болгарии. На восток двинулись через Белоруссию, где пути разошлись. Один из потоков направился на Украину в исторические новгород-северские земли. Это племя было соседом киевлян и играло значительную роль в регионе, с этим Владимир не мог не считаться. Отсюда Хорс и попал в киевский пантеон, где ему было отведено почетное место «одесную» Перуна. В дальнейшем это распределение было лишь продублировано в Новгороде, через который и проходил маршрут переселения с запада.
Подобные результаты отвергают версию об иранской принадлежности Хорса и указывают на его западное происхождение. Можно предвидеть бурю возмущений, так как солнечная иранская ипостась Хорса стала для нас уже аксиомой и столпом исторической науки, подтвержденной авторитетом выдающихся ученых. А теперь давайте хладнокровно разберемся, на чем это основано. О существовании этого божества известно только из восточноевропейских источников, в которых ничего не говорится о его солнечном облике. Поэтому этимологи направили свои исследования на лексиконы групп народов, присутствующих здесь в исторически сопоставимые промежутки времени, в том числе и иранской группы. И, как водится, подобие было найдено. Если бы было известно, что имя Хорса пришло из Западной Европы, то сфера деятельности лингвистов и, надо думать, результаты были бы иными.
На Украине Хорс изображался козлоногим, козлоголовым и четырехрогим человеком. Хворз чехов был богом ураганного ветра, его представляли в виде змеи, он считался символом земли и воды, творцом туч, заслонявших солнце. Солнечный бог алан Хварз выступает в том же козлином обличье [72].
Трудность изучения хорсоподобных богов состоит в устоявшейся традиции, выставляющей ограничения в виде шор «солнечного» бога. Однако согласитесь, что это несколько не соответствует его козлоподобному облику, если мы даже исключим из рассмотрения сомнительных Хварзов. Распространение аланского Хварза на все иранские народы смотрится мало обоснованным. Наконец, слово «хварз» на скифском и иранском, согласно представлениям такого авторитета в области иранистики, как В. И. Абаев, означает «хорошо» [73]. Таким образом, в своих изысканиях от предыдущих представлений мы должны дистанцироваться и попытаться найти иные связи.
Карта № 51. Топонимия «hors – хорс»
Менее чем в 100 км на запад от чешского массива обнаруживается еще один топоним из этого семейства, имеющий второй немецкий корень, – Horsdorf (деревня, нем.). Читатель, уже знакомый с подобными ситуациями, не придаст этому большого значения. Просто германцы добавили к славянской топооснове свой языковый субстрат. Дело обычное, тем более что географически данный объект можно приписать к чешскому массиву. Границы в то время были либо иные, либо прозрачные, и наивные крестьяне пересекали их, даже не ведая о нарушениях.
Однако на северном побережье Германии возникает целый массив «hors»-топонимов: Hors и снова Horsdorf, а также Horsbull (бык, вол, нем.), Horsbeck (чаша, бассейн, нем.; склон, швед.), Horsberg (гора, нем.), Horsborng. Появляется сомнение, не являются ли чешские топонимы на самом деле германскими. Можно предположить, что имело место переселение «хорсовцев» на побережье Северного моря и последующая взаимоассимиляция с местным населением. Такая ситуация не исключается, а примеры мы уже наблюдали. Однако впереди нас ждал весомый контраргумент. Топонимы «hors – horsа» существуют в Скандинавских странах и в Англии. И не просто существуют, а их количество приближается к 200. Предположить массовое переселение в эти места славянских «хорс»-носителей невероятно. Это невероятно еще и потому, что дополнительно два топонима всплывают в Исландии. Североевропейский массив находится в области культуры Ясторф, из которой, как мы уже наблюдали [37], исходили волны переселений в Скандинавию. Примечательно, что в подавляющем большинстве названия «hors» относятся к природным объектам, а также единичным фермам и лишь изредка к ойконимам. Это лишний раз свидетельствует об их древнем происхождении, поскольку переселенцы в первую очередь кодировали ориентиры на местности, когда селений еще не было. Следовательно, на побережье Северного моря могли локализоваться носители этих общегерманских древних топонимов.
Источники сообщают о «русском» племени хорось, располагавшемся на территории Швеции около Дании [74]. Сюда пришли западные русы, которые покорили германское племя хорось-хорс.
На крайней западной оконечности Норвегии обнаружена Hors gora, но это населенный пункт. В скандинавских языках имеется только один фонетический аналог göra – дело, работа (швед.), который по вполне понятным причинам не может входить в топоним. Кто мог быть автором? Только не германцы. Для этого проведем расширенные исследования. Оказалось, что «gora»-топонимы растянулись по всей Норвегии от 7-го до 30-го градуса в. д. Из восьми объектов два представляют собой селения, один ферму, остальные – горы, холмы и скалы. Ошибки с их славянской принадлежностью быть не может. Остается сделать вывод о проникновении группы славян, которые придали германским «hors»-топонимам славянское уточнение о характере микротопонима – гора. Ну а к присутствию славянских топонимов в Скандинавии мы уже были подготовлены [11].
Германские племена в начале нашей эры осуществили масштабное вторжение на юг. Это были готы, гепиды, квады, маркоманы, которые действовали в том числе и на территории Чехии. Поэтому перенос топонимов «hors» был вполне реален. Отсюда они распространились на восток уже в славянском обличье. В таком случае два топонима во Франции, Hors и Horsarrieu (фр. «находящееся сзади»; вероятно, это такое же определение для ойконима, как «верхний, нижний»), можно связать с любым германскими племенем, готами или свевами.
В германских лексиконах имеется ряд значений лексемы «hors», но они не могут претендовать на топонимы. Исключением является английское horsе. Тогда топонимы могут быть «посвящены» лошади, то есть тотемному первопредку в ее образе, перешедшему в божество. Известны конские боги – у хеттов Пирва, а у кельтов – Эпона, о которых мы мало знаем. В среде германцев-индоевропейцев образ лошади был весьма популярен, что могло найти отражение в соответствующих культах. Также нельзя исключить, что в свое время существовало общегерманское слово, сохранившееся в топонимах и перешедшее в современный лексикон только англичан. В Скандинавии оно претерпело значительные трансмутации и стало у датчан и норвежцев – hest, у шведов – häst, у исландцев hestur (но нем. pferd, голл. paard). У славян это всегда был конь-комонь в различных вариантах транскрипции, «лошадь» появилась только вместе с татарами. Слово исчезло, а топонимы остались.
