Ллой замахал перед лицом руками и оскалился.
– Значит, я держал правильный ответ перед Бека-Чиром, – сделал вывод вождь. – Пойдём, сядем у дальней стены, мне есть, о чём тебя расспросить. – Он положил руку на крепкое плечо гуабонга.
Проводив кыпчанов, остальные охотники занялись своими повседневными делами, а Холдон с Ллоем отошли в глубь пастои и сели друг напротив друга на каменном полу.
– Расскажи мне о себе, – попросил вождь. – Ведь, кроме того, что тебя послала нам Мара, я о тебе ничего не знаю. Есть ли у тебя хлоя, и кто твой одер и ётэ?
Ллой скривил губы и положил ладонь на свою макушку. Жест был понятен любому: и гуабонгу, и апшелоку. Он означал, что тому, кто его сделал, что-то непонятно.
– Что? Хлоя – это одер, ётэ и обри. Раз обри, два обри. Мбир, Сея и Ула – хлоя. Ула для Мбира и его элои – обри.
По лицу гуабонга вождь увидел, что тот в полной растерянности.
– Вара родила Улу, её имя Сея. Понятно? – пытался он разъяснить.
Ллой прижал руку к груди и кивнул головой.
– Хой, Маре, что вразумила тебя! Сея для Улы – ётэ, а Мбир – бакар Сеи.
Я Холдон, у меня есть элоя, ты её знаешь, это Хоху. У нас с Хоху есть обри, он ещё мал. Я тебя спрашиваю, есть ли у тебя одер и ётэ?
Из путаных взаимоотношений в роду сабаев Ллой понял только, что ничего подобного в его бывшем роду нет. Он попытался объяснить вождю, что его сородичи живут по-другому. Имя родившей его вары было ему известно, и только. Никакого деления на одера, ётэ, обри и прочих в его роду не существует, и это не мешает никому из гуабонгов жить. Аху на вар нет. Если ты охотник, любая вара тебе доступна. Однако бывают на этой почве частые драки между гунгами. Детёныши принадлежат всем, ведь их дарит Амэ, и каждый взрослый имеет право учить молодняк и наказывать. Едят детёныши вместе с остальными. Если вара рожает сразу двоих, одного из них убивают – таков древний обычай. Если долго, долго нет пищи, особенно в хавой, убивают маленьких вар и поедают. Ллой пояснил вождю, что никогда не прикасался к мясу не только гуабонгов, но и апшелоков – оно ему не нравится, поэтому частенько приходилось голодать.
Холдон слушал рассказ нового сородича с интересом. Его удивляли обычаи, по которым жили гуабонги, более того, они его даже возмущали. Не зря же говорит предание, что эти низколобые полуапшелоки-полуамрэки вышли из-под земли, и породил их злой Хавой. Однако Ллою о своих чувствах вождь ничего не сказал. Этот молодой охотник теперь был частью его большой хлои, и с этим нужно считаться.
– Слушаю я тебя и не могу понять, – продолжил свои расспросы Холдон, – как тебе, невкусившему мяса врага, будь то гуабонг или апшелок, удалось стать настолько сильным и смелым, чтобы противостоять маунту?
– Это просто, вождь, – ответил ему Ллой и усмехнулся. – Праматерь гуабонгов Амэ – маунт.
Холдон был поражён.
– Гуабонги живут в одной пастои с маунтами?!
– Нет, не живут. Гуабонги поклоняются Амэ, а она – маунт. Кровь маунта – аху.
– Так ты хочешь сказать, что та самка маунта не тронула тебя только потому, что ты гуабонг?
Ллой улыбнулся и сказал с благоговением:
– Она была Амэ.
– А как же Хавой? Все знают, что гуабонгов породил Хавой.
– Никогда об этом не слышал.
Холдон задумался ненадолго, потом сделал вывод:
– Пусть так. Но Мара всё равно тебя нам послала, чтобы ты защитил род от твоей праматери. Теперь ты сабай и должен почитать сабаев, и Локо тоже.
– Мне нравится Локо, – признался Ллой, – он хороший сабай, я буду его почитать. Мне нравится ваш род. У вас лучше, чем у нас в пастои. Здесь всё не так, но это хорошо! Вы умеете делать хорошие патруги.
Да, – согласился Холдон, – наши патруги хороши. Они даже лучше, чем у кыпчанов. Кыпчаны предлагают за наши патруги много, много мяса, и мы иногда с ними производим обмен. Род сабаев славен не только своими патругами. Один из нас, Дейб, умеет оживлять стены пастои.
Ллой отпрянул назад в изумлении. Его чёрные блестящие глаза уставились в глаза Холдону. Гуабонг попытался переварить в своём мозгу услышанное. Он подумал, что, возможно, что-то понял неправильно.
– Как могут быть стены живыми?! Они ходят, как мы?!
– Ходят, – покачал головой вождь. – Они могут не только ходить, но и бегать быстро, быстро.
Ллой провёл рукой по своему вспотевшему покатому лбу. Его лицо выражало испуг, и Холдон это заметил.
– Пойдём, не пугайся, я покажу тебе живую стену.
Апшелок поднялся, за ним то же самое сделал и Ллой.
