– И просит его узнать, сколько стоят дублоны на валютном рынке, – подхватила Китти, вспомнив письмо адмирала и двадцать фунтов.
– Тем временем, – добавила Луиза, – один дублон она носит при себе, а ещё один, по неизвестным причинам, которые мы вряд ли когда-нибудь узнаем, возможно, по прихоти или подчиняясь порыву щедрости, отдаёт Олдосу.
– Таким образом давая тому понять, что у неё завелись деньги, – продолжила Крепышка Элис.
– Он просит крупную сумму, – вмешалась Невозмутимая Китти. – Скорее всего, чтобы оплатить игорные долги.
Душечка Роберта в ужасе округлила глаза.
– А мадам ему отказывает!
– Полагаю, мистера Годдинга это разозлило, – предположила Глупышка Марта. – Насколько я его знаю…
– Они ссорятся, и миссис Плакетт угрожает вычеркнуть его из завещания, – подхватила Рябая Луиза. – Помнишь то письмо, Элис, что ты нашла под подушкой миссис Плакетт?
– И вот тогда-то мистер Годдинг убедил свою сообщницу – то есть свою пешку, – что он на ней женится, если она поможет ему привести в исполнение смертельный план раньше, чем миссис Плакетт перепишет завещание! – провозгласила Беспутная Мэри-Джейн.
– Старое завещание, вероятно, было составлено в пользу мистера Годдинга, – заявила Рябая Луиза. – Должно быть, его писали, когда Дражайший Джулиус ещё не родился на свет.
Миссис Годдинг недоумённо моргнула. Она наблюдала за этой серией словесных подач, поворачивая голову, точно зритель на Уимблдоне.
– Какой, простите, Джулиус ещё не родился на свет?
Невозмутимая Китти застыла. Лицо её покрылось тёмно-красным румянцем.
– Это прозвище, которое придумала Китти для вашего красавчика-сына, – хихикнула Мэри-Джейн.
Китти под столом как следует её пнула. Остальные прикрыли рты салфетками.
Как всегда тактичная, Крепышка Элис поспешила подруге на выручку.
– Будь добра, передай мармелад, Китти.
– Яйца выглядят восхитительно, – храбро добавила Душечка Роберта.
Яйца выглядели отвратительно. Просто Роберта вновь доказала свою верность: пренебрегла правдой ради человеколюбия.
Часы со стеклянным куполом приглушённо тикали на каминной полке, утренний бриз трепал занавески. За окном сияли под солнцем овечьи луга Баттсов.
– Любопытно, – задумалась вслух миссис Годдинг, – смогу ли я преподавать в школе…
Китти посмотрела на Мэри-Джейн, затем на Элис и Элинор.
Снова прозвенел дверной колокольчик. Миссис Годдинг отправилась открывать, и вскоре послышался голос констебля Квилла.
– Явился твой кавалер, Мэри-Джейн, – простонала Рябая Луиза. – Боже, убереги нас от визитов остальных поклонников! Я отправляюсь наверх читать книгу.
– Он не мой кавалер, – проворчала Мэри-Джейн.
– Не уходи, Луиза, – взмолилась Китти. – У нас осталось так мало времени побыть вместе. Останьтесь все!
В столовую вошёл констебль. Миссис Годдинг предложила ему кресло и чашку чая. Присесть офицер согласился, а от чая отказался.
– Чай не отравлен, – бросила Мэри-Джейн, гневно стреляя в констебля зелёными очами.
Тот отвёл взгляд.
– Миссис Годдинг… Я поговорил с сержантом насчёт этих юных леди. В силу тяжёлого характера их преступлений…
– Констебль Квилл.
Констебль закрыл рот и стал ждать, пока миссис Годдинг продолжит.
– Я побеседовала с девочками. Полагаю, они виновны лишь в неспособности здраво рассуждать и проявлении излишнего боевого духа.
Глупышка Марта пришла в полное замешательство.
– Побеседовала? Когда? – беззвучно произнесла она.
К счастью, офицер ничего не заметил. Невозмутимая Китти, предостерегая подругу, приложила палец к губам.
Констебль Квилл полез в карман за записной книжкой.
– Однако законы необходимо исполнять. Они сознательно ввели в заблуждение полицию; выдавали себя за покойную; организовали ненадлежащее захоронение. Обвинения серьёзные.
Миссис Годдинг отрешённо откусила тост.
– Действительно. Позвольте упомянуть, что пансион отныне принадлежит моему сыну. С его позволения я останусь здесь управлять школой. Этой осенью Джулиус поступит в Оксфорд, и я бы предпочла остаться в Англии, нежели возвращаться в Индию в одиночестве.
Констебль Квилл почесал в затылке.
– Весьма удобно для вас. Впрочем, не понимаю, какое отношение…
– Угощайтесь тостом. – Миссис Годдинг намазала хлеб мармеладом и вручила Квиллу.
Возразить тот не успел, задумчиво прожевал кусочек, затем удивлённо замер, словно очнулся ото сна.
– Послушайте, – громко начал он. – Этим юным леди подобное просто не может сойти с рук. Им придётся столкнуться с последствиями.
Миссис Годдинг продолжала смотреть на Квилла с тем же невозмутимым выражением лица, с каким его встретила.
– Разумеется, они должны столкнуться с последствиями. Я твёрдо верю в то, что каждый должен нести ответственность за свои поступки. Это единственный способ повзрослеть.
– По крайней мере, я обязан сообщить их родителям.
– Я сама этим займусь, если позволите.
Квилла такой ответ не удовлетворил.
