«Я же не была такой… никогда не была… Этот проклятый город, редакция газеты, злобные циничные люди — это они сделали меня такой. Это очередное оправдание? Или я и правда становлюсь… злодейкой?»
После всего, что с ней здесь случилось, после того, как ей открылось подлинное лицо Габена, ее действиями руководил принцип соразмерной жестокости — нельзя быть мягкой, нельзя сомневаться, нельзя поддаваться слабости или жалости, иначе город сожрет тебя, перемелет вместе с косточками. До сегодняшнего дня ее ни разу не мучила совесть — она наказывала худших, тех, кто заслуживал боли. А худших из худших она лишала зубов. Полли не испытывала к ним сострадания — это неизменно были бездушные монстры в человеческом обличье, которые творили ужасные вещи. Но та слепая девушка… она ведь не была такой, как жители изнанки Габена — она была слабой и беззащитной…
«У тебя не было выбора… — В маленьком зале суда в голове Полли снова взял слово тщедушный адвокатишка — лучший представитель своей профессии: гнусный, изворотливый и омерзительно… рациональный. — Ты должна была отвлечь Человека-блоху, иначе он напал бы на Джона и снова напал бы на тебя — и как бы ты его остановила? В очередной раз сымитировала бы падение?»
Полли дернула головой, и адвокатишка, потеряв равновесие, покатился по наклонившемуся полу.
«Я надела маску Зубной Феи, чтобы помогать людям… чтобы спасать тех, кто не может за себя постоять…»
«Нет никакой маски, — раздался в голове новый голос, злой и лязгающий. — Я — это ты, Полли. Зубная Фея — это возмездие. Живая и воплощенная месть. Ты думаешь, что ты — как те пожарные, которые бросаются в пламя на детские крики, но на самом деле ты та, кто приходит за монстром, устроившим пожар. Ты не спасительница — спасители не мстят. Ты не добрая, ты не знаешь жалости, ты…»
«Необходимое зло?» — с содроганием спросила себя Полли.
«Необходимая справедливость. Лежащая на чаше аптекарских весов, уравновешивающая настоящее зло. Твое появление заставило мразей испуганно озираться по сторонам — они знают, что ты где-то поблизости. Они боятся за свои шкурки, за свои зубки. Ты изменила этот город, ты дала ему нечто такое, чего он не знал многие годы…»
«Зубную боль?»
«Расплату. Ты ведь сражаешься не со свечниками, не с людьми Меррика или Доггвилами. Ты сражаешься с ощущением безнаказанности. Больше никто в Тремпл-Толл не может творить все, что ему вздумается. Они вынуждены таиться, вздрагивать от каждого скрипа…»
«Человек-блоха прав?»
«В том, что сказал — нет, в том, что делает — бесспорно. Они убили его мать, пытались убить его самого, и двадцать лет им сходило это с рук. Они заслуживают расплаты — больше, чем кто бы то ни было. Но его метод ошибочен. Он хочет их всех убить, вот только смерть — это вовсе не расплата. Это освобождение. — Голос стал еще злее. — Боль. Осознание того, что стало причиной этой боли. Вытаскивание их грязных тайн наружу и освещение их перед всем городом. Вот, что такое расплата. Они должны жить в страхе, в непрекращающемся кошмаре. Они должны жить, чтобы… испытывать. Человек-блоха не понимает, что мертвецу плевать, что со смертью долг списывается, а этого нельзя допустить. Убить просто. Ты могла бы убивать их, но как в таком случае возвращать им причиненную ими боль?»
«Хочется верить, что не только в этом моя причина не убивать людей…»
«Верь…»
«Я ведь хорошая? — спросила Полли, не понимая, как по-детски прозвучал вопрос. — Я хорошая? Умоляю, скажи, что я все еще хорошая…»
Лязгающий голос в голове молчал. Собеседница не ответила. Да ведь ее и не было. Как хотелось, чтобы можно было сказать: «Это Зубная Фея сделала — не я!»
Вот только Полли с горечью осознавала, что никакой маски и правда не существует и что…
— Зубная Фея — это я… — сказала она.
И вдруг с ужасом поняла, что произнесла это вслух.
Констебль Дилби уставился на нее.
Полли застыла.
— Вы… — начал было Джон. — Вы что-то сказали про Зубную Фею, мисс Трикк?
Полли вздохнула с облегчением — констебль не услышал самого главного.
— Я просто думала, — сказала она, — что нам бы сейчас пригодилась помощь Зубной Феи. Я не знаю, что мы будем делать, когда найдем Человека-блоху.
Констебль закивал.
— Вы правы: помощь мисс Феи нам бы пригодилась. Уж она точно справилась бы с Поразительным Прыгуном.
Полли невесело улыбнулась. Каким же все-таки наивным человеком был младший констебль. А еще добрым. Странно добрым, учитывая, что он родился и вырос в Габене. Еще одной положительной чертой Джона Дилби было то, что, в отличие от своих коллег, он не считал мстительницу в маске преступницей.
— Мечтаю заполучить открытку с изображением Зубной Феи, — сказал он. — Мастер Джаспер знает, где такую можно раздобыть.