Вождь взял за руку гуабонга и повёл за собой. Пастоя апшелоков была просторной, и в ней было много укромных мест. Отозвавшись на гортанный крик Холдона, прибежал юбур, следивший за аяком, он принёс в руке горящую палку. В том месте пастои, где стояли вождь с гуабонгом, было сумрачно, но свет огня открыл перед Ллоем чудесное зрелище. Движущаяся стена, о которой он только что услышал, находилась как раз напротив него. Молодой охотник даже отринул назад в суеверном страхе. На большом и ровном участке стены были изображены, как живые, апшелоки, охотящиеся на самых разных зверей. Это были и эсели, и куапуры, и даже маунты. А на одном отдельном изображении апшелоки большой группой валили удона. Ллой был поражён увиденным. Он стоял завороженный, приоткрыв рот и высунув кончик языка. Картины на стене, написанные в цвете, были настолько реальными, что казалось, сделай только шаг, и можно было бы самому поучаствовать в охоте. Поддавшись иллюзии, гуабонг протянул руку и потрогал камень. Ощутив прохладу стены и убедившись в её прочности, он начал гладить изображения животных, едва шевеля губами. Единственное, что было непонятно Ллою, так это странная фигура, похожая на огромную уродливую голову то ли апшелока, то ли какого-то зверя с большими ушами, без ног и без рук или лап. Возможно, ноги у головы и были, только маленькие, и она их полностью прикрывала. Голова размещалась среди других фигур и как бы участвовала во всём изображённом действе. Рука гуабонга дотронулась до неё и замерла. Холдон это заметил, он коснулся плеча молодого, теперь уже своего, сородича.
– Это Дейб оживил стену. Только ему из всего нашего рода Мара позволила это сделать. Он подходил ко мне и говорил о своём желании. А желания Дейба – желания праматери – это каждому известно. Дейб хочет перенести тебя, Ллой, на стену. Хочет показать, как ты противостоял маунту. Пусть все – и мы, и потомки, и предки знают о том, как ты спас род. Многие из нас приходят к этой стене, особенно в голодный хавой, чтобы снова почувствовать себя на охоте, чтобы испытать ярость схватки и ощутить себя опять гурами. Иначе, лёжа у аяка день за днём, можно забыть, кем тебя родила вара. Теперь и ты, Ллой, соприкоснулся с другим миром. Когда нас не станет, когда мы все уединимся, мы окажемся там, за этой каменной стеной, и именно эти животные будут нам пищей. Наши обри будут смотреть на нас, как мы с тобой сейчас смотрим на этот другой мир. Пойдём, я подведу тебя к Мбиру, он хочет научить тебя делать хорошие патруги.
Холдон потянул Ллоя за собой, но тот отдёрнул его руку.
– Я не знаю, кто это? – Рука гуабонга продолжала лежать на изображении странной фигуры. – Это не апшелок и не гуабонг, даже не амрэк. Почему у него нет ног и рук? Я никогда его не видел ни в лесу, ни в поле. Кто он?
Вождь попытался оттащить Ллоя от стены, но тот упирался изо всех сил.
– Не удивляйся. Дейб сначала хотел изобразить у-рыка, но потом передумал и изобразил кого-то из наших гуров, – по лицу вождя было видно, что он раздражён, но гуабонг этого не заметил и не отставал с расспросами.
– А почему тогда у этого апшелока такая большая голова, нет тела, рук и ног?
– Он просто сидит в яме. Я устал от твоих вопросов. Гуабонги все такие непонятливые или только ты один? – Холдон нахмурился. – Я тебе всё сказал! Нас ждёт Мбир, так пошли! – вождь потянул Ллоя за руку, и тот последовал за ним, но всё ещё оглядывался на волшебный иллюзорный мир, изображённый на стене.
Мбир был одером Уле – Ллой это помнил, но понять не мог. Седовласому апшелоку он нравился, это чувствовалось. Прежде чем приступить к обучению в изготовлении патругов, тот погладил молодого гура, разглядывая всё его тело. Мбир сдавил рукой сначала его плечо, потом крепкий бицепс.
Ты покрыт шерстью, Ллой, пускай не такой плотной, как у у-рыка, но шерстью. Мне это нравится. У нас, апшелоков, шерсти на теле мало, у некоторых из нас её вовсе нет. Я всё думал, почему Мара лишила апшелоков шерсти? В этом мире нет других таких существ, как мы. В хавой шерсть согревает всё живое, а мы мёрзнем. От хавоя, конечно, можно спастись у аяка, завернувшись в чью-нибудь шкуру, но… – Мбир замолчал и задумался, потом опять погладил Ллоя по волосатому плечу и продолжил: – Имея на теле шерсть, каждый апшелок был бы чем-то похож на у-рыка или маунта, а это устрашает. Вот ты, Ллой, думаешь, почему все апшелоки ненавидят гуабонгов?
Ллой скривился и положил ладонь себе на макушку.
– А я тебе скажу. Ненавидят, потому что боятся. У меня волосы растут только на ногах и на груди, я больше похож на старого облезлого амрэка, чем на у-рыка. Признаюсь тебе, вары любят волосатых гуров, они их сравнивают с сильными хищниками. Вары поклоняются силе. Ведь этим миром правит Мара и сила.
Мбир взял в руку патруг, над которым трудился, оглядел его со всех сторон, потом положил на пол.
– Если до полного Суна будущий бакар Улы Камор не придёт за ней, то по нашим обычаям она останется свободной. Мне бы хотелось, чтобы тогда её бакаром стал ты, – Мбир толкнул кулаком Ллоя в плечо. – Ты меня понял, гуабонг?
– Я хочу эту вару!
– Этого мало. Её могут хотеть и другие гуры из кыпчанов. Я видел, как моя обри смотрела на тебя, но если за ней не придёт Камор, обладать ей захотят сразу несколько гуров, кроме тебя. Я знаю это. За Улу придётся биться. Ты готов?
Ллой вскочил на ноги.
– Я хочу Улу! За неё я убью любого апшелока!
– Хой Маре, что мою Улу желаешь ты! Ты создашь крепкую хлою. Пусть Мара сделает так, чтобы Камор не пришёл за ней в полный Сун! А теперь, Ллой, я покажу тебе, как делаются хорошие патруги. Следи за мной и учись.