— Господин Помпео! Господин Помпео! Поглядите сюда!
Две дюжины газетчиков, толпившихся слева от дверей вагона, пыжились от натуги. Сверкали вспышки фотографических аппаратов, из них дождем сыпался белый магниевый порошок.
Господин Помпео повернул голову, подставляя лицо линзам фотоаппаратов. Пару мгновений так постоял, а затем сделал шаг и ступил на платформу.
Толпа качнулась и попыталась приблизиться к герою этой великолепной ночи, но констебли не дремали:
— А ну назад! — ревели представители закона и порядка. — Не напирать!
Дубинки принялись стучать по головам.
Циркач с рупором заголосил:
— Тишина! Тишина! Господин Помпео хочет сказать! Всем тихо!
Толпа смолкла, словно каждому из присутствующих в рот засунули кляп, и замерла в ожидании.
Господин Помпео повернул голову и чуть склонился к рожку миниатюрного фонографа, который совал ему один из газетчиков.
Прошло мгновение… за ним другое… а затем, губы господина Помпео чуть шевельнулись:
— Я вернулся! Встречай меня, Габен!
Толпа взорвалась восхищенными криками и аплодисментами. Фотоаппараты выдали очередную порцию вспышек. Оркестр заиграл «Цирковой марш»: трубы загудели, колотушки застучали по коже барабанов.
Перекрывая стоявший грохот, газетчики заорали, надиктовывая репортажи с места событий в рожки фонографов: «Это великолепие!», «Это безумие!», «Он вернулся!», «Триумфальное возвращение спустя столько лет!», «Новость века! Это событие века!»
Господин Помпео медленно пошагал по проходу. Навстречу ему вышел господин бургомистр Габена. Он нервно сжимал в руках цилиндр.
— Это честь для нас! Это счастье! Мы не верили до последнего! Мы так рады! Господин Помпео… господин Помпео… господин Помпео…
Голос бургомистра затрещал, словно запись на стертой граммофонной пластинке. А затем бургомистр исчез. Просто растворился в воздухе прямо на том месте, где только что стоял. Следом качнулась и растаяла и толпа. И встречающие, и полицейские, и газетчики, и оркестранты. На перроне никого из них не осталось. Испарилось конфетти, погас прожектор. Слон, циркачи и девочка в голубом платье рассыпались пылью. «Корябб» погрузилась в тишину.
— Господин Помпео, — снова раздался голос, но принадлежал он отнюдь не бургомистру, а простому проводнику. — Разрешите пройти.
Гораций Помпео отошел, пропуская его.
Проводник направился к ожидавшему его перронщику. Мимо проскрипел латунными суставами автоматон-носильщик, толкая перед собой груженную чемоданами и шляпными коробками тележку.
По пустынной платформе сновали сонные пассажиры, что-то бубнили рупоры оповещения. Какой-то старик сплюнул на перрон, тип в клетчатом дорожном костюме сверился с часами и закурил папиретку. Две женщины с ковровыми сумками отвесили друг дружке пощечины — кажется, они не поделили лысую девочку, плачущую рядом.
Гораций Помпео вздохнул.
Наваждение, или правильнее будет сказать, мечта развеялась, как дым. Его не встречали никакие восторги (если не считать восторга какого-то бродяги, отобравшего у крысы кем-то недоеденный пирожок), никакие обмороки (если не считать рухнувшего на перрон не выдержавшего ужасную вокзальную вонь пассажира, ехавшего в соседнем купе), никакой помпы (если не считать механической помпы на колесах, которую катил по платформе покрытый сажей механик в круглых защитных очках).
Событие века? Триумфальное возвращение?
Город попросту не заметил его прибытия. Городу было плевать.
— Унизительно, — пробормотал Гораций Помпео. — Неужели в этом треклятом городе все забыли меня?
— Так и должно быть… нам не нужна шумиха, не забыл? — раздался хриплый шепот из бордового чемодана, который хозяин цирка держал в руке.
Гораций Помпео не ответил.
— Можно поживее?! — раздраженно воскликнул он, повернувшись к вагону и нетерпеливо постукивая тростью.
— Да, господин!
— Уже, господин!
С трудом выбравшись из дверного проема, один за другим на перрон сошли два громадных чернокожих человека в черных костюмах. У обоих в ушах были круглые золотые серьги, а на больших головах сидели крошечные котелки, похожие на наперстки, надетые на толстые, распухшие пальцы. Выступающие вперед челюсти обоих громил, не останавливаясь ни на миг, ходили ходуном, что-то пережевывая. На плече у одного сидела обезьянка, оба спутника Горация Помпео держали в руках чемоданы.
— За мной! — велел хозяин цирка и пошагал к началу платформы. Чернокожие громилы потопали следом.
Зал ожидания пустовал.
На скамейке у полицейской тумбы сидели двое констеблей. Они сжимали кулаки, пучили глаза и обильно потели. Перед ними на тумбе стоял радиофор, из раструба которого трещало и хрипело полуночное вещание.
— Да зачем он вистует?! — вопил один из констеблей, нескладный здоровяк с квадратным подбородком. — Что он делает?! Так же и проиграть недолго!
— Все он правильно делает! Партия только началась… — отвечал его напарник, толстяк с парой висящих над воротником мундира подбородков.
— Что правильного-то? Ему нужно скидывать тройки!
— Ты вообще знаешь правила бриджа, Хоппер?