Во фрагменте из «Слова…» имя Хорс представлено в форме закрытого слога, Хрсъ. Это соответствует некоторым западным топонимам. При переводе не обошлось без курьезов. Слово «куръ» переводчик посчитал петухами, и, соответственно, появилась фраза «прежде чем петухи начали петь». В старославянском это означает «высоты» как холмы, горы, а петух – «коуръ». Из этого становится понятным, что за ночь Всеслав достиг высот Тмутаракани. Вероятно, город стоял на возвышенности. «Слово „прерыскаше“ означает «бегать, пробегать, оставляя без внимания» [75]. В таком случае смысл второй части предложения состоит в том, что Всеслав, словно волк, перебежал дорогу Хорсу (вероятно, не обратив на него внимания). Таким образом, он за ночь покрывает путь от Киева до Тьмутаракани, тем самым (или при этом) переходя дорогу Хорсу. Если рассматривать эту фразу как аллегорию раннего прибытия до восхода солнца, то нелогичным представляется противопоставление персонажей из различных ниш мифической деятельности, небесной и земной. Пути Солнца и волка никогда не пересекались просто потому, что они были разными. Поэтому он не может перейти (прерыскать) Хорсу небесную дорогу. В этом случае следовало бы ожидать фразы «еще до того, как Хорс пробудился или восстал». Таким литературным приемом в «Слове…» может подчеркиваться преимущество волка, ведущего ночной образ жизни, перед конем, предпочитающим светлое время суток и находящимся в постоянной и, как правило, проигрышной оппозиции к волку – хищнику ночью. Существенно, что некоторые источники описывают Хорса как белого коня [72].
Мы распрощались с солнечным обличьем славянского бога Хорса. Но это место в пантеоне не пустовало.
2.8. Сварог
Как и о многих славянских богах, сведения о нем носят отрывочный и противоречивый характер. Сварог – Сварожич – бог огня. Согласно славянскому переводу хроники Иоанна Малалы, являющейся интерпретацией фрагмента, приведенного в Повести временных лет за 6622 (1114) год, он бог-кузнец, отец Даждьбога. По мнению некоторых исследователей, Сварог олицетворял собой небесный огонь (Е. В. Климов). При этом он сочетал в себе функции учредителя брака. У Сварога был сын Солнце-Даждьбог, носивший отчество Сварожич (Н. М. Гальковский). Титмар Мерзебургский в своей Хронике упоминает «в округе ратарей некий город, под названием Ридегост… Главный бог в храме из них зовется Сварожич (Zuarasici)». Однако другие исследователи отождествляли Сварога со Сварожичем как огненное божество и проводили параллели с огненным духом Рарогом (В. В. Иванов). У балтийских славян он назывался Радогост и почитался в культовом центре в Ретре. Его атрибутами были конь и копья, а также огромный вепрь, выходивший из моря[19].
Наконец, высказано предположение, что в славянской мифологии не было божества Сварог, оно является изобретением переписчика. В отличие от олицетворенного огня, Сварожича, имя Сварога упоминается в источниках лишь единожды. В этом единственном упоминании вполне вероятна ошибочная интерпретация имени «Сварожич» как «сын Сварога», которую сделал переписчик, чтобы адекватно перевести легенду из Хроники. На самом деле нет больших оснований считать имя бога «Сварожич» патронимом (Н. И. Зубов). Благодаря исследователям конца XIX века Сварог превращается в одного из основных славянских богов.
Под стать разнообразию функций и этимология. Исследователей всегда привлекало созвучие теонима Сварог с др. – инд. svarga «небо, небесный» (О. Н. Трубачев). Исходя из этого делался вывод и о лингвистическом родстве этих слов и даже о функциях Сварога. Однако в данной гипотезе много натяжек. Слово svar-gá, буквально «солнечная дорога», образовалось уже после отделения индоариев от прочих индоевропейцев и поэтому не могло попасть к славянам. Из иранского (скифо-сарматского) языка славяне заимствовать это слово не могли, так как индоарийское svar «солнце» соответствует иранскому hvar в связи с закономерным переходом s→h. Собственно названием солнца этот теоним также не может быть, так как в славянском не было перехода l→r. М. Фасмер пишет, что теоним Сварог связывают с праслав. svara, svarь, в результате чего само имя приобретает значение «спорящий, наказующий», что, кажется, вполне согласуется с летописным контекстом «а яже прелюбы дѣющѣ казнити повелѣваше. Сего ради и прозъваша и богъ Сварогъ» («а тех, кто прелюбодействовал, велел казнить. Поэтому и прозвали его бог Сварог). При этом надо отметить, что карающая функция присутствовала почти у всех богов. В. Й. Мансикка также упоминает заимствованное у славян рум. sfarogŭ, švarogŭ «сухой, пылающий», которое, однако, заимствовано в румынский из праслав. *skvara, ср. др. – рус. сквара, ст. – слав. сквара «огонь, пламя; жертвоприношение; дым, чад». Лингвисты приводят и другие варианты. На древнеиндийском «Suar» – солнце, а на литовском «Svarus» – чистый [5; 67; 76]. Здесь требуется уточнение. Svarus – веский, тяжеловесный, а чистый – švarus (шварус). Это делает фонетику весьма отдаленной. Серяков для этимологизации привлекает не только все лексемы «свар», включая «свара» и «сваривать», но и «вар» как «варить». В этом ряду присутствуют река Вардар на Балканах, авестийская вара Йимы, ward – сторож (сакс.), варяги, вара (бугор, арх.)[20]. Отсутствие определенности требует подключения дополнительных источников информации, а также новых методов исследования.
Карта № 52. Топонимия «svar – свар», Radegast
Топонимы «svar – свар» обнаружены на территории Чехии (карта № 52): Svarov (несколько), Svarena, Svaren, Svarkov. От этого массива на восток распространяются две ветви. Первая идет по территории Польши (Swarzinice, Swarozyn, Swareszewo) и Прибалтики (Svarini, Svarai) и заканчивается за Волгой юго-восточнее Онежского озера двумя гидронимами, рекой Свара и Сварозеро. Южная ветвь идет преимущественно по юго-востоку Польши (Swariszow и Swariczow) и далее по границе Белоруссии (Сварцевичи, Свара). Путь заканчивается восточнее Москвы ойконимом Сваруха. Несколько топонимов отпочковались на Украину (Сваричев, Сваромье, Сварков).
