Внезапно зазвонил телефон. Алтуфьев услышал в трубке голос судебно-медицинского эксперта, местного врача-патологоанатома.
— Окончательная экспертиза? В смысле — окончательная? Да, помню, мы по травмам поскорее просили… Что-что? Беременна? Пять недель? Хм, однако…
Вот так-то вот, братцы!
Положив трубку, Владимир Иванович поднялся из-за стола и задумчиво посмотрел в окно, выходившее на главную — Советскую — улицу.
Погибшая-то был беременной! На пятом месяце, незаметно еще. От кого, интересно? И еще интересней — имеет ли это отношение к делу? Если убийца — Шалькин, то, конечно, нет. Не от него же она забеременела! Тут много есть от кого… Если убийца — Шалькин, так и черт с ней, с этой беременностью. А если не Шалькин? Конечно, девяносто девять процентов, что он. Но один-то процент погрешности все-таки остается…
Как и договаривались, вечером следующего дня Макс и Женька встретились у колодца. Как раз была суббота — танцы, да еще и получка в леспромхозе. Последнее было видно уже от колодца — на углу Советской и Исполкомовской.
На пологом холме, поросшем вербою и тамянкой, виднелось основательное злачное заведение — сложенная из крепких бревен рюмочная, после знаменитого фильма «Великолепная семерка» именуемая в народе — «Бар». Прямо напротив него, рядом с аптекой, располагалась небольшая, но уютная чайная, где подавали вкуснейшие пирожки! В «Баре» же всегда продавали дешевые конфеты «Барбарис» местного производства, а потому там кроме любителей пива постоянно толклась детвора.
Нынче детворы не было — получка. И в рюмочной, и в чайной публика собралась серьезная — пили пиво, водку и дешевое плодово-ягодное вино, прозванное в народе «чернила».
В целях конспирации Максим притащился с ведром, как и Женя, давно дожидавшаяся его на притулившейся к колодезному срубу скамеечке. Темные волосы ее на этот раз были собраны в хвостик, а спортивную форму — «динамовскую» майку и трусы — девочка сменила на платьице из синего в белый горошек крепдешина.
— Ничего себе! — вместо приветствия заценил юноша. — Вот это наряд! Что-то я у тебя такого раньше не видел.
Покривив губки, Женька дернула шеей:
— Тебе не нравится?
— Наоборот! Очень даже нравится, что ты! — поспешно оправдался Максим, глядя на подкативший к рюмочной новенький милицейский мотоцикл с коляской. За рулем сидел участковый Дорожкин.
— Драка, наверное, — философски заметила девушка. — Заколебутся сегодня пьяных возить. Получка — такое дело.
— А ты откуда знаешь, что получка?
— А не видно, что ли? Да и мама у меня в конторе бухгалтером. Ой, автобус! Смотри какой!
Автобус и впрямь нынче подали большой и красивый. Бело-зеленый, с большими окнами, не то что всегдашний старенький ЗИС, который того гляди развалится. Народу в салоне было много — впритык. Суббота. Из Тянска заводчане все на природу — в Озерск да по деревням, так сказать, на малую родину. Недавно построенный в Тянске металлургический завод, как пылесосом, высосал почти все деревни. А что? Там и профессия, и квартиры. Да и работа — это тебе не в колхозе в страду: паши с утра до ночи.
— ЗИЛ сто пятьдесят восьмой! — Макс согнал с лица готовую вот-вот сорваться улыбку, несколько покровительственную — ну что девчонки в технике понимают?
Однако ошибся…
— Знаю, — широко улыбнулась Женька. — Тридцать два посадочных места. А вообще рассчитан на шестьдесят человек. Это городской автобус вообще-то… Что так смотришь? У меня папа — шофер, забыл?
— Забыл.
Вообще-то и не знал, если честно. С этой немножко взбалмошной, но упертой девчонкой Максим как-то до последнего времени не очень-то и общался. Не принято было, чтобы серьезный, практически взрослый человек, выпускник — и с какой-то там мелочью, семиклассницей… Нет, ну, разговаривали, конечно, — Женька частенько забегала к сестре, все-таки подруги. Макс еще Женькин проигрыватель починил, портативный. Да там и чинить-то особо нечего было — так, чуток припаять.
— Вообще я и ездить могу, — чуть потупив глаза, как бы между прочим похвалилась девушка.
А это — чтобы знал! Чтобы видел — не такая уж она и мелочь.
— На автобусе?
— Издеваешься? На легковой. Запросто! Папа учил. Хотя автобус — что, не машина, что ли?
— Слыхал, слыхал…
Максим хмыкнул: что-то такое он еще по весне краем уха слышал от Катьки: про Женечку Колесникову, про колхозный автобус и кювет!
Послышался треск — мимо проехал белобрысый пацан на мопеде. Максим посмотрел вслед с невольной завистью.
— Вэ девятьсот один Харьковского завода, — тут же вставила слово Женя. — Теперь такие еще и во Львове производят.
— Хороший мопед.
— Мотовелосипед, скорее. Мопед — это «Рига».
Ну да, вообще-то В-901 от обычного «взрослого» велика отличался мало. Разве что колеса чуть-чуть потолще да на раме небольшой бак, а внизу — двигатель. А так все такое же — седло, крылья, педали. Багажник точно такой же, как у Макса на велосипеде «Урал». Не, не мопед — права Женька. Просто велосипед с моторчиком. Иное дело — «Рига»! Элегантный красно-белый красавец, больше на мотоцикл похожий.
