– И я! – ответила Кит слегка охрипшим голосом. – Как ты? Как Дэн? Откуда ты звонишь? Вы хорошо отдыхаете?
– Просто замечательно! – воскликнула мама. – Ты даже не представляешь, как тут здорово. Мы сейчас во Флоренции, а завтра поедем в Рим. Только подумай: мы своими глазами увидим собор Святого Петра, Форум, Катакомбы – все те места, о которых ты так любишь читать!
«По голосу ее можно принять за девушку», – с изумлением подумала Кит. У матери уже проскальзывала седина в волосах, в уголках глаз собрались морщинки, а после рабочего дня за компьютером она жаловалась на боль в спине, но сейчас разговаривала так, будто ей было лет двадцать, не больше, и ее переполняла жажда жизни.
– А у тебя как дела, дорогая? Тебе нравится в Блэквуде?
– Мам! – Последний вопрос порядком озадачил Кит. – Ты что, не читала мои письма?
– Мы получили одно в Шербуре, сразу как приехали. И больше нам ничего не приходило. А твой мобильник все время недоступен, потому-то я и звоню. Дэн сказал, что ты, наверное, слишком занята учебой, чтобы писать, и забываешь поставить телефон на зарядку, но я волновалась, что ты заболела. Ты ведь не заболела?
– Нет, – ответила Кит. – Мобильники тут не ловят, но я писала вам каждую неделю. И рассказывала обо всем, что у нас происходит.
Мадам Дюре поерзала в кресле – последние слова Кит явно не прошли мимо ее ушей. Девушка отодвинулась от стола, натянув телефонный провод до предела.
– Тогда все дело в почте, – уверенно произнесла мама Кит. – Тяжело рассчитать время, когда посылаешь письма через «Американ Экспресс». Наверное, мы уезжали раньше, чем их успевали доставить. Ладно, ты лучше расскажи, как у тебя дела? Как учеба? Завела новых друзей?
– Ну, я… – Кит растерялась, не зная, что ответить. Вместо этого она спросила: – Мам, а вы еще долго собираетесь путешествовать? Когда вы вернетесь?
– За неделю до Рождества, мы же тебе говорили, – сказала мама. – Ты что, забыла? Мы приедем как раз к рождественским каникулам.
– Но до них еще несколько месяцев! – Эти слова вырвались у Кит вместе со сдавленным всхлипом. – Я не могу столько ждать! Просто не могу! Ты не понимаешь!
Мадам Дюре снова пошевелилась; Кит почувствовала тяжелый взгляд темных глаз и крепче сжала трубку.
– Милая, неужели ты все еще дуешься, что мы поехали в Европу без тебя? – в мамином голосе послышались нотки раздражения. – Я думала, мы все обсудили. И ты сказала…
– Нет, мам, не в этом дело! Честное слово, ты только послушай…
Кит так много нужно было ей рассказать! Неделю за неделей она писала маме о том, что творится в Блэквуде, а теперь оказалось, что она ничего не знает. Но с чего тогда начинать? С Линды и ее внезапно проснувшегося таланта? Со странных снов Сэнди? С музыки, которая захватывает ее собственный разум? Или отразившегося в зеркале мужчины, который ей совершенно точно не почудился? А мама так далеко, по ту сторону трансатлантического кабеля, и драгоценные минуты утекают одна за одной…
Но хуже всего было то, что мадам Дюре сидела рядом и слышала каждое слово Кит, не сводя глаз с ее лица. И Кит, захваченная их темной глубиной, не могла ни отвернуться, ни отвести взгляд. Глаза директрисы обездвижили ее, как булавки обездвиживают пойманного для коллекции жука.
– Мам, – начала было Кит, но не смогла больше ничего сказать.
– Думаю, этот разговор обойдется твоей маме в кругленькую сумму. Не пора ли вам попрощаться? – Голос мадам был спокоен и тих, но Кит ясно расслышала в нем приказ.
– Мам! – телефонная трубка вдруг стала для девушки соломинкой в руках утопающего, и она не могла так просто ее отпустить. – Я поживу с Трейси, ладно? Я уже написала ей, и ее родители не против, я знаю, что они согласятся. Я сяду на автобус в Блэквуде, а мистер Розенблюм встретит меня в городе, и я поживу у них до Рождества, пока вы не вернетесь.
– Кит, ну бога ради! – жизнерадостная беззаботность покинула мамин голос, уступив место усталости, беспокойству и разочарованию. – Ты увидишься с Трейси на рождественских каникулах. До них осталось не так много времени. Уверена, в Блэквуде тебе и без того хватает общения с друзьями. Помнится, ты писала о девочке по имени Сэнди. Я думала, она тебе нравится. Вы поссорились?
– Нет, нет, мне нравится Сэнди, – растерянно пробормотала Кит. Она не знала, что делать. Что она вообще могла сделать? От тяжелого взгляда мадам Дюре мысли в голове путались и слова ускользали.
– Пиши нам, милая, – сказала мама. – И отправляй письма заранее, у тебя же есть наш маршрут. Постарайся, чтобы несколько дней оставалось в запасе. Дэн передает привет. Он замечательный, Кит. Я с каждым днем все больше понимаю, как мне повезло.
– Да, – тихо ответила Кит. – Да, я знаю.
– Я люблю тебя, милая.
– И я тебя, мам. – Время вышло. Она так и не успела ничего объяснить. – Передавай Дэну привет. Наслаждайтесь отпуском.
– Обязательно, – судя по голосу, мама снова улыбалась. – Не скучай, Кит! Пока!