Вывод о формировании общности «svar – свар» на юго-западе Чехии и ее расселении на восток однозначен. В чешском svarny – ладный, складный, пригожий, в польском swarzyć – ссориться, пререкаться, сварливый. Аналогичный смысл мы встречаем и у Даля – ссора, но также и сваривать. В литовском svara – вес, svarainis – айва, svaras – фунт, в том числе и стерлингов. В скандинавских языках svar – ответ, а норвежском svarе – огромный и тяжелый. Каким образом вся эта разнородная семантика может иметь один источник и относиться к Сварогу? Оказывается, может. На границе Чехии и Германии на Шумаве имеется гора под названием Svaroh (фото № 11). На немецком она зовется Zwerсheck. Да, это он, славянский Сварог! Замещение «g – h» характерно для чешского языка (например, grad – hrad). Это его родина, здесь возникло и племя. Отсюда южным путем он попал в Киевский пантеон Князя Владимира.
Столица ратарей город Ридегост, где Титмар Мерзебургский фиксирует бога Сварожича, располагалась в уже знакомом нам районе у Доленского озера. Имя Радегаст принадлежит известному западнославянскому богу бодричей. Его храм находился в столице племени ратарей Ретре, входившего в ободритский союз. Примечательно, что всего в Германии существует пять населенных пунктов с таким именем, а также две реки. Расположены они в направлении с юга на север (см. карту). Этот путь нам уже известен, он соответствует распространению пражских древностей, по нему прошли некоторые славянские племена, например требовяне. Культ бога Радегаста возник как минимум в Лужице, если не ранее. Появление Сварожича в Южной Балтии может иметь только одну причину – перенос его из Чехии.
Поэтому нет оснований различать их со Сварогом, это была местная вокализация теонима. Сварожич – это южнобалтийский Сварог. Какие-то связи, возникшие на общих территориях, имелись у него с Радегастом.
Основываясь на семантике вышеприведенных лексем, можно попытаться создать образ Сварога как представительного мужчины, обладающего конфликтным нравом, хотя функции из этого не вытекают.
Боги редко возникали на пустом месте, чаще всего они имеют предшественников. Во II тысячелетии до н. э. на Ближнем Востоке были известны цари с арийскими (индоевропейскими) именами, и среди них властитель библейского города Qeilah Suwardata, дословно «созданный суваром», солнцем [37; 78]. Топоним с той же основой (Сувар) известен из истории Татарстана. Это был один из самых крупных городов, существовавших у булгар до татаро-монгольского нашествия, а местные татарские легенды повествуют о Нур-Суваре – Суваре-солнце. Раскопками было показано наличие сарматских черт в антропологическом материале и глинобитных печей, восходящих к скифскому прототипу [79]. За Уральским хребтом мы встречаем речку Сувариш, а на Южной Украине селение Суваровка [37]. Целый спектр топонимов «suvar» имеется в Месопотамии и Индии. Был сделан вывод том, что появление этих топонимов обязано индоевропейцам, которые воплотили в нем имя солнечного бога [37]. После их переселения на запад, пройдя ряд этнических и языковых стадий, «suwar» превратился в славянское «suwar» со скраденным «u». Дело с окончанием «оh» завершила сформировавшаяся со временем славянская грамматика. Вспомним, что южно-балтийский вариант пишется как «Zuarasici». С учетом германской транскрипции он будет выглядеть как «Suarasici» (в немецком «s» перед гласной читается как «з»). Вероятно, это была промежуточная стадия эволюции теонима. В этом отношении вызывают интерес два топонима Suarce и Suarel во Франции. Это кельты могли воспринять индоевропейский «suwar», трансформировать его в «suar» и внести в зону славянского этногенеза, а славяне – перевести в «suwarоh».
Фото № 11. Гора Svaroh в Западной Чехии [77]
2.9. Даждьбог
Даждьбог (Дажьбог, Дажбог, др-рус. Дажьбогъ) является одним из главных богов в восточнославянской мифологии, олицетворяет собой плодородие и солнечный свет. Фигурирует в киевском пантеоне князя Владимира и упоминается в «Слове о полку Игореве» в качестве прародители русских: «…Даждьбоговы внуки». В летописях «…его же наречаютъ Даждьбог… Солнце царь сын Сварогов еже есть Дажьбог» [5; 67]. В то же время существует обратное мнение: Даждьбог – отец Сварога. Обычно упоминается совместно со Стрибогом [1].
Этимология теонима на первый взгляд представляется очевидной. По мнению М. Фасмера, это имя происходит от древнерусского императива дажь «дай» и *bogъ «счастье, благосостояние», то есть Даж(д)ьбог – «дающий благосостояние». Согласно В. Ягичу, теоним образовался из словосочетания дажь боже «дай, бог!». Поэтому Даждьбог – это deus dator, «высшее существо, одаряющее людей земными благами».
Л. С. Клейн отмечает, что повелительное наклонение глагола неуместно в имени бога-дарителя. Он склонен согласиться с Б. А. Рыбаковым, что такое понимание имени («дающий») является поздним осмыслением по созвучию. Е. Кагаров отметил, что первая часть этого имени не может содержать глагольной основы. Более верным Клейну кажется мнение Ф. Е. Корша, А. Л. Погодина, А. С. Фаминцына и Л. Нидерле: дажь – является закономерным русским смягчением древнего индоевропейского корня, проявившегося в словах санскр. dagh, готск. dags, нем. Tag «день», лит. dãgas «пожар» и др. Л. Мошинский вообще считает, что Дажьбог – это просто славянское приветствие, принятое иностранными миссионерами за имя бога.
Наконец, В. П. Калыгин и В. Блажек независимо друг от друга предположили связь между древнерусским Дажьбогом и древнеирландским Дагдой, так как эти божества весьма схожи между собой и по функциям, и по именам. Имя Дагда восходит к пракельт. *dago-dēvo «хороший бог» (в смысле совершенства, полноты). Он был известен также под именем «Эоахид, отец всех». Обладал волшебным котелком, в котором никогда не кончалась каша. Нередко наделялся властью над природными явлениями и урожаем [67]. На славянской почве под иранским влиянием произошла замена исконно-индоевропейской части – dēvo на иранское baga уже упомянутое смягчение на русской почве. Однако В. П. Калыгин считает теоним Дажьбог индоевропейским наследием, тогда как В. Блажек полагает, что имело место кельтское заимствование в славянский язык [5].
