– По крайней мере он так думает, – ехидно заметил Энтони.
– Ай-ай-ай, кузен, – покачал головой Роджер. – Нехорошо быть таким мстительным. – Потом повернулся к Морсби: – А что касается загадки, инспектор, то я действительно разгадал ее, и, более того, собираюсь сегодня вечером надиктовать по этому поводу большую статью в «Курьер» – разумеется, исключив те моменты, о которых вы запретили мне упоминать.
– М-да… – неопределенно протянул инспектор, после чего, казалось переключился на другую тему. – А вы не заметили, что этот крыжовниковый джем малость прокис?
– Инспектор Морсби, – с горячностью произнес Роджер, – есть люди, за убийство которых нужно назначать куда более мягкое наказание, нежели повешение. И вы – один из них. Рассматривайте это как дружеское предупреждение и не испытывайте больше моего терпения.
– Но он и в самом деле прокис, мистер Шерингэм, – запротестовал инспектор. – Вы только попробуйте!
– Боюсь, что виноград тоже, – ухмыльнулся Роджер. – Не беспокойтесь, инспектор. Вероятно, мне больше не придется расследовать вместе с вами дело об убийстве. Ведь недаром же в детективных романах пишут, что инспекторы из Скотленд-Ярда испытывают профессиональную ревность по отношению к сыщикам-любителям.
– Как это верно, сэр, – сказал инспектор, покачав головой. – Ах, как верно.
– Читал в утренней газете, что питомцы Глэморгана выиграли одиннадцатый матч в этом сезоне, Энтони? – беспечно произнес Роджер, тоже, казалось бы, переключаясь на другую тему. – Не представляю, как им удалось добиться такого успеха. Думаю, мы скоро увидим их в редакции.
– В самом деле, приятно будет посмотреть на команду графства, в которой удалось блеснуть парочке любителей. Хотя бы для разнообразия, – с живостью откликнулся Энтони.
Роджер продолжал обсуждать с младшим кузеном проблемы крикета до тех пор, пока инспектор не покончил с едой и служанка не унесла пустые тарелки и прочие столовые принадлежности. Он не сделал паузы даже тогда, когда инспектор набил трубку, закурил и некоторое время дымил с выражением беспросветной скуки на лице.
– Между прочим, сэр, – наконец подал голос инспектор, удобно расположившись в кресле, – мне показалось или я действительно слышал о том, что вы разгадали эту загадку?
– Я знал, что по прошествии времени вы со свойственным вам неспешным мягким подходом обязательно коснетесь этой темы, – рассмеялся Роджер. – Да, инспектор! Как говорится, шутки в сторону, но я и вправду думаю, что мне удалось раскрыть это дело. Не хотите ли послушать об этом?
– Разумеется, хочу, сэр. Надеюсь, вы не обиделись на меня за кое-какие шутки в ваш адрес, которые я себе позволил?
– Ну, я и сам позволял себе шутить. В ваш адрес, – признал Роджер. – Но у нас с вами имеется проблема в лице Энтони. Пока я ничего не рассказал ему из-за тех ограничений, которые вы на меня наложили. А между тем ему тоже хочется послушать. Могу я нарушить ваш запрет и коротко сообщить ему о том, что вы мне открыли?
Инспектор заколебался:
– В таком случае, мистер Уолтон, вам придется дать слово, что эта информации не выйдет за эти стены и о ней не узнает ни одна живая душа.
– Клянусь, – быстро и с чувством сказал Энтони.
– Все эти застольные клятвы такая ненадежная вещь… – со вздохом протянул инспектор, потом добавил: – Ну да ладно. Сойдет. Итак, мистер Шерингэм, теперь слово предоставляется вам.
Роджер, как и обещал, коротко поведал младшему кузену о том, как встретил смерть преподобный Медоуз, не забыв упомянуть и об аконитине, найденном в жестянке для табака.
– Вот по какой причине, Энтони, я проявил сегодня утром такой интерес к табакам и курительным принадлежностям, – заключил он, после чего начал рассказывать инспектору о сделанных им сегодня открытиях.
Инспектор с глубокомысленным видом кивнул.
– Интересное дело: все это время я задавался вопросом, додумаетесь вы до этого или нет, – заметил он.
– Так, значит, вы уже знали об этом? – спросил пораженный Роджер.
– Узнал неделю назад, – лаконично ответил инспектор.
– Но хозяйка дома и словом не обмолвилась, что говорила с кем-то об этом раньше.
– Эта информация не представляла для нее никакой ценности, не отложилась на подкорке, и она не понимала толком, о чем говорила. Как равным образом не понимала, что говорила вам. Людям такого сорта обычно не задают прямых вопросов, а лишь наводящие, и они без какого-либо понукания выбалтывают все сведения, которыми располагают, а через пять минут вообще забывают, о чем говорили и что подобный разговор имел место. Итак, мистер Шерингэм, какие все-таки выводы вы сделали из разговора с хозяйкой дома?
И Роджер набрал в грудь побольше воздуха.