— Папа говорит, «девятьсот первый» надежней. А с «Ригой» еще навозишься! О, вон еще один!
На этот раз на «девятьсот первом» проехал почтальон дядя Слава с большой матерчатой сумкой.
Вскочив, Женька замахала рукой:
— Эй! Дядь Слава, нам есть что?
Вряд ли почтальон разобрал в этом треске ее слова, но на отмашку среагировал, остановился, заглушил двигатель.
Высокий, всегда улыбчивый, с пышными каштановыми усами и аккуратной стрижкой «полубокс» с челочкой, почтальон был в Озерске человеком известным и уважаемым. Как и в любой деревне. Хоть и появился здесь не так давно, года полтора назад. Откуда-то с северов переехал.
Почтальон… Письма, газеты, журналы… Радость, а как же!
— Колесниковым есть кое-что, — по-гусарски подкрутив усы, почтальон поправил на голове старую железнодорожную фуражку (говорят, он когда-то работал проводником).
— Вот вам бандероль. Пляши!
— Ой, из Риги! Здорово!
— Газетки: «Пионерская правда», «Комсомолочка», «Сельская жизнь»…
— Спасибочки, дядя Слава!
— Да не за что, — вручив корреспонденцию Женьке, почтовый работник снова полез в сумку. — Тут соседям вашим, Потаповым, открыточка. И постояльцу ихнему, гражданину Мельникову, извещение на заказное письмо. Кстати, тоже из Прибалтики. Из Риги, кажется… Да, потом на почту забеги — за бандерольку распишешься.
— Спасибо вам большое!
— Да ладно! Посылку-то я б, честно сказать, не повез. А бандероль — легкая. Да и все же — мопед. Не самому педали крутить!
Дядя Слава горделиво погладил руль своего Вэ девятьсот первого и, вытащив из кармана пачку «Памира», закурил.
Мопедов, к слову сказать, в последнее время в Озерске развелось очень много! В основном «девятьсот первые», но встречались и «Риги». Покупали их вовсе не детям — до такой степени еще не разбаловали. Нет, брали взрослые мужики — для себя. На охоту съездить, на рыбалку, за грибами в лес, да мало ли. Прав ведь не надо, купил да и езди себе. Особенно хорошо тем, кто на автобазе, — бензин можно свободно достать. Хотя он и так — копейки.
— Ах, милиция, милиция, — глядя, как младший лейтенант Дорожкин усаживает в коляску пьяного, почтальон снял свою старую фуражку. — Лучше бы убийство раскрыли. Эх, жалко девочку. Да и машину в лесу обстреляли недавно… Говорят, аванс везли. Что нового-то, не слыхали?
— Ну, уж тут, дядя Слава, вам лучше знать, — резонно возразила Женька. — Вы же везде бываете.
— Говорят, банда в лесу завелась, — выпустив дым, почтальон стряхнул пепел и подкрутил усы. — Вооруженная!
— Да ну, врут! — вступил в разговор Максим. — Откуда тут банда-то?
Дядя Слава щелчком отбросил окурок и повел плечом:
— Может, и врут. А может, и не врут. Кто знает. Вы, значит, ничего не слыхали?
— Не-е… — хором откликнулись ребята.
— Жаль. Думал, хоть кого-то нашли. А то ведь по деревням езжу — страшновато. Ладно, бывайте. Поеду.
— Всего доброго, дядя Слава!
Надев фуражку, почтальон закрутил педали, разогнал мопед — затарахтел двигатель. Проводив его взглядом, Женька уселась на лавочку и принялась распаковывать бандероль — любопытство взыграло!
Мимо вновь проехал автобус. Тот же самый — «ЗИЛ сто пятьдесят восьмой». На этот раз — в Тянск. Последний вечерний рейс.
— Ой, смотри — Михаил Петрович! — отвлекаясь от бандероли, Женька кивнула на автобус. — Сзади сидит. С бородкой и в шляпе… Ну, дачник городской, Мельников. Что у Потаповых комнату снял. Ботаник! У нас гербарии собирает. Как я!
— А-а…
— Интересно, что же он, насовсем уехал? А как же заказное письмо? Дядя Слава просил…
— Да разберутся они как-нибудь с письмом, Женя. Ладно, пора мне.
— Макс, стой! — ухватив парня за руку, Женька протянула пакет. — Помоги, а то тут бумага такая твердая…
— Давай. — Максим быстро справился с бандеролью.
— Открытка! Это мне на день рождения! — девушка радостно хлопнула в ладоши. — И какие-то странные пленки. Это что, Макс? Рентген, что ли?
— Это пластинки, Женя, — покровительственно хохотнул Максим. Ну, хоть в чем-то сегодня он эту приставучую мелочь уел! А то и про автобусы она все знает, и про мопеды… Гляди-ка — «папа шофер»!
— Видишь, вон — звуковая нарезка. Так и называются — записи на костях. Их стиляги слушают.
— Так, по-твоему, я — стиляга? — Женька сердито сверкнула глазами.
— А вот хвостик распустишь — будешь очень даже похожа!
— Я?
— Смотри-ка, тут и подписано…
— Дай! «Армстронг» — ого! Ой — «Под небом Парижа»! Как здорово-то! Давно хотела эту песню иметь. Еще какой-то Элвис Пресли — такого не знаю…
— Зато я знаю! Это стиль такой — рокенрол. Мы как-то на танцах ставили. Говорю же — стиляга!
— Сам ты — стиляга!
— Слышь, Жень. Ты ребят-то мелких нашла? Ну, тех, что у старой школы в «чижа» резались?