Фактически все сводится к двум версиям: этимологическим вариациям двух корней «даждь» – «бог» и происхождению теонима от древнего божества Дагды, индоевропейского или кельтского происхождения. Источниковые и лингвистические методы не позволяют сделать окончательный выбор. Очевидна необходимость в использовании новых подходов и методологий. Мы уже убедились, что в подобных спорах решающий ответ может дать топонимика.
Ни в западнославянских странах, ни на Балканах, ни в России топонимов, напоминающих имя Даждьбога, нет. Однако в Латвии мы находим населенный пункт Dagda, стоящий на озере Dagdesjezers. У острова Хийюмаа (Эстония) существует пролив Dagdensund. Это подтверждает предположение об индоевропейском происхождении теонима. Из этих мест двинулись на запад носители Культуры шнуровой керамики и боевых топоров. В польском Поморье существуют несколько топонимов «darz» (Darz, Darze, Darzewo). На польском «darz» читается как «дажь». Совпадение не только в фонетике, но и в семантике. Darzyć означает дарить, удостаивать, доброжелательно относиться, а darzyć się – удаваться, везти, давать большой урожай.
Из этого следует еще один вывод, что изначально имя Дагды принадлежало одному из индоевропейских богов и было передано кельтам. Оно также осело в Центральной Европе, откуда попало в область славянского этногенеза. Здесь и состоялся переход индоевропейского «gd» в славянское «жд» (Dagd – Дажд), второй корень «бог» был присоединен позже. Вероятным отголоском этих процессов является Dačbog западных и Дажба (Дабог) южных славян [67]. Божество не имело широкого распространения. Позднее в процессе миграции его получили в наследство восточные славяне. Это и был еще один обещанный пример преемственности индоевропейских богов в славянской среде.
2.10. Коловрат
Как считается, происходит от ст. – слав. коло «колесо, круг», врат «ворот», букв. «вращение колеса», «круговорот». Символ также известен как «Солнцеворот». древнерусское название солнцестояния. Являлось знаменательным небесным событием. Соответствовало моменту «поворота» Солнца на прибыль или на убыль дня.
По утверждениям неоязычников, является исконно русским названием для свастики как солярного символа. По словам историка и религиоведа Романа Багдасарова, не известно ни одного исторического источника, где свастику, имевшую на Руси множество имен, называли бы «коловратом». Изображение коловрата на надгробьях предков современных славян можно видеть на гравюре польского художника Станислава Якубовского 1923 года. В русском языке было слово «коловратный», означающее «вращающийся», а также «изменчивый, ненадежный»; отсюда коловорот – ручной инструмент для сверления и коловратки (лат. Rotifera) – тип животных, напоминающих червей [5]. Коловрат известен как инструмент пытки, коловоротными называли самострелы, а коловертцами – членов секты катафригийской ереси, молящихся с пальцами в носу [75]. Так обозначалось действие, которое подразумевало вращение. Однако использование этой лексемы для обозначения солярных событий предполагает вероятность ее присутствия в лексиконе, относящемся к высшим силам. В соответствии с одним из основных положений используемой методологии следовало ожидать наличия на карте соответствующих топонимов.
Оказалось, что они формируют два массива (карта № 53). Первый в форме линии протянулся из Чехии через север Украины до Дона. Он представлен следующими топонимами: два Kolvrаty, Коловертинский. Второй является локальным и расположен преимущественно в Боснии и Сербии. Основы фигурируют в формах открытого слога Kolovrat и древне-славянской Kolovrt. На берегу Коринфского залива обнаружен топонимы с греческой «орнаментацией»: холм Kolovrikos и река Kolovrosrosrema. Нет полной уверенности в отнесении их к предмету наших изысканий.
Карта № 53. Топонимия «kolovr – коловр»
Вывод можно сделать только один. Существовали носители основы «коловр», которые приняли участие в расселении на восток и юг. Районом исхода следует считать Чехию. Численность переселенцев была небольшой, поэтому на востоке едва продвинулись до Дона и промежуточных следов почти не оставили. Мигрировали, примыкая к более сильным сообществам. Маршрут на Балканы, судя по двум ойконимам в Словении, пролегал через центр Австрии и далее по Далмации.
Коловрат следует считать славянским солярным символом. Под ним вполне мог крыться не сам Солнцеворот как явление, а божество, ведающее этим актом.
2.11. Юды-вилы-самовилы
Термины «юды» и «вилы» используется иногда совместно, а иногда раздельно. Часто сопровождается приговором «самовилы». В южнославянской мифологии вилы-самовилы – это женские духи с распущенными волосами и крыльями. Известны с XI века, а у чехов с XV века. Являются действующими лицами в югославских сказках [80]. Они обитали в горах, владели колодцами и озерами, обладали способностью запирать воды. Культ колодезных вил известен у болгар. Ноги у них козьи, лошадиные или ослиные, которые они закрывают длинной белой одеждой. Умеют летать, но, если отнять крылья, становятся простыми женщинами. К людям относятся дружелюбно, помогают, если их не разгневать. Кто отбирал у них платье, тому они подчинялись. В Словакии вилы считались олицетворением душ предков. Являются персонажами многих сказаний в «Славянских Ведах» В. Верковича [81]. Русскому народу вилы неизвестны и присутствуют лишь в литературных и церковных источниках [1, 67]. В «Слове Иоанна Зластоуста о том, как поганые веровали идолам» отмечается: «А друзии (верили) Перену, Хоурсу, вилам…» [76]. Представляло интерес выяснить, существуют ли топонимы, относящиеся к этим божествам, каков характер и масштаб их распространения.
Несмотря на то, что под юдами и вилами часто подразумевается единое божество, топонимии этих основ оказались совершенно различными (карта № 54). Так, выделяются три массива «vil-вил»-топонимов. Один занимает почти всю Белоруссию и север Украины. Здесь расположены Вильчи, Вильянов, Вилковщина, Вильск и три топонима Вилы. Второй представительный массив мы встречаем на Балканах. Он занимает основную часть Сербии, Боснии и Черногории, где плотность топонимов особенно велика. Наиболее характерным является Vile. Наряду с этим присутствуют Viliči, Vilovi, Vilovač. Значительная часть массива представлена холмами, вершинами и источниками, например: Vilonice, Vilje kolo (круг, срб. – хорв.), Vilin, Vilina voda. Наконец, третий массив, состоящий всего из четырех населенных пунктов, мы встречам в Чехии: Vilа, Vilov, Vilice, Vilanec.
