Дедушка Летти пробурчал что-то, и полицейские, подняв Замыкателя, подхватив его трость, цилиндр и генератор, снова принявший вид чемодана, направились к выходу из здания вокзала.
Господин Бракнехт с ненавистью глядел им вслед. Повернувшись, он что-то сказал мистеру Дрилли, и тот ткнул пальцем в Летти. Девочка вздохнула и выбралась из люка.
Дедушка подошел к ней. Пригладил ее вздыбленные, беспорядочно торчащие волосы.
— Мне жаль, Летиция, что ты стала свидетелем этого возмутительного… Я и подумать не мог, что они… Если бы ты пострадала, я…
— Ты видел? Я все видела! — взбудораженно затараторила девочка. — Они… клетки… молнии… видишь эти тучи?.. они же не растворяются! Потом птицы… и бах-бах! А еще Бом-Бомунд! А Замыкатель!
— Я рад, что с тобой все в порядке, внучка. Посиди пока в своей комнате. У меня очень много работы. Нужно узнать, как развеять Беспросветные Тучи Мраккса, а потом привести здесь все в порядок, встретить прессу и оторвать голову констеблю Бомунду за то, что посмел… Вот ведь мерзавец — за моей спиной!
— А можно я?.. — начала Летти, но дедушка все и так понял:
— Да. Мне сейчас не до того. Можешь отправиться на чердак и повидать своего блошиного друга. Главное — пока не броди здесь. Договорились?
Летти счастливо запрыгала на месте.
Дедушка покивал своим мыслям и направился к ожидавшим его подчиненным. А Летти припустила к распахнутой двери входа на служебные этажи. Она уже почти-почти поставила ногу на первую ступеньку, как вдруг ей в голову пришла некая мысль.
Она развернулась и бросилась обратно в зал ожидания. С опаской глянула на дедушку, окруженного людьми в темно-зеленой форме Паровозного ведомства, но тот был слишком занят, чтобы ее заметить.
Летти направилась к месту, где произошла схватка. И почему она тогда просто не поднялась на чердак? Зачем туда пошла? Эти вопросы она будет задавать себе всю жизнь.
Но в тот момент Летти ничего не знала. Она поддалась любопытству.
Пробравшись через разбросанный багаж и перевернутые тележки, Летти подошла к ползущим и расширяющимся черным облакам, окинула их заинтересованным взглядом. Они пахли чернилами. Плиты пола — девочка вздрогнула — были забрызганы кровью. Рядом истончались и ломались птичьи тушки.
Летти огляделась, чтобы убедиться, что на нее никто не смотрит, а потом, нырнув под ближайшую скамейку, достала оттуда очки Замыкателя. В суматохе полицейские совсем о них забыли!
Стоило девочке коснуться оправы очков, как кончики ее пальцев закололо, а волосы поднялись дыбом.
Очки Замыкателя походили на настоящее чудо: синие стекла переливались сапфиром и казались бездонными, а самое странное — в них ничего не отражалось.
— Интересно, а как выглядит все вокруг, если посмотреть через них… — прошептала Летти.
Она бросила взгляд на дедушку, на большие часы, за которыми ждал ее Мартин, и… надела очки.
Больно не было. Вернее, ей так показалось в первое мгновение.
Летти успела увидеть лишь свои руки, которые словно бы утонули в синих чернилах, а затем услышала собственный крик.
А потом… яркий голубой свет и… тьма.
Больше Летиция Бракнехт, внучка господина начальника вокзала, ничего в своей жизни не видела.
Пришла в себя Летти в кромешной темноте. Она не знала, где находится и сколько прошло времени, не знала, что произошло.
Она вспомнила лишь собственные руки, тонущие в синих чернилах, и яркую голубую вспышку, а потом…
Глаза жгло. Летти попыталась их разлепить и вдруг поняла, что они открыты… но тогда почему… почему кругом так темно?
— Не вижу… — прошептала она пересохшими губами. — Ничего не вижу…
Раздался стук каблуков по плитке пола. Кто-то подошел к Летти. Она ощутила сильный перечный запах.
— Гертруда, она пришла в себя! — Голос женщины был резким и каркающим.
Застучала еще одна пара каблуков, приближаясь.
— Вот ведь незадача, Грета! — голос Гертруды был очень похож на голос Греты — такое же неприятное воронье карканье.
— Ты проиграла пари, сестрица, — рассмеялась Грета. — С тебя десять фунтов.
— Вот еще! — ответила Гертруда. — Еще неизвестно, пришла ли она в себя в действительности.
Левую руку что-то кольнуло, и девочка вскрикнула.
— Видишь?
— Ладно, твоя взяла…
Летти слушала этих двух каркающих женщин со страхом.
— Где я? — спросила она. — Что со мной? Почему я ничего не вижу?
Женщины рассмеялись. Их хохот слился в единый режущий уши лязг.
— Можно я ей скажу? — спросила Грета. — Обожаю сообщать плохие новости…
— Что? Нет! — возмутилась Гертруда. — Ты и так выиграла десять фунтов. Плохие новости за мной!
— Подумаешь… — проворчала «сестрица».
— Ты в Больнице Странных Болезней, девочка, — сказала Гертруда. — Я — сестра Грехенмолл.
— И я — сестра Грехенмолл, — вставила Грета, и Гертруда, шикнув на нее, продолжила:
— Ты попала сюда два дня назад, девочка, сразу после происшествия на вокзале. Не стоило тебе надевать очки Замыкателя.