— Неужели? — На этот раз Полли улыбнулась уже искренне: любовь к коллекционным открыткам у констебля и племянника доктора Доу была общей. — Не уверена, что подобные открытки существуют, ведь, что бы там себе Джаспер ни думал, вряд ли Зубная Фея стала бы тратить время на позирование у фотографа. Но если бы они и правда были, думаю, Зубная Фея стала бы неплохим пополнением вашей коллекции злодеев.
Джон возмутился.
— Что вы, мисс Трикк! Зубная Фея не злодейка! У меня есть другая серия: герои. В нее входят: Мистер Инкогнито, Цепочник, Профессор Сон и Энигман.
— Герои, да? — улыбка Полли исчезла. — Вы их так называете?
— Ну да, — простодушно ответил констебль. — Еще я заказал по почте открытку Человека-из-Льотомна.
Полли решила, что ослышалась.
— Напомню вам: Человек-из-Льотомна ограбил банк!
— Но это ведь был злодейский банк Ригсбергов.
— Поверить не могу, что этот хмырь зовет себя героем — еще и для открыток сфотографировался. Хватает же у него наглости…
Дилби собирался что-то ответить, но тут кэб встал. С передка раздалось: «Прибыли!»
Полли и констебль вышли из экипажа и огляделись.
— Но мы ведь не доехали целых два квартала!
— Я на Трубный пустырь не поеду, — угрюмо ответил кэбмен.
— Но нам нужно на пустырь! — возмущенно сказал Джон Дилби, впрочем, кэбмен перед констеблем никакого трепета не испытывал:
— Дотопаете сами.
Полли заплатила, и экипаж, развернувшись, покатил обратно.
Девушка и констебль пошагали по улице. Светящихся окон с каждым футом становилось все меньше, как и фонарей.
«Неудивительно, что кэбмен отказался туда ехать, учитывая все то, что рассказал Джон, — подумала Полли. — Хотя там ведь давно никто не живет…»
— Знаете, мисс Трикк, — начал констебль, — я тут подумал, что лучшего места для тайных встреч Человека-блохи и этого клоуна лучше и не придумать. Люди избегают Трубного пустыря, полиция туда не захаживает… Прошло двадцать лет, и все равно печальная слава самого жуткого из Габенских злодеев никак не рассеется.
— И что, он там жил у всех на виду, и все знали, кто он такой? — спросила Полли.
— О, само собой, в Тремпл-Толл никто не знал, кем именно является сэр Гидеон Дэрроу. Он был уважаемым членом общества, наследником старой габенской фамилии, одним из богатейших людей в Тремпл-Толл. В своем особняке он устраивал пышные ужины и давал званые вечера, которые посещали тогдашний главный судья Темпл, господин комиссар, банкир Ригсберг, хозяин биржи Фоггвилл и прочие почтенные люди Саквояжни.
— Думаю, ему доставляло удовольствие вращаться в высоких кругах и водить их всех за нос.
— Скорее всего.
— Видимо, все его бывшие приятели были очень разочарованы, когда открылось, кто он такой на самом деле. Как его разоблачили?
Джон пожал плечами.
— Его кто-то предал. Я точно не знаю, как обстояло дело, мисс Трикк. Об этом лучше спросить у констебля Лоусона — он участвовал в рейде, во время которого Гидеона Дэрроу убили. Мне известно только то, что для облавы собрали весь личный состав полиции Тремпл-Толл — у него не было шанса. На Трубном пустыре (тогда он назывался иначе) развернулось настоящее сражение. Констебли использовали технологии всех злодеев, которых поймали до этого. Всех прихвостней Дэрроу и его самого убили. А через две недели на вокзале поймали и Замыкателя. На этом Золотой Век Злодеев Габена завершился.
— У Джаспера есть открытка с изображением этого… гм… Гидеона Дэрроу.
— У меня тоже есть, — сказал констебль. — Я собрал почти всех — у меня не хватает только Филина и доктора Погодника — это очень редкие открытки. Мечтаю их раздобыть. Говорят, что где-то в городе есть даже открытки с аутограффами, но, думаю, это слухи.
— Такое чувство, что вы восхищаетесь этими злодеями, Джон.
— Они были великими! — воскликнул Дилби и, вздрогнув, понизил голос: — Да, они творили ужасные вещи, но с их исчезновением город стал другим. Когда схватили Последнего Злодея Габена, мне было десять лет, но я почувствовал эти перемены. Все почувствовали. Говорят, что война началась в тот момент, когда Замыкатель был арестован. Враг боялся их, боялся, что злодеи вступят в войну и отправятся защищать Габен, но когда их не стало, у него оказались развязаны руки.
— Вы думаете, что злодеи стали бы защищать Габен?
— Это их дом, — веско заметил констебль. — Конечно же, они вступили бы в бой. Но их всех арестовали или убили, и началась война, которая длилась долгих восемь лет.
За разговором Полли и не заметила, как они прошли два квартала и оказались на небольшой площади.
В центре ее некогда, очевидно, был разбит парк, но от него остались лишь скрюченные опаленные стволы деревьев без ветвей, смахивающие на ржавые печные трубы. Парк окружала старая, во многих местах выломанная и погнутая ограда. В глубине его виднелись очертания большого черного особняка, и Полли даже поежилась от внезапно охватившего ее и неизвестно откуда взявшегося чувства безысходности.
— Мы на месте, мисс Трикк, — сказал Джон Дилби. — «Дом Горемычника».
Под ногой констебля скрипнула половица, и они с Полли замерли.