Карта № 54. Топонимия «vil – вил»
Карта № 55. Топонимия «y(j)d – юд»
По вполне понятным причинам наибольший интерес вызывают индивидуальные названия, созвучные слову «вила». Легко понять, что названием Вилы в славянских странах на востоке не увековечивали память тривиального сельскохозяйственного инструмента. В сербско-хорватском языке Vile (Вüле) означает «вила» как сказочное существо. В соответствии с этим «виленик, вилован» – заколдованный, «виленья, вилин» – принадлежащий виле.
Остальные созвучные значения связаны с развилкой, раздвоением. Особый интерес представляет топоним Vilovogar, расположенный в устье Тисы и Дуная. Gar – это древнее индоевропейское слово, означающее «укрепленное поселение [37]. В настоящее время рассматривается как формант. Тогда название может быть переведено как «поселение вил». В древнечешском «vilа» означает «сумасшедший, безумный». Таким образом, рассмотренные топонимы относятся исключительно к мифическим «вилам»; остальные названия являются производными от них и различаются формантами или вторыми корнями.
Анализируя полученную картину в плане расселения славян, можно сделать вывод, что массивы на востоке и Балканах являются вторичными, возникшими в результате миграции носителей «вил»-топонимов. В таком случае районом исхода следует считать территорию Чехии. Явных маршрутов не просматривается, однако свидетельством тому может быть цепочка топонимов на границе Румынии и Украины (Вилок, Вилковцы, Вильявцы, Вилы – дважды), которая указывает путь транзита через Словакию. С учетом присутствия вил в народных поверьях этих мест такое предположение представляется обоснованным. Носители «вил»-топонимов с верховьев Днепра через всю Украину переселились в Крым (Виловка, Виленка, Вилово). Что касается балканского направления, равновероятными могут быть маршруты через Паннонию и Дакию.
Топонимия «юд» представлена мощным скоплением на западе России между верховьями Дона и Днепра (карта № 55). По ее восточной части следует цепочка Юдино, протянувшаяся от Азовского моря до Ладожского озера. Четыре названия на Балканах (Yudelnik, Yudyeluni) образуют более чем разреженный массив.
Сколь-либо приемлемых значений основы «юд(а)» в словарях славянских народов не обнаруживается. На основе существования балканского массива, а также упоминания этого мистического персонажа в сказаниях южных славян можно сделать вывод, что обнаруженные топонимы относятся к юдам. На конце ответвления от основного массива в районе Средней Камы имеется более чем колоритный топоним – Юда. Тогда названия Юдино отражают притягательную форму.
Распространение основы «юд» является свидетельством переселения ее носителей из Южной в Восточную Европу. Надо сказать, что ранее в [11] были установлены идентичные маршруты. Путь шел через Нижний Дунай по Северному Причерноморью. У Дона следовал поворот на 90° на север, далее движение осуществлялось по его руслу. Между балканскими и российскими топонимами имеется только два промежуточных Юдендорф, в Крыму и низовьях Днепра. Эти названия требует комментариев. «Дорф» на немецком означает деревня. В этих местах присутствовали немецкие колонисты. Они могли придать второй корень названию соседнего поселения, выступая в качестве окружения. Имеется масса примеров, особенно на территории Германии, где существуют славяно-немецкие композиты. Но что означает «юден»? Одно из значений на том же немецком языке – «еврей». Получается еврейская деревня. В этих местах присутствовали также и еврейские колонисты. Известен их населенный пункт Эфингар, что в переводе с иврита означает «красивая река». Но почему немцы вдруг дают название еврейской деревне, включая и первый корень? Причем название обезличенное. Как мы видели, евреи и сами были на это способны. В свете рассматриваемого возможен и второй вариант – это деревня Юды, Юдина деревня. Все эти этимологические рассуждения были бы значимы, а варианты равноправны, если бы мы имели дело со списочной топонимией. Рассуждая о топонимах, нельзя забывать о значимости первого корня этого термина – «топос», место, где он расположен на карте. Юдендорф как раз связывает два массива, балканский и российский. Следовательно, более приемлемым вариантом является Юдина деревня. В Крыму мы встретились с ответвлением от главного маршрута.
Вопреки существующим представлениям, вилы являлись древними славянскими божествами, возникшими в центре Европы, но на страницы церковных хроник попали достаточно поздно. Поэтому выводы, сделанные на основании первого упоминания в источниках, являются абсолютно неверными. Вилы были более известны на Украине и Белоруссии, нежели в России. Юды характерны для балканского региона и вероятнее всего представляли собой божества дославянского населения – фракийцев. Пришедшие сюда славяне не только заимствовали их, но и объединили с вилами, обладающими сходными функциями. В России от юд сохранилось далеко не случайное выражение «чудо-юдо».
2.12. Карачун
Так называлось зимнее солнцестояние, воплощенное в одноименном празднике. В Словакии это рождество. В языках славянских народов означает также смерть, гибель, злой дух (рус., укр.), внезапную смерть в молодом возрасте, судороги (блрс.) [67]. Семантически близким к указанным значениям является «мороз», иногда встречающийся в обиходном языке (укр.). Это может быть связано с поговоркой «солнце на лето, зима на мороз», относящейся к солнцестоянию. Иногда Карачуна путают с Бадняком.
В Западной Европе имеются всего два представителя топонимов: Кračunovice в Словакии и Кrachunka в Болгарии (карта № 56). Как видите, эта лексема выступает в форме закрытого слога. Она сохраняется и Молдавии – селение Krachun. Целых два топонима Карачун имеются на Украине, один из них является злополучной горой, откуда велся обстрел Славянска. Еще два представителя расположились в России на Дону. В северных областях Восточной Европы мы имеем только два объекта: населенный пункт Kаrachunу в Литве и Карачунское озеро в Новгородской области.
