— С улицы парадная? А квартира какая? — поднимаясь, спросил Илья.
— Не знаю. Но второй этаж, окна справа от парадной, — поднимаясь вслед за ним, сообщила Анна Михайловна.
— Огромное спасибо за корюшку. Очень вкусно! — поблагодарил на прощание Илья и отправился ко Льву Борисовичу.
Выйдя на улицу, он пересек узкий переулок и, встав напротив дома покойного Колокольникова, обозрел унылый, облупившийся фасад старинного, некогда красивого пятиэтажного дома, выкрашенного каким-то умником в безобразный буро-желтый цвет. Парадная с улицы обнаружилась одна-единственная, посередине дома. На втором этаже, судя по оконным рамам, имелись всего две квартиры. В одной рамы были белые, новые, пластиковые, в другой — старые, деревянные. Судя по всему, Лев Борисович проживал именно в этой квартире.
За обшарпанной, не менявшейся, очевидно, со времен постройки дома дверью раздалось едва слышное дребезжание звонка. Илья с разочарованием прислушался к неживой тишине, царившей за дверью. Но тишина оказалась обманчивой.
— Кто там? — раздался из-за двери высокий, требовательный голос.
— Из полиции. Лейтенант Борисов Илья Дмитриевич! — погромче крикнул Илья, доставая удостоверение. Пенсионеры любят, когда им показывают удостоверения.
— Поднесите его ближе к глазку, — приказал голос из-за двери.
Илья подчинился.
— Одну минуточку, я позвоню вашему руководству, проверю подлинность документа, — откликнулись из-за двери.
У Ильи лицо вытянулось от такой нечеловеческой подозрительности. Но делать было нечего, пришлось ждать. К счастью, недолго.
— Господин лейтенант, что вам угодно? — спустя минут десять спросили из-за двери, по-прежнему не спеша открывать.
— Мне нужен Лев Борисович. Откройте, пожалуйста. Очень неудобно разговаривать через дверь, — с трудом сдерживая раздражение, попросил Илья, чувствуя, что еще немного — и он вызовет для вредной старушонки группу захвата.
— Одну минуту, — раздалось в ответ на его вежливую просьбу, — я узнаю, сможет ли он вас принять.
— Да блин! — тихонько выругался Илья, проклиная старческую подозрительность.
Но к счастью, в этот момент звякнули задвижки и запоры, и дверь распахнулась. За хлипкой старой дверью оказалась другая, новая, железная, очень массивная, снабженная несколькими солидными замками. А вместо глазка обнаружилась видеокамера с закрепленным на стене прихожей экраном. Однако у старушки определенно мания преследования, отметил про себя Илья, шагнув в тесную, плохо освещенную прихожую.
— Разувайтесь, пожалуйста. Вот вам тапочки, — послышался откуда-то из темноты, из-под вешалки уже знакомый Илье высокий голос.
Он нащупал предложенные тапочки и так же на ощупь двинулся вслед за хозяйкой в глубь квартиры.
— Сюда, пожалуйста.
Дверь в комнату распахнулась, и Илья даже зажмурился от яркого вечернего солнца, заливавшего просторную комнату. Бесплотный высокий голос растворился во тьме прихожей.
Льва Борисовича Илья обнаружил полулежащим на пухленьком, как сдобная булочка, кожаном диване. И вовсе не старом и не протертом, а очень даже новом. И комната, целиком заставленная от пола до потолка книжными полками, полными книг в неярких затертых переплетах, явно недавно ремонтировалась. Оконные рамы, хоть и не новые, были отреставрированы, а плотные шторы с манерными кистями определенно шились на заказ. Хозяин квартиры явно не бедствовал.
Лев Борисович, маленький, сухонький, с мясистым обвислым, как сморщенная слива, носом, огромными блеклыми глазами за толстыми стеклами роговых очков и с обширной лысиной на желтой шишковатой макушке, производил впечатление крайней ветхости. Может, Анна Михайловна была права, зря он побеспокоил старичка?
— Добрый день, Лев Борисович, — поклонился Илья, демонстрируя хорошее воспитание, столь ценимое в представителях власти старшим поколением.
— Добрый день, молодой человек, — проскрипел Лев Борисович. — Проходите, присаживайтесь. Чем могу помочь?
— Я по поводу вашего знакомого Семена Степановича Колокольникова, — чуть громче, чем обычно, заговорил Илья.
— Не кричите, молодой человек, — тут же ворчливо отреагировал Лев Борисович. — Я старый, но не глухой. Что вас интересует?
Гм. Что его интересует? Кто убил Колокольникова, его интересует. А что еще?
— Скажите, вы бывали у Колокольникова в гостях? — издалека приступил к делу Илья, устроившись напротив хозяина в удобном кресле.
— Однажды, довольно давно, — коротко ответил Лев Борисович.
— А вы не видели у него шкатулки…
Договорить Илья не успел, Лев Борисович бесцеремонно прервал его:
— Видел. Вот такого размера. Старинной работы, привезена из Тибета, еще в конце девятнадцатого века. Очень ценная вещь, — четко ответствовал Лев Борисович, после чего замолчал так же конкретно, как ответил.
— А вы знаете, что Колокольникова недавно убили? — Короткий кивок. — И мы предполагаем, что целью убийцы была шкатулка.