— Да, не стоило! — хохотнула Грета Грехенмолл.
— Эти очки сожгли тебе глаза, — с удовольствием «облизывая» каждое слово, добавила Гертруда Грехенмолл. — Ты больше не можешь видеть.
— Ты ослепла! — радостно вставила ее сестра.
Летти заплакала.
— Я не хочу… нет… я хочу видеть… почему я не вижу?.. дедушка… где мой дедушка?..
Ледяной когтистый палец прикоснулся к ее щеке и подхватил слезу. Послышалось хлюпанье, словно палец облизали.
— Его здесь нет. Он бросил тебя. Сказал, что ему больше не нужна такая глупая внучка.
— И слепая к тому же!
Лихорадочно колотящееся в груди сердце Летти вдруг словно куда-то провалилось, но тут над головой снова раздался хохот.
— Шутка! — воскликнула одна из сестер Грехенмолл.
— А она и поверила, Герти! — поддакнула другая. — Какая глупая…
Летти почувствовала, как страх в ней съеживается комочком, и ее наполняет ярость.
— Где мой дедушка?! Говорите, вы, злобные, мерзкие…
Ее слова прервала пощечина. Девочка вскрикнула и заплакала с новой силой, а в самое ухо ей процедили:
— Осторожнее со словами, маленькая дрянь, а то лишишься не только глаз, но и языка.
Летти взвыла.
— Хватит реветь! — процедила Гертруда Грехенмолл. — Господин начальник вокзала все два дня провел внизу, в вестибюле, пока над тобой колдовал наш замечательный доктор Скруллинг. Пару часов назад господина Бракнехта вызвали на Чемоданную площадь. Он ждет от доктора сообщение о том, что ты пришла в себя.
— Вот только он его не дождется!
— Да, не дождется.
— Но почему? — провыла Летти.
— У доктора Скруллинга на тебя особые планы.
Больше сестры Грехенмолл не сказали ни слова. Летти ощутила укол в шею, и ее мысли и страхи расплылись и затопили собой все. Веки тяжело опустились.
— Я-я… вижу-ижу… вижу-ижу… — раздался над головой жуткий вкрадчивый голос, который звучал так, словно одновременно говорило несколько человек.
— Я-я… хочу-чу… услышать-ышать…
Летти ощутила, как на грудь ей поставили что-то тяжелое и холодное. Что-то металлическое.
Она пришла в себя от нестерпимого запаха, проникающего в ноздри: плесень. Так пахло в сыром подвале здания вокзала, который то и дело затапливает во время сильных дождей.
Вот только эта вонь сейчас исходила не от стен или пола, а от человека. Он перемещался вокруг койки Летти, и запах перемещался следом за ним.
Девочка попыталась разлепить веки и не смогла. Она попыталась пошевелиться — и это тоже не вышло. Ни ноги, ни руки не слушались, она их совсем не чувствовала, словно, пока она была без сознания, злобные медсестры Грехенмолл ампутировали их. Сейчас Летти испытывала лишь жжение в глазах, холод от металлической штуковины у нее на груди и еще ощущала шевеление в изножье койки.
Она мучительно захотела повернуться, открыть глаза, сделать хоть что-то, но добилась лишь того, что сердце заколотилось с такой силой, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.
Летти услышала, как оно стучит: ту-тум, ту-тум, ту-тум… — и звук шел вовсе не оттуда, откуда должен был идти. Стук сердца раздавался из рожка того самого механизма, который стоял у нее на груди.
— Хорошее-шее… сердце-ердце… сильное-ное…
— Оно нам подходит, доктор Скруллинг? — с легко различимым подобострастием спросила Грета Грехенмолл.
— Нам-ам? — Жуткий многоголосый говор, очевидно, принадлежал доктору Скруллингу.
— Я хотела сказать, вам! — медсестра Грехенмолл спустилась со ступеньки «восторженное подобострастие» на ступеньку «испуганное лебезение». — Это сердце вам подходит, господин доктор?
— Да-а… Нужно-ужно вырезать-ырезать…
— Но что мы скажем ее деду, сэр? Господин Бракнехт — уважаемый в городе человек: за ним стоит Паровозное ведомство… — осторожно сказала Гертруда Грехенмолл. В отличие от лебезящей сестры, она, хоть и испытывала почтение к доктору, все же осмелилась вызвать его неудовольствие.
— Скажете-те… ему-му… не пережила-жила… операцию-ацию… очки-чки… убили-или ее-е… Я-я… лично-ично… проведу-веду… извлечение-чение…
Летти закричала. Беззвучно. Стылый ужас заполонил ее.
Механизм сняли с груди девочки, стук сердца стих.
— Готовьте-товьте… ее-е…
Запах плесени исчез, когда доктор Скруллинг покинул палату.
— Думаешь, это сердце его устроит, Герти? — прошептала Грета Грехенмолл.
— Он ведь сказал, что оно подходит, — ответила сестра.
— Он так же говорил и в прошлый раз, а что в итоге вышло? Сердце того мальчишки не подошло. Как думаешь, зачем ему эти сердца? Что он на самом деле ищет?
— Не имею ни малейшего представления и меня это нисколько не заботит. У нас есть своя работа, и мы должны ее исполнять. Нужно подготовить операционную. За мной, Грета.
Сестры Грехенмолл удалились, и Летти осталась наедине со своими страхами. Все ее существо противилось осознанию, что ее вот-вот выпотрошат. Они скажут дедушке, что ее убили очки Замыкателя! Он так и не узнает, что с ней случилось!