Нет нужды говорить, что нежданная трагедия повергла в глубокую скорбь не только собравшихся в Минтон-Дипс-Фарм, но и все лондонское общество, где покойный мистер Скотт-Дэвис был известной и популярной фигурой.
Мне удалось перекинуться парой слов с мистером Сирилом Пинкертоном, изображавшим «убийцу» в маленькой комедии, что предшествовала несчастному случаю. «Конечно, мы все страшно потрясены, – сказал мистер Пинкертон. – И не в силах понять, как мистер Скотт-Дэвис мог допустить такую чудовищную небрежность. Сам я отнюдь не охотник (к сожалению, я страдаю легким астигматизмом, что не позволяет мне охотиться), но даже я знаю первое правило при обращении с оружием: не держать заряженное ружье за дуло. Можно лишь предполагать, что в данном случае причиной неосторожности стала излишняя опытность мистера Скотта-Дэвиса. После его смерти на один жуткий момент у меня мелькнула было мысль – а вдруг ружье (кстати сказать, тоже двадцать второго калибра), из которого я стрелял в нашей постановке, по какой-то немыслимой случайности оказалось заряжено настоящей пулей вместо холостого патрона. По счастью, я с огромным облегчением тут же вспомнил, как мистер Скотт-Дэвис смешил нас во время последующего действия, преуморительно изображая покойника. Его смерть оставит зияющую брешь, заполнить которую будет нелегко».
Полиция все еще ведет расследование в Минтон-Дипс-Фарм.
Из отчета суперинтенданта Хэнкока, полиция графства Девоншир, 10 июня 1930:
…таким образом версия несчастного случая, хотя еще теоретически возможна, лично мне кажется почти невероятной.
Теперь что касается двух выстрелов. Я опросил мистера Джона Хиллъярда о том выстреле, который, как я уже докладывал вам позавчера, он, по его собственному признанию, сделал с целью запутать постановку. Мистер Хиллъярд по-прежнему не в состоянии уточнить, стрелял он вторым или первым, поскольку другого выстрела он сам не слышал. Ни от кого другого получить информации на этот счет мне пока не удалось. Также я все еще не сумел установить, кто именно сделал второй выстрел, если только этот выстрел не стал следствием небрежности покойного (см. выше). Однако я удостоверился, что стреляли из ружья, лежавшего рядом с жертвой.
Касательно отношений между обитателями Минтон-Дипс-Фарм и покойным. Я убежден, что разыгранное представление было не совсем представлением. Мистер Джон Хиллъярд по-прежнему утверждает, будто история, которую предполагалось изобразить в лицах (см. мой рапорт от девятого июня), носила исключительно вымышленный характер, но у меня есть некоторые основания полагать, что изрядная часть сюжета недалека от правды. Буду очень рад как можно скорее получить из Лондона ответ на запрос по поводу любых слухов, связывающих имя покойного с миссис Сильвией де Равель. Хочу отметить, что обитатели Минтон-Дипс-Фарм (за исключением слуг и приходящего персонала) не проявили особого желания помогать следствию. Не стану утверждать, что они препятствовали или же мешали мне, однако у меня сложилось вполне определенное впечатление, будто они что-то скрывают.
Касательно Сирила Пинкертона. Я еще раз допросил его сегодня относительно его передвижений в лесу после первого выстрела и не удовлетворен полученными ответами. На мой взгляд, он не в состоянии объяснить, отчего провел там так много времени. Когда я начал дотошно расспрашивать, с какой стороны донесся второй выстрел (в тот момент он находился в лесу один – см. мой отчет от восьмого числа), ответы его были путаными и нечеткими. Я получил некоторую дополнительную информацию относительно его ссоры с покойным, каковую информацию прилагаю к этому отчету. Учитывая характер мистера Пинкертона и то, какое высокое мнение о собственной значимости он, по всей видимости, питает, инцидента со швырянием его в бассейн (см. мой отчет за вчера) уже самого по себе хватило бы в качестве весомого мотива, чтобы мистер Пинкертон возжелал крайних мер. Вдобавок к этому они с покойным соперничали из-за мисс Эльзы Верити. Буду рад услышать, согласны ли вы с моими выводами на сей счет и нет ли у вас каких-либо еще предположений. На мой взгляд, пока у нас нет достаточных оснований задерживать мистера Пинкертона в интересах следствия, но я надеюсь в самом скором времени получить новые доказательства.