— Все я знаю, Бэнкс! Ему нужно, «скручивать нос», а затем бить «трехлапого»!
Толстяк глянул на него с презрением.
— Это не из бриджа, а из «Мокрого Пса», это разные игры, вообще-то. Ты что, дубина, думал, что во все игры играют одинаково?
— Сам ты дубина! — ответил здоровяк. — Уж я получше тебя играю в бридж и, само собой, знаю, что это не «Мокрый Пес»…
— Заткнись! Дай послушать — говорит распорядитель игры…
Впрочем, насладиться трансляцией вокзальным констеблям не удалось. К тумбе подбежала женщина в коричневом пальто и шляпке с засохшими цветами — Гораций Помпео видел ее в поезде, она ехала в купе напротив.
— Помогите! Помогите! — в отчаянии затараторила она.
— Что еще? — раздраженно буркнул Бэнкс.
— Вообще-то, мы заняты, — добавил Хоппер.
Женщина заламывала руки, в ее глазах стояли слезы.
— Мой сын, Дэнни! Он пропал! Мы прибыли на полуночном поезде! Перед прибытием он вышел из купе, но так и не вернулся! Его нигде нет!
— Может, он с багажом затерялся? — безразлично предположил толстяк, приставляя ухо к раструбу радиофора.
— Найдется, — добавил здоровяк, щетинистой щекой отодвигая лицо напарника от этого раструба.
— Я все обыскала! Сообщила проводнику — он тоже не нашел! Дэнни, мой мальчик! Найдите его! Умоляю!
Женщина сложила руки в молящем жесте и заплакала.
— Ну вот, — проворчал Бэнкс. — Пропустим самое интересное…
— Похоже на то, — с тяжким вздохом поддержал Хоппер. — Как он выглядит, ваш сын, мэм?
— Он невысокий — вот такой! — Она показала рукой высоту пропавшего мальчика. — Ему семь лет. У него светлые волосы, а одет он в синий костюмчик и темно-синие башмачки на кнопках.
— Ладно, отыщем вашего сына, мэм…
— Да, не хнычьте. Лучшие представители полиции Габена в деле… Ведите к вашему вагону.
Констебли с сожалением выключили радиофор и двинулись следом за женщиной.
Гораций Помпео бросил гневный взгляд на констеблей: они! Они должны были удерживать восхищенную толпу! Они должны были присутствовать при событии века, а вместо этого ошивались здесь и слушали вещание о каком-то дурацком бридже! И когда это, спрашивается, бридж стал настолько моден в Габене, что его передают по радиофорам?!
Хозяин цирка и его громилы вышли через двери, с явной нерасторопностью открытые перед ними вокзальным автоматоном, и оказались на Чемоданной площади.
Туман окутывал площадь, вдали горели огни причаленного дирижабля.
Ожидать шикарный экипаж самой последней модели было напрасно, и то правда — у входа в здание вокзала стоял пошарпанный городской кэб. У открытой дверцы перетаптывался карлик в цилиндре.
Увидев господина Помпео, он вздрогнул и ринулся к нему.
Гораций Помпео вздохнул и пошагал навстречу.
— Сэр, вы прибыли!
— Еще будут очевидные замечания, Труффо?
— Нет, сэр, что вы! Просто я рад наконец вас видеть…
Гораций Помпео не слушал. Подойдя к кэбу, он сел в салон и поставил на колени чемодан, оба его спутника протиснулись следом и уселись напротив.
Карлик в нерешительности стоял снаружи.
— Мне долго ждать, Труффо?
Карлик огляделся по сторонам и забрался в кэб. Он уже собирался было сесть рядом с господином Помпео, но тот одарил его колючим взглядом поверх очков, который означал: «Даже не думай!»
Труффо ничего не оставалось, как пролезть и умоститься между двумя чернокожими громилами. Обезьянка тут же попыталась его укусить.
Дверца закрылась, и кэб тронулся в путь.
Гораций Помпео отодвинул тростью шторку и уставился в окно.
— Все готово, Труффо?
— Я… э-э-э… да, сэр. Вернее, не совсем.
— Ты собрал их?
— Собрал, но…
— Но?
— Письмо, которое я отправил вам…
— Мне доставили его на станции в Дарлингтоне. Я прочел… Очень забавно, Труффо. Смешная шутка.
Карлик всхлипнул — ему было тяжело дышать — локти громил с обеих сторон сжимали его ребра тисками.
— Сэр, это не шутка! Все очень серьезно…
Гораций Помпео рассмеялся.
— «Все очень серьезно», — насмешливо сказал он. — В цирке не любят серьезных, тебе ли об этом не знать, Труффо?
— Сэр, вы не понимаете…
— Заткнись… — В салоне вдруг раздался шипящий голос, и Труффо заскулил от страха — голос шел из чемодана, лежащего на коленях хозяина цирка. — Заткнись, недомерок. Ничтожество, не стоило нам вытаскивать тебя из той помойной кучи, в которой ты ползал, как помойная крыса.
— Ну же, мистер Забберох, — усмехнулся Гораций Помпео, — будьте снисходительны к нашему дорогому Труффо. Он сделал все, что смог.
— Он сделал недостаточно… — ответили из чемодана. — Я ведь говорил, что его нельзя посылать. Я предупреждал тебя, Гораций! И что теперь?
Гораций Помпео нежно погладил чемодан, и тот… неожиданно замурчал, как кот — словно внутри и правда был обычный кот.