— Незадолго до смерти Семен Степанович говорил, что к нему приходил один тип, пытался купить шкатулку. Очень настаивал. Семен отказался. И с того дня стал волноваться за ее сохранность. Даже собирался спрятать. Как, по-вашему, успел он спрятать шкатулку? — прищурившись на один глаз, спросил Лев Борисович.
— Возможно. А что именно рассказывал Семен Степанович о человеке, интересовавшемся шкатулкой?
— Дайте вспомнить. Почему-то Семен Степанович был уверен, что он англичанин. Хотя тот и говорил практически без акцента, — задумчиво сообщил Лев Борисович. — Это его слова, не мои, — торопливо добавил он. — Сказал, что очень нахрапистый господин, думает, что за деньги ему в России мать родную продадут. А когда понял, что Семен Степанович не намерен ему ничего продавать, стал угрожать. Но не прямо, а так, намеками. Вот тут Семен и заволновался. Не за себя, разумеется, за шкатулку. Боялся, что ее попытаются украсть. Про то, что беда грозит ему самому, и не думал.
— И что же он собирался делать?
— Спрятать шкатулку и вызвать племянника.
— Племянника?
— Ну, не совсем племянника, а внучатого, — взмахнув сухонькой лапкой, пояснил Лев Борисович. — Тот живет в Москве, часто бывает за границей, очень серьезный молодой человек, и Семен Степанович был уверен, что он приедет и поможет, в крайнем случае заберет шкатулку.
— А может, он и приехал, и забрал? За сколько дней до смерти Семена Степановича был этот разговор?
— Да буквально накануне. Вряд ли бы успел, — покачал головой Лев Борисович.
— Если накануне, то действительно вряд ли, — согласился Илья. — Лев Борисович, а что вам еще рассказывал об этом англичанине Семен Степанович? Может, говорил, как тот выглядит?
— Нет. Не припомню.
— А откуда этот англичанин узнал о шкатулке и самом Колокольникове? — сообразил вдруг спросить Илья.
— А вот это действительно интересно. Семен Степанович сам не мог понять, как они его разыскали.
— Они? Вы же говорили, англичанин был один, — насторожился Илья.
Лев Борисович заметно смутился, было видно, что он сказал чуть больше, чем хотел.
— Лев Борисович! — погрозил ему пальцем Илья. — Давайте выкладывайте, речь идет об убийстве, тут увертки неуместны.
Лев Борисович тяжело вздохнул.
— Когда англичанин ушел, Семен Степанович выглянул в окно и увидел, что тот садится в машину на пассажирское сиденье. В машине его ждали. И прежде чем отъехать, водитель определенно выслушал отчет своего пассажира.
— А как они выглядели, Семен Степанович не разглядел? — с надеждой спросил Илья.
— Ну как это возможно из окна квартиры? — укоризненно взглянул на него Лев Борисович. — Он видел только руки на руле. И, судя по тому, как водитель постукивал пальцами по рулю, он был недоволен.
— Это все вам покойный Колокольников рассказал? — с сомнением спросил Илья.
— Ну а кто же еще? Семен Степанович был человек неглупый, наблюдательный. Руководил конструкторским бюро в закрытом НИИ. Что такое гостайна, знал не понаслышке. Мы, молодой человек, росли и воспитывались в такие годы, когда в каждом иностранце видели шпиона! — поднял палец вверх Лев Борисович. — А с годами, знаете ли, память выкидывает удивительные фортели. Что было вчера, не помнишь, а вот про дела сорокалетней давности вспоминаешь с легкостью и во всех деталях. — Он мечтательно прикрыл глаза. — Вспоминаются юность, молодость, первые увлечения, родительский дом, первая любовь, первые успехи и поражения, и в таких удивительных подробностях, каких, казалось бы, уже и вспомнить нельзя.
— Гм, — кашлянул Илья, испугавшись, что сейчас ему придется выслушивать все эти подробности чужой жизни. — А как он представился, этот англичанин, Семен Степанович не говорил?
— Как-то очень просто… — подергал себя за нос старичок. — То ли Смит, то ли Джонс.
— А лет ему сколько было?
— Ну… Семен говорил, лет сорок-пятьдесят.
У Ильи при этих словах гулко застучало сердце.
— А высокий он был или маленький?
— Семен говорил, крепыш. Наглый, напористый крепыш. Так и сказал.
— Эх, Лев Борисович, а говорили, не знаете, как выглядел! — с упреком заметил Илья, борясь с разочарованием. Рыжий англичанин из «Европейской» был скорее высокий и худощавый, но, возможно, он сидел в машине, а к Колокольникову посылал приятеля.
— Действительно. Виноват, — смутился Лев Борисович. — Выходит, знаю. Только он это как-то между прочим все говорил, вот мне и показалось, что не знаю.
— Скажите, а почему Семен Степанович поделился этой историей именно с вами, а не с Анной Михайловной, например?
— Ну, кто же женщинам такие истории рассказывает? Анечка бы разволновалась, стала суетиться, настаивать, чтобы он к ней переехал, а он не хотел. К тому же женщины — существа любопытные, потребовала бы шкатулку открыть, а это по семейному уставу Колокольниковых строго запрещено. Она у них даже запечатана воском.
— Зачем это? Что же там хранится? — подался вперед Илья, сгорая от любопытства.
Но Лев Борисович лишь развел руками.