Несмотря на то, что топонимы редки, картина является конкретной. Она позволяет сделать вывод о расселении носителей этой основы и распространении культа Карачуна с территории Словакии. Причем выражены два направления, северное и южное. Первое проходит по территориям Украины, Белоруссии и России, второе проявляется в северном Причерноморье и Подонье. В Молдавии небольшая группа откололась от основной массы, перешла Дунай и оказалась во Фракии.
Реконструированные маршруты хорошо объясняют присутствие божества Карачун в одних славянских странах и его отсутствие в других.
Карта № 56. Топонимия «krachun – карачун»
2.13. Купала и Кострома. А также «отвергнутый» Коляда
Согласно древнеславянской мифологии, Купала и Кострома – дети бога огня Семаргла Сварожича и богини ночи Купальницы. Полна трагедии эта древняя история, нашедшая отклик в современных художественных произведениях. Купала и Кострома, брат и сестра, разлученные в детстве, женятся и позже, узнав о своем кровном родстве, решают покончить жизнь самоубийством, утопившись в реке. Сжалившись, боги превратили их в цветок Купала-да-Мавка (русалка) или Иван-да-Марья. Аналогичный сюжет существует и в древнеиндийских мифах – в сказании о Яме и Ями. Славяне почитали Кострому как воплощение весны и плодородия. Купала выступает как главный персонаж восточнославянского праздника летнего солнцестояния (23–24 июня по старому стилю). Представлял собой куклу, которую топят в воде, а соломенное чучело Костромы сжигали [67; 82].
В. Я. Пропп полагал, что «Купало, по-видимому, означает „креститель“, так как при крещении в древнее время погружали в реку». В этот день древние славяне избавлялись и от всякой скверны: жгли сорочки больных, чтобы уничтожить болезнь, умывались росой, чтобы хворь не приставала, разжигали костры и прыгали через них, дабы священный огонь очистил человека от всякой порчи. Считается, что имя произошло от названия праздника. С другой стороны, некоторые авторы отрицают его существование и считают, что своим появлением оно обязано книжному обычаю, так как первое упоминание о Купале относится к XVII веку. «Густинская летопись» повествует: «Пятый (идол) Купало, якоже мню, бяше богъ обилія, якоже у Еллинъ Цересъ, ему же безумныи за обиліе благодареніе принишаху въ то время, егда имяше настати жатва». В поучении «О идолах Владимировых» он бог плодов земных». «Сему Купалу, бесу, еще и доныне по некоторым странам безумные память совершают, начиная июня 23 дня, под вечер Рождества Иоанна Предтечи, даже до жатвы и далее…», «Съ вечера собираются простая чадъ, обоего полу, и соплетаютъ себе венцы изъ ядомого зелія, или коренія, и перепоясовшеся быліемъ возгнетаютъ огнь, инде же поставляютъ зеленую ветвъ, и емшеся за руце около обращаются окрестъ оного огня, поюще своя песни, пречлетающе Купаломъ; потомъ презъ оный огнъ прескакуютъ, оному бесу жертву сеье приносяще». В послании игумена псковской Елеазаровой обители Панфила московскому наместнику во Пскове князю Дмитрию Владимировичу Ростовскому (согласно псковским летописям, в 1505 году) говорится о том, что в канун Рождества Иоанна Предтечи «„чаровницы“ – мужчины и женщины по лугам, болотам, лесам, полям ищут якобы какие-то смертные травы „на пагубу человеком и скотом“», «тут же и дивиа корение копают на потворение мужем своим: и сиа вся творят действом дьяволим в день Предтечев с приговоры сотанинскими». А в самый праздник Иоанна Предтечи, совпадающий с летним солнцеворотом: «во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селех возбесятца в бубны, и в сопели, и гудением струнным, и всякими неподобными игры сотонинскими, плесканием и плесанием, женам же и девам и главам киванием, и устнами их неприязнен клич, вся скверные бесовские песни, и хрептом их вихляниа, и ногам их скакание и таптаниа; ту же есть мужем и отроком великое падение, ту же есть на женское и девичье шатание блудное им воззрение, такоже есть и женам мужатым осквернение и девам растлениа. Что же бысть во градех и селех в годину ту – сотона красуется кумирское празднование, радость и веселие сотонинское, в нем же есть ликование… яко в поругание и в бесчестие Рожеству Предтечеву и в посмех и в коризну дни его, не вещущим истины, яко сущии идолослужителие бесовскии праздник сеи празноють»… «Сице бо на всяко лето кумиром служебным обычаем сотона призывает и тому, яко жертва приноситца всяка скверна и беззаконие, богомерское приношение; яко день рожества Предотечи великого празнуют, но своим древним обычаем». Восточные славяне верили, что в самую короткую ночь в году расцветает папоротник, и если человек сумеет сорвать его, то найдет клад [5].
Коляда – языческий праздник у славянских народов, связанный с зимним солнцестоянием, позднее приуроченный к Рождеству и Святкам. У поляков на Рождество изображался в виде снопа, у хорватов в виде куклы. В ходе ритуала, получившего название «колядки», разыгрывали шуточные похороны и венчание, рекрутский набор, ярмарку, кузницу и рыбную ловлю, «водили» козу, кобылу, тура. Животные представляют собой родовых тотемных животных, а песнопения восходят к магическим заклятиям. Ряженых всегда встречают приветливо, ибо в них являются Духи Предков, которые пришли пожелать добра. Лучшие колядки сохранились в Староруси, в Галиции у карпатских русинов. Христианство приспособилось к земледельческому славянскому празднику, связав его с именем Иоанна Крестителя (отсюда Иванов день) [1; 5; 67].
Карта № 57. Топонимия: 1 – «колед», 2 – «купал, коляд» и ее отклонение – 3, 4 – маршрут «костром» и топоним Костромитино в точке контакта
Близки по сюжетам и форме к славянским колядкам румынские, называемые colinda, ср. – чешское и словацкое название песен – koleda, словинское kolednica, coleda, сербское koleda, kolenda, албанское kolĕndŭ. Считается, что перечисленные названия песен восходят к названию греко-римского праздника нового года – calendae, а само слово «Каляда» представляет собой раннее заимствование из латыни, где календами (лат. calendae; от calo «взывать») именуются первые дни каждого месяца, непосредственно или через греческое посредство (καλάνδαι). Название нового года или его кануна у многих народов позднее было перенесено на праздник рождения христианского бога, и не только у славянских народов: русское, украинское, белорусское – коляда, болгарское – колада, коляда, коленде, французское – tsalenda, chalendes, charandes, провансальское – calendas [5].