– Пока.
Раздался щелчок, и наступила тишина. Кит осторожно положила трубку на место и закрыла глаза, чтобы не видеть довольное выражение на лице мадам. Но вскоре ей пришлось их открыть.
– Так-то лучше, cherie, – сказала директриса. – Ты же не хочешь, чтобы у мамы не осталось денег на подарки? Как их путешествие?
– Все замечательно, – тупо проговорила Кит.
– У тебя такие милые родители. Уверена, ты не хочешь испортить им поездку и заставить волноваться в свой медовый месяц. Все девочки иногда тоскуют по дому, но нужно же держать себя в руках, – с мягкой укоризной произнесла мадам.
– Я постараюсь, – ответила Кит.
Чувствуя себя невероятно несчастной, девушка направилась было к выходу, но тут ее взгляд зацепился за картину, которая висела над шкафом для бумаг у противоположной стены. Чистое горное озеро, зеленые леса и тающие в отдалении холмы показались Кит странно знакомыми.
– Что это?
– Шкаф, где я храню личные дела бывших учеников.
– Нет, я не про шкаф, я про картину. Чья она?
– Тебе нравится? Это моя любимая, – мадам Дюре говорила так, словно не сверлила ученицу тяжелым взглядом всего пару минут назад. – Ее нарисовал Томас Коул. Это, конечно, всего лишь репродукция.
– Я уже видела это озеро, – сказала Кит.
– Вполне возможно. Он нарисовал это в Катскилле.
– Я не об этом. Я видела это озеро на картине. Только под другим углом, – Кит продолжала вглядываться в пейзаж. – На другом берегу есть тропинка, отсюда ее не видно.
И тут девушку осенило.
– Это же озеро, которое рисует Линда!
– Сомневаюсь, chérie, – покачала головой мадам Дюре. – Линда приехала из Калифорнии. Зачем бы она стала рисовать катскилльские пейзажи?
– Но это точно оно! – упорствовала Кит. – А кто такой Томас Коул? Он живет в этих краях?
– Жил когда-то, – кивнула директриса. – Много лет назад. Он умер в середине девятнадцатого века.
Глава тринадцатая
– Да, Томас Коул – известный художник, – подтвердила Рут. – Удивлена, что ты о нем не слышала. Он основал Школу реки Гудзон и прославился своими пейзажами.
Разговор с Рут случился на следующий день после маминого звонка. После уроков Кит позвала ее погулять в сад, к дальнему берегу пруда. На улице было пасмурно и ветрено; ничто не напоминало о недавних ярких осенних днях. Впрочем, Кит такая погода вполне устраивала, поскольку полностью соответствовала ее настроению. Запихнув руки поглубже в карманы джинсов, она хмуро смотрела на голые ветки кустов и черные силуэты деревьев, уже потерявших листву.
– И он умер? – уточнила она.
– Давно! Он умер молодым, ему было лет сорок, может, чуть больше. Мы изучали его творчество на дополнительных занятиях в моей старой школе.
– Значит, вот где ты о нем узнала. Линда тоже ходила на эти занятия? – Кит очень надеялась услышать положительный ответ, но Рут ее разочаровала.
– Нет. Линда – не любитель дополнительных уроков. А с чего вдруг такой интерес к Томасу Коулу?
Кит устало потерла лоб. Голова болела, причем девушке уже начинало казаться, что тупая давящая боль мучает ее всю жизнь. Иногда причиной была музыка, которая накатывала волнами и разбивалась о Кит изнутри, оставаясь неслышной для других. Иногда боль усиливалась в ответ на усталость и тщетные попытки разобраться в том, что же творится в Блэквуде.
– Я совсем запуталась, – тихо проговорила Кит. – И даже не знаю, с чего начать.
– Что случилось? – спросила Рут. – Наверное, что-то из ряда вон, раз ты притащила меня сюда.
– Вчера вечером я разговаривала с мамой в кабинете мадам Дюре, – кое-как собралась с мыслями Кит. – Там на стене висит картина, репродукция пейзажа с озером. Мадам сказала, что это Томас Коул.
– И?
– Линда рисует это же озеро. Более того, одна из ее картин практически повторяет ту репродукцию. Освещение, выбор цвета, небо – она рисует в точности как Томас Коул.
– Вот почему ты спросила, ходила ли она на дополнительные занятия.
– В этом случае у меня было бы хоть какое-то объяснение, – вздохнула Кит. – Например, что Линда неосознанно подражает его стилю. Но если она не посещала занятия, тогда этот вариант отпадает. Должен быть другой ответ.
– Т. К., – тихо сказала Рут.
– Что?
– Инициалы Т. К., которыми Линда решила подписывать свои картины.
– Т. К. значит Томас Коул? – Кит даже остановилась, чтобы обдумать эту мысль. – Но тогда Линда должна его знать, просто обязана! Наверное, она где-то увидела работы Томаса Коула, может, посмотрела передачу о нем по телевизору – и настолько впечатлилась, что теперь пытается ему подражать. До такой степени, что использует его инициалы. Вдруг она думает, что они принесут ей удачу?
– Нет, – покачала головой Рут. – Прости, но твоя версия не выдерживает никакой критики. Я бы очень хотела с тобой согласиться, но не могу.
Ветер взъерошил сонную гладь пруда; отражения деревьев сморщились и заволновались, словно живые. На том берегу остроконечные крыши Блэквуда врезались в серое небо. Дом следил за девушками пустыми глазницами окон.