Тем временем должен уведомить вас о неком примечательном обстоятельстве. Сержант Берри, которому я поручил держать мистера Пинкертона под наблюдением, вчера вечером около одиннадцати часов, вскоре после наступления темноты, проследил его до так называемого «поля на пустыре» – участка земли на крутом склоне холма примерно в четверти мили к юго-востоку от дома. Поле это, размером около двух акров, поросло папоротником, утесником и ежевикой, а потому непригодно для выпаса скота и почти не используется. Сержант Берри, не замеченный мистером Пинкертоном, видел, как тот тайно зарывает что-то под кустом утесника. Выждав, чтобы мистер Пинкертон вернулся в дом, сержант Берри достал спрятанный предмет. Это оказалась плоская металлическая водонепроницаемая коробка с несколькими листками густо исписанной бумаги. Сержант Берри уведомил меня о своей находке, и сегодня в 4.30 утра я отрядил констебля, знающего скоропись, снять копию с рукописи. Теперь у меня имеются два отпечатанных на машинке экземпляра, один из которых я прилагаю к своему отчету. В рукописи излагаются события, предшествовавшие смерти покойного, и она уже премного помогла мне, пролив новый свет на некоторые обстоятельства, до сей поры представлявшиеся неясными. Я, разумеется, тщательно проверю все упоминаемые там факты – а многие уже и проверил: до сих пор они оказывались вполне верными. Как видно из рукописи, мистер Пинкертон декларирует намерение продолжать записи, а соответственно, я продолжу день ото дня снимать копии со всех дополнений и прилагать их к своим рапортам. Я сделал выговор сержанту Берри за небрежность, в результате которой мистер Пинкертон заметил, что его вещи подверглись обыску.
Я не разрешил никому из лиц, в настоящее время находящихся в Минтон-Дипс-Фарм, покидать окрестности. Надеюсь, вы согласитесь с этим решением.
Остается сообщить лишь еще одно. Было замечено, что мистер Пинкертон провел сегодня утром некоторое время за телефонными переговорами. Сержанту Берри удалось услышать, что он старается выяснить адрес некоего Р. Шерингэма, эсквайра. Почтовое отделение в Будфорде добыло для него этот адрес из лондонского телефонного справочника, после чего мистер Пинкертон немедленно отправил следующую телеграмму:
«Шерингэму, Олбани, Лондон. Пожалуйста, если можешь, приезжай в Минтон-Дипс-Фарм, Будфорд, Девон, в связи с делом Скотта-Дэвиса. Нахожусь в крайне затруднительном положении. Мы вместе учились в Фернхесте.
Сирил Пинкертон».
Из Будфорда мистеру Пинкертону была передана ответная телеграмма за подписью «Шерингэм», уведомляющая, что отправитель прибудет сегодня вечером. Нет никаких сомнений, что это тот самый мистер Роджер Шерингэм, которого Скотленд-Ярд уже несколько раз привлекал для помощи в расследованиях. Я встречусь с ним завтра и поинтересуюсь, так ли обстоят дела и в нынешнем случае. Буду рад получить ваши указания, как мне обращаться с мистером Шерингэмом и считать ли его помощником или же скорее помехой.
Я по-прежнему уверен, что нам вовсе не обязательно просить подмоги от Скотленд-Ярда для решения этого дела, и надеюсь окончательно разобраться с ним за несколько дней.
Имею честь оставаться вашим покорным слугой,
Суперинтендант Джеймс Хэнкок.
Приложения:
1 докладная записка;
1 копия рукописи Сирила Пинкертона, эсквайра.
Глава 1
Я часто думал, не написать ли детективный роман.
На мой взгляд, авторы подобных трудов поголовно допускают одну и ту же ошибку: рассказывают свои истории с точки зрения стороннего наблюдателя. Спору нет, для добротной головоломки оно только на пользу, а вот для раскрытия характеров, для чисто человеческого интереса – уже нет. А по мне, в литературном искусстве, даже в столь низком его проявлении, как детективный жанр, интерес к человеку должен быть sine qua non[2]. По-моему, авторы детективных историй упускают из виду великолепную возможность, ибо каким бы всепоглощающим ни был интерес к происходящему стороннего наблюдателя (как в романе, так и в реальной жизни), есть один человек, для которого этот интерес еще ярче и интенсивней, чтобы не сказать жизненно важен. Это, разумеется, сам преступник.
Еще одна ошибка, которую я отмечал у писателей-детективщиков: они почти всегда начинают рассказ с обнаружения самого преступления. Вопиющая глупость. Преступление – следствие предшествующих обстоятельств. Почему бы вместо того, чтобы с натугой вытягивать эти обстоятельства из повествования, не показать марионеток в действии еще до совершения преступления, а не после? Так, на мой взгляд, было бы не только честнее по отношению к читателю, но и просто-напросто значительно улучшило бы любой роман.
Итак, я уже решил для себя, что когда-нибудь напишу детектив с точки зрения самого преступника: изображу его страхи и упования в ходе расследования – болезненную тревогу, с которой он следит, как преследователи вытаскивают на свет божий тот или иной факт, известный доселе лишь ему одному, и отчаянные попытки преступника вырваться из захлопывающегося капкана при помощи новых, фальшивых и снимающих с него подозрения улик. В подходящих руках такая книга может стать настоящим шедевром – и я не вижу причин, почему бы этим рукам не оказаться моими.
Такова была академическая теория, разработанная мной на досуге. И вот теперь у меня появилась мрачная возможность воплотить ее на практике. Ибо в этот самый момент я нахожусь под подозрением в человекоубийстве. Это я-то!
Кто-то (скорее всего Вольтер, которому, похоже, принадлежит большинство подобных цитат) однажды сказал: мол, последнее, что может позволить себе потерять человек – это голову. Свою голову я твердо намерен сохранить при себе.