В «Славянских Ведах» Верковича, базирующихся на древних сказаниях родопских славян, включая индоевропейские пласты, Коляда представлен в виде божества (Божича), сына Майи [81].
А теперь рассмотрим эту проблему сквозь призму топонимики: «костром»-топонимы расположены не хаотически, а совершенно определенным образом, образуя плавную кривую (карта № 57). Она берет начало с нижнего течения Днепра, из района Каховского и Кременчугского водохранилища селением Костромка. Далее путь идет на северо-восток через Московскую область на Кострому, а оттуда по Сибири через Екатеринбург, Новосибирск за Байкал. На этом пути мы насчитываем восемь названий Кострома, включая областной центр. А первый из них появился в России недалеко от границы с Украиной. Последние топонимы, Костромское и Кострома, находится на острове Сахалин и на Камчатке. В отдалении от этой кривой лежит только один топоним, Костромская на Таманском полуострове[21].
«Купальские» топонимы начинаются в Белоруссии населенным пунктом Купалы и далее обнаруживаются перед верховьями Дона (Купальни), доходя до Азовского моря. Одно название Kupalica (Купалица) проявилось на Балканах.
На удивление, топонимы, касающиеся Коляды, расположились синхронным образом, с той лишь разницей, что начинаются они в Чехии, а заканчиваются на Кубани. Оказалось, что на самом деле картина является более сложной. К исходным топоосновам «Koled» в Чехии (Kolednik) и Польше (Koleda) в Белоруссии добавляется основа «Коляд» (Колядичев, Колядичи), а «Колед» при этом сохраняется в форме селения Коледюп. Далее они распространяются параллельными курсами. Два селения Kolednik и Koledinec расположены на севере и юге Хорватии.
Полученные результаты говорят о реальности существования указанных славянских богов в древности. Поэтому их имена не могут быть произведены от названий заимствованных праздников. Они отражали некие тотемные сообщества, возникшие у западных и восточных славян в период ранних стадий этногенеза. Оставшиеся сомнения снимает сербское племя каледичи [1]. Это название отправляет нас к первопредкам или героям. Когда говорят о заимствованиях, то нужно отдавать себе отчет в механизме их реализации. Каким образом греки или римляне передали всем славянским народам традицию праздника Коляды, тем более в ранний период? Кто являлся ее проводником? Это трудно понять даже для южных славян. Почему вдруг хорваты, сербы, болгары дружно восприняли этот праздник? А о западных и восточных славянах и говорить не приходится. Легкие решения являются результатом соблазна, основанного на фонетических совпадениях. Соответствие отдельных моментов обрядов, увеселений с греко-римскими праздниками позволяет говорить об общем индоевропейском источнике их происхождения, уходящем корнями в тысячелетия.
Переселение «колединцев» началось из Чехии, которую и стоит считать их родиной. В Белоруссии в результате контакта с местным населением произошла дифференциация сообщества, выразившаяся в несущественном изменении основы «колед» – «коляд». Внутренняя флексия привела к его распаду, повлекшему за собой обособление маршрутов движения. Носители топонимов «купал» двигались совместно с «колядовцами».
Два «колядских» и один «купальский» топонимы в Хорватии и Боснии образуют траекторию. Это указывает на то, что они совместно находились в районе исхода, то есть на территории Чехии, и мигрировали на юг совместно. В таком случае появление топонимов «купал» в Белоруссии и их отсутствие в Польше обязано эффекту скрытого переноса основы. Здесь они выделились из мигрирующего сообщества и начали самостоятельное, но скоординированное с «колядовцами» шествие по Восточной Европе.
Основываясь на районе исхода, можно было бы полагать, что культ Костромы возник в северном Причерноморье, области локализации антов, являвшихся носителями Пеньковской культуры. Кострома – антская богиня.
Поскольку культы Купалы и Костромы возникли в разных местах, то поначалу они не могли быть «знакомы». «Встреча» состоялась в Курской области. Именно, здесь родился этот восточнославянский миф. В результате такой «встречи» топоним Купальский сместился со своего маршрута (черный штрих-пунктир) почти на 300 км на северо-восток, а Колядинец на 320 км на юго-запад. На их место в точке пересечения маршрутов встало селение Костромитино. Таким образом, топонимика свидетельствует о серьезных исторических пертурбациях в жизни мигрирующих сообществ, имевших место в этом регионе. Что же произошло на самом деле?
Племена Купалы и Коляды расселились в Восточной Европе от Западного Буга до Дона, создав фронт ойконимов. Мигрирующая общность «костромичей», двигавшаяся с юга, протаранила его, захватила селение и переименовала в Костромитино. Контакт не был мирным, у потомков алано-сарматов еще сохранялись элементы военной машины прошлых лет. «Колядовцы» вынуждены были переселиться в Сумскую область. Захват населенного пункта предполагает его оккупацию и последующую взаимоассимиляцию населения. В этом отношении наблюдаемая картина также соответствует сюжету мифа. Через 20–30 лет новое поколение «костромичей» продолжило движение на северо-восток. В пути от них отделились «купальцы», это и обусловило изгиб на миграционной кривой. Основная группа совершила переход на 500 км и обосновала поселение Костромиха несколько северо-восточнее Москвы. Здесь трагическая история Купалы и Костромы закончилась. Их временное сообщество, существовавшее не более 50 лет, распалось, что нашло отражение в сказании в форме аллегории как смерть. На «свидание» Купала шел не один, а вместе с Колядой, но их союз с Костромой не состоялся. Сказание об этом умалчивает, народная память с данным обстоятельством не была знакома. «Колядские» топонимы находились неподалеку, но не в поле зрения наблюдателей. Их носители просто ушли подальше от беспокойных мест, где происходили битвы и сечи.
События в этом районе коснулись и племени «колединцев», переселявшихся севернее. Прямое давление «костромичей» было маловероятно; вернее всего, имел место «эффект домино», когда подвижка народов распространяется по цепочке. Тем не менее это говорит о мощности антского вторжения.
Какое обстоятельство, идентичное инцесту, было положено в основу мифа, остается только гадать. Не исключено, что в возникшем временном союзе племен Купалы и Костромы знали о былом родстве (по мифу, «в детстве были разлучены»), уходящем корнями в ранние славянские культуры.