– Мне всё равно, насколько знатного эти барышни рода. Они лгали представителю закона… То есть мне! Пытались заставить всех нас поверить, что их директриса жива. Если выйдет по-моему, и судья толкует закон так же, как я, девицы отправятся в исправительное заведение!
– Дольку апельсина, констебль? – предложила миссис Годдинг.
– Нет, благодарю.
Мадам принялась резать апельсин.
– Заключение под стражу в исправительное заведение, без сомнения, помешает вашей грядущей женитьбе.
Квилл выронил записную книжку и карандаш.
– Что?!
– Вашей женитьбе! – прямо-таки просияла миссис Годдинг. – Констебль, я собственными глазами видела вас прошлым вечером. Любой, кто наблюдал за вами, пришёл к неизбежному выводу: что вы с Мэри-Джейн либо помолвлены, либо скоро об этом объявите.
– Подождите-ка минуточку… – Квилл отодвинул стул.
– Разумеется, нас не представили, однако такую чрезвычайно привлекательную и чрезвычайно юную пару, уединившуюся в уголке, нельзя было не заметить. Помню, я тогда сказала сыну – ах, эта ранняя любовь! Должно быть, они обручены. Каким томительным поцелуем он прильнул к её щеке…
К щеке! Китти этого не видела…
«Ну и вертихвостка ты, Мэри-Джейн!»
Констебль Квилл огляделся, словно утопающий в надежде на спасательную шлюпку. Щербинка между его передними зубами перестала казаться такой прелестной. Подбородок отвис, лоб заблестел от выступившего пота…
Миссис Годдинг непринуждённо наблюдала за Квиллом.
– Понимаете, констебль, здесь ведь не Лондон, – доверительно заметила она. – Когда в Или джентльмен допускает по отношению к юной леди вольности, она вправе толковать его поведение как обещание жениться. И суд придерживается такого же мнения. Как раз во вчерашней газете упоминали печальный случай в Кембридже с иском за нарушение обещания жениться. Могу представить, как подмоченная репутация испортит незадачливому жениху карьеру!
Констебль Квилл просунул палец под форменный воротник. Беспутная Мэри-Джейн держалась царственно, умудрившись предстать одновременно олицетворением яростной красоты и оскорблённой невинности.
Китти изо всех сил прятала улыбку.
– Не кажется ли вам, констебль, что лучше для всех нас будет оставить образование и наказание сих юных леди на моё усмотрение?
Тот сунул записную книжку в карман.
– Как вы и сказали, мэм, их преступления можно рассматривать как неспособность здраво рассуждать и проявление излишнего боевого духа. Определённо, барышни в надёжных руках. Держу пари, вы не позволите им повторять подобные эскапады.
– Поспорила бы с вами, однако мы-то знаем, что от ставок одни неприятности, – усмехнулась миссис Годдинг.
– Несомненно. – Констебль вытер платком лоб и встал. – Наш отдел в ближайшее время будет довольно занят привлечением к суду доктора Снеллинга и доктора Ропера, а также, разумеется, Аманды Барнс, – добавил он, раскланиваясь с юными леди, которым вскоре предстояло встать на путь исправления.
– Бедняжка мисс Барнс! – кивнула миссис Годдинг. – Было приятно повидаться, констебль. Приходите ещё, когда пожелаете.
– Выпьем чаю, – сквозь зубы выдавила Беспутная Мэри-Джейн.
Констебль опять раскланялся и выбежал за дверь, громко захлопнув её за собой.
Миссис Годдинг встала, потёрла ладони и взяла тарелку.
– Совершенно несъедобно, – заявила она. – Я намереваюсь разогреть овсянку на кухне. Если кто-нибудь пожелает ко мне присоединиться, места там хватит. И ещё, Мэри-Джейн. Позвольте предупредить: это первый и последний раз, когда я потворствую вашему недостойному поведению с молодыми людьми. В следующий напишу вашим родителям и не поскуплюсь на подробности.
Мэри-Джейн лишь пожала плечами:
– Они не узнают ничего нового.
– К тому же, – добавила миссис Годдинг, – вам придётся разгребать навоз за свиньями на ферме Баттса. Неделю.
Мэри-Джейн замерла.
– Что ж… полагаю, мой завтрак и так вполне тёплый. Благодарю, мэм.
Эпилог
Май незаметно перетёк в головокружительный солнечный июнь, на полях Баттса ровными рядами зазеленели пострелы овощей. В пансионе Святой Этельдреды, теперь именуемом «Школа Приквиллоу», начались экзамены. Всем девочкам, кроме разве что Рябой Луизы и Мрачной Элинор, они причиняли страдания. Крепышка Элис и Невозмутимая Китти не возражали потрудиться, однако предпочли бы устроить пиршество на солнышке. И пусть миссис Годдинг страдала от недостатка опыта преподавания, она оказалась рьяным учителем. Рябая Луиза, со своим интересом к медицине, пришла в ажитацию при мысли, что новая директриса сможет приобщить их к знаниям анатомии и инфекционных заболеваний. Душечка Роберта и Глупышка Марта каждый день благодарили Господа, что не отправились в исправительное заведение и даже убереглись от неприятностей с родителями, посему пытались найти удовольствие в академических тяготах.
А вот Беспутная Мэри-Джейн впала в раздумья. Её терзал отказ Фредди Квилла. Она не привыкла быть отвергнутой. Неприятно терять того, на кого положила глаз и с кем миловалась за приходским занавесом. Китти тщетно старалась заставить её понять, что Фредди – куда меньшая утрата по сравнению с тюремным заключением.