Глава 25Роджер раскрывает тайну
– Пожалуй, будет лучше, если я начну с самого начала, – сказал Роджер. – Вернее, инспектор, с принятого мной решения проигнорировать ваш намек о человеке, которого вы подозревали (не знаю, подозревали ли вы его на самом деле, но создать такое впечатление пытались) в убийстве миссис Вейн. Иными словами, инспектор, я с самого начала решил, что в смерти миссис Вейн эта особа неповинна. Свидетельства, конечно, говорили против нее, но бывают такие случаи, когда улики, вначале весьма убедительные, в реальности сбивают сыщика со следа. И на мой взгляд, это тот самый случай. Приняв это к сведению, я пришел к выводу, что мне совершенно не на что опереться в своем расследовании, поэтому решил поначалу основываться на одной только психологии. Я чувствовал, что подозревать Маргарет Кросс в убийстве – заметьте, хладнокровном и хорошо продуманном убийстве – просто смешно. Настолько это прямая, открытая и честная девушка.
– Но если не она, то кто же?
– Ну, мы оба отлично знаем, что все мои подозрения со временем сосредоточились на одном-единственном парне по фамилии Медоуз. У него имелись и другие имена – все, за исключением одного, вымышленные. Мне казалось, я успел создать довольно стройную теорию, связанную с ним, еще до того как мы получили информацию, которая только подтвердила мои выводы. А потом, абсолютно неожиданно, этот Медоуз якобы совершает самоубийство. Как ни странно, это ничуть не поколебало мою теорию, более того (в силу определенных обстоятельств), только ее упрочило. Но, как выяснилось позже, Медоуз вряд ли был способен совершить самоубийство, даже если бы и захотел. Поскольку его, судя по всему, убили. Надеюсь, вы понимаете, что это основательно подкорректировало сложившуюся в моем воображении фактически законченную уже картину?
И вот после этого, инспектор, мы с вами пришли к неверному выводу. По крайней мере я к нему пришел; утверждать же нечто подобное в отношении вас не могу, ибо, как говорится, чужая душа – потемки. Признаться, я с самого начала дела не знал, что в действительности варится у вас в голове. Так или иначе, но, введенный вами в заблуждение (случайно или намеренно, не имею представления), я практически принял на веру гипотезу относительно того, что убийство миссис Вейн и Медоуза совершил один и тот же человек. Впрочем, даже если и не уверовал в это окончательно, то в какой-то степени принял за основу, в результате чего почти совсем забыл о том, что, согласно моей прежней теории, первое убийство совершил Медоуз. Ведь мы с вами пришли к выводу, что оба убийства скорее всего взаимосвязаны. И я согласился с вашей, инспектор, весьма правдоподобной версией относительно того, что именно следует рассматривать в качестве важнейшего и наиболее очевидного мотива второго убийства. Иными словами, тот факт, что Медоуз являлся непосредственным свидетелем первого. И эта версия фактически снимала с него все прежние подозрения и вообще вычеркивала из списка подозреваемых. Одновременно вы, инспектор, выдвинули достаточно обоснованную гипотезу относительно того, что двойное убийство – дело рук доктора Вейна.
– Боюсь, в вашей интерпретации это дело все больше приобретает, если так можно выразиться, личный характер.
– Когда я прошлой ночью ворочался в постели без сна и обдумывал все детали обоих убийств вне, скажем так, зоны вашего магического воздействия, у меня неожиданно возник очень интересный вопрос: почему инспектор Морсби усиленно внедряет в мое сознание идею о двойном убийстве, совершенном одним человеком, и пытается создать у меня впечатление, что сам он думает точно так же? Ведь он чрезвычайно скрытный субъект и прежде никогда не озвучивал в моем присутствии ни одной стоящей мысли. Возможно, по той причине, что считает нас своего рода соперниками и, по идее, ни в коем случае не должен помогать Шерингэму прийти к правильному решению. Но коли так, почему тогда он разоткровенничался? Ответ пришел сам собой. Все очень просто: он хочет направить меня по ложному следу! Поскольку на самом деле не считает, что оба эти убийства совершены одним человеком. Более того, он убежден, что это не так. Ну-с, инспектор, как вам это нравится?
Инспектор расхохотался. Да так, что у него на глазах выступили слезы.
– Нет, мистер Шерингэм, – сказал он, успокоившись и покачав головой. – Зря вы меня обвиняете. Это несправедливо по отношению ко мне. Я действительно думал так, когда разговаривал с вами вчера вечером. Тогда у меня не было ни малейших сомнений в том, что миссис Вейн и Медоуза убил один и тот же человек, и я готов признать это сию же минуту в вашем и мистера Уолтона присутствии.
– Ну и дела! – воскликнул Роджер, правда, добавив голосу изрядную долю скептицизма. – Быть может, вы и сейчас так думаете?
– В любом случае я всегда готов к обсуждению новой интересной идеи или теории, – осторожно ответил инспектор. – Но, прошу вас, продолжайте. То, что вы рассказываете, представляется мне чрезвычайно любопытным.
– Что ж, вне зависимости от того, думали ли вы о двух убийцах или мне это просто почудилось, подозрения на ваш счет подвигли меня к тому, что и сам я стал думать в этом направлении. Таким образом, когда я сегодня утром отправился с визитом к хозяйке дома, где снимал комнаты Медоуз, чтобы осмотреть его гостиную, я настроился на поиски двух убийц, а вовсе не того гипотетического субъекта, который якобы прикончил обе жертвы. Короче говоря, проведя расследование и узнав несколько новых фактов, показавшихся мне интересными и многообещающими, но не совсем в тот момент понятными, я вернулся в гостиницу и сразу же после ленча начал анализировать полученную информацию. – Роджер сделал паузу, набил и раскурил трубку, после чего со всеми удобствами расположился в кресле.