Рассмотренная совокупность топонимий представляет собой еще один пример мифо-топонимического соответствия, когда под именами богов кроются человеческие коллективы, обозначающие свое присутствие и действия названиями на карте.
2.14. Боги-демоны. «Чертовская» топонимия
Как мы уже неоднократно отмечали, топонимиконы базируются в значительной степени на именах божеств. Однако наряду с этим существует демоническая топонимия. Далеко на востоке обнаружены мыс Сатана и гора Демон. Происхождение этих названий вполне понятно: это метафоры, созданные авторами-первопроходцами в относительно позднее время. Такие примеры имеются и в немецкоговорящих странах. Названия Teufel, Henkel (черт, нем.) относятся к рекам, озерам, горам, местностям. Они могли быть именем нарицательным, придаваемым местам с неблагополучной репутацией.
В западных и центральных областях бывшего СССР присутствует ощутимая «чертовская» топонимия (карта № 58). Основной массив в виде гигантского пятна смещен к северу. В него входят Чертовля, Чертовидово, Чертовщина, Чертково др. В южных областях объекты расположены в виде цепочек. На юг через Кубань в Крым ведут: Чертково, Чертовцы, Чертово. С границы Украины и Белоруссии через Дон в направлении Казахстана расположены: Черторичи, Чертовка, Чертковка, Чертановка.
Этимология топонимов в Восточной Европе не вызывает сомнения, но созвучные объекты имеются и на западе. Это Chrtnic и Chrtany в Чехии и Словакии соответственно. Буква «ч» приведена в латинской форме как «сh», а в чешской транскрипции это будет выглядеть Črtnic и Črtany. В чешском языке этот корень имеет значение «черта, чертить». Но тут же за границей с Украиной мы находим Чертковка, Чертков, Чертория. Учитывая известное явление раскрытия слога, а также исключительную редкость терминов технического характера в качестве основы топонимов, можно сделать вывод, что западные названия имеют ту же семантику. Более того, недалеко от них на территории Польши расположен смысловой аналог – город Cholerzin (плск. cholerа – черт).
Небольшой компактный массив существует на Балканах. В Болгарии это селение Chertavo, Сербии гора Chrtovo и деревня Chrtenji, в Боснии и Герцеговине Chrtanice и Crtov Do (долина, срб. – хорв.).
В целом полученная топонимия является отражением известного исторического явления – переселения славян в Восточную Европу. Происходило оно с территории Чехии через Словакию и Западную Украину. Структура маршрутов является сложной, но идентифицируемой. На севере Украины у селения Черторейка маршрут разветвляется на три направления. Первый, следуя по границе, доходит до Дона, а затем финиширует у его устья. Второй идет через верховья Дона на Среднюю Волгу между Саратовом и Казанью. Далее он переходит Южный Урал и по степям Сибири через Байкал доходит до Дальнего Востока и Камчатки. В районе Камского устья от основного маршрута отделилась группа мигрантов и последовала вверх по Волге (маршрут № 3). Они остановились на Онежском озере. И этот маршрут также имеет ответвление у Рыбинского водохранилища (№ 4). Первоначально оно направлено на восток в обход Северных Увалов, где в верховьях реки Луза резко сворачивает на юг в направлении Вятки. Последний топоним расположен у ее истока недалеко от города Глазов.
Карта № 58. Топонимия «chrt – черт»
В северном направлении (маршрут № 5) происходит своеобразный топонимический взрыв, представленный пятном из 30 топонимов. Начинается оно между верховий Днепра и Дона, распространяясь к Ладожскому озеру и Финскому заливу. При этом затрагивается северо-восток Белоруссии. При желании можно выделить в этом массиве более тонкую структуру, но качественно новой информации это нам не прибавит. Важным является лавинное нарастание количества топонимов.
Мы встретились с интересным примером, когда в одной топонимии ярко выражены случаи поступательной миграции с разветвлением маршрутов (линейные траектории) и лавинообразной (облако). Как уже было отмечено [37], это связано с межэтническими контактами на путях следования с популяциями, обладающими отличной наследственностью. В результате возникает прогрессирующая демография и повышенная пассионарность переселяющихся сообществ. Это приводит к их разделению, что отражается на карте в разветвлении маршрутов. Если частота таких случаев является высокой, то наблюдается лавинообразное увеличение количества топонимов с образованием «облаков» и «пятен».
Наличие родственных топонимов на Балканах объясняется переселением их носителей. В данном случае точно идентифицировать маршрут невозможно.
Факт существования славянской «чертовской» ойконимии (населенные пункты) указывает на совершенно иное происхождение источника названий в народном сознании глубокой древности по сравнению с германской (Teufel, Henkel) и западноевропейской (Diablo). Оно не носило негативного подтекста, а было естественным отражением сложившейся традиции использования имен родоплеменных божеств в топонимах. Согласно Бычкову [72], у западных славян был известен лесной дух Шарт или Шрат. Он вполне мог стать тотемом и быть почитаемым в широких языческих кругах – с лесом славян связывало многое. По мере наступления христианства Шарт был оттеснен, наряду с другими духами и богами, в область запретной тематики, ему была придана демоническая сущность. Такая же судьба постигла Кикимору и Стригу, оставивших после себя единичные топонимы. Именно в это время возникает грубое выражение «Пошел к черту!», как в Скадинавии «Dunder sende».
Наклеивание ярлыков на противоборствующую партию при религиозных реформах было хорошо известным приемом, сопровождавшихся конфронтациями. В индийской мифологии к демонам был причислен противник официального божества Индры, Вритра. Между тем он являлся брахманом. Не избежало этого и старшее поколение богов еще неразделенного Космоса – асуры. Они были (не без обмана) побеждены новой божественной плеядой. Картина с зеркальным отображением существовала в древнем Иране. Там главенствовали асуры, а демонами считали богов дэва, того же Индру и Шарву.
Христианские запреты возникли, а топонимы остались. Не было такой силы, которая могла бы эту традицию вытравить из народного сознания, несмотря на то, что ее истинный смысл был давно утерян и применялась она неосознанно. «Ах ты, чертушка» – известная уменьшительно-ласкательная характеристика, относящаяся, как правило, к мужчинам и подразумевающая не темные силы, а некогда родное божество.