На самом краю скамеечки примостился Митька Евсюков, по кличке Дылда. Лет ему было где-то семнадцать, школу бросил, работал на каких-то складах — или, скорее, числился. Тельник, широкие штаны, блатная кепчонка-«лондонка» — предмет зависти всей малолетней шпаны. Узкое, вытянутое, как у лошади, лицо, тонкие злые губы, постоянно искривленные в недоброй ухмылке. Говорили, что Дылда всегда носит при себе финку. Правда, порезанных никто не видел, но… слухи ходили.
Компашка эта — или, лучше сказать, кодлочка — в ожидании танцев занималась своим обычным делом: курили, щелкали семечки и задирали проходивших мимо девчонок. Точнее, задирал Кошкин — Алекс и остальные тупо ржали, лишь иногда вставляя колкие, по их мнению, замечания.
— О, сма-арите-ка, какая фифа! — Кошкин всегда га-аварил «по-московски», старательно растягивая «а-а». — А ножки-то ничего, а?
— Фу ты, ну ты — ножки гнуты! — сквозь зубы процедил Дылда.
Вся компания дружно загоготала. Девушка тут же ускорила шаг.
— Вот это булки! Ой, сма-арите, паца-аны, хто ето? Ето ж Ленка Тяпкина! Одноклассница… Лена, что не здороваешься?
— Ну, привет…
Тяпкина была не одна — с высоким красивым парнем.
— Ой, Миха! Ты что, с Ленкой, что ли? Ой, отстань! Она знаешь какая фифа? Точно тебе не пара.
Парнишка, однако, оказался не из боязливых:
— Да уж как-нибудь сам разберусь!
— Ой, глядите-ка, он разберется! Ты слышал, Митя? А может, ему помочь? Миха! Давай вместе разберемся — что за фифа-то? Платье пусть снимет, а мы поглядим!
— Пойдем, Миш… — девушка поспешно увела своего ухажера к кассе. — Нам два билета, пожалуйста.
— Четыре рубля! Ой, извините — сорок копеек. Все никак к новым деньгам не привыкну.
— Ха, Макс! — заметив Максима, Кошкин приподнялся с лавки. — На-аше вам с кисточкой! Что, замутим рокенрол сегодня?
— Если бригадмильцев не будет — замутим, — пообещал Макс.
— А что ты так их боишься-то, а? — компания вновь загоготала.
— Мошникова Ваньку не видали?
— Мошку? А зачем он тебе? Может, он сегодня и будет, мы ж его не па-асем.
Сплюнув, Максим кивнул контролерам и быстро прошел к сцене.
— Сма-арите-ка — на халяву! — тотчас же прокомментировал Алекс.
— Нам так не жить!
Зазвучала музыка — медленный танец. Закружились пары. Девушки в крепдешиновых платьях и модных блузках, парни — в белых рубашках. Все — от шестнадцати и старше. Были даже совсем взрослые, и даже много. Этих компашка Дылды не задирала. Боялись. Механизаторы — парни крепкие: ежели что, могут и в морду — не заржавеет!
Поболтав с завклубом, молодым парнем лет двадцати пяти, звали его Сергеем, Максим направился к выходу. После гибели Лиды танцевать ему ни с кем не хотелось, да еще нужно было перекинуться парой слов с гопниками — узнать, где же все-таки Мошников?
Медленный танец кончился, начался быстрый:
Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно,
Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино!
Кодлочка песенку оценила:
— О, стиль! Айда!
Дылда с Алексом тут же бросились на середину танцевальной площадки, где принялись выделываться «стилем». На скамейке остался один второгодник Курицын. Танцевать он не любил, не умел, да и вообще — стеснялся. А вот позадираться да зубы кому-нибудь выбить — это не худо! За тем ведь, собственно говоря, и пришел.
«Как же его зовут-то? — на ходу мучительно припоминал Макс. — Ваня? Валя? Игорь? Нет, не Игорь… Но как-то так, похоже… Гоша — во!»
Что ж, именно для такого случая Максим и припас пару сигарет. В чайной купил, там продавали поштучно.
Подошел, присел на скамеечку:
— Угощайся, Гош. Спички есть?
— Дак это… есть, во…
Оба закурили. Макс едва не закашлялся — не курил, спортсмен все-таки.
На дальней скамейке у трансформаторной будки, свесив голову, сидел, или скорее дремал, парень в грязной белой рубахе и расстегнутой модной куртке-«ленинградке», почти такой же, как у «стиляги» Кошкина, только не на «молнии», а на трех больших пуговицах.
Парня Максим знал. Да его тут все знали — Хренков Костя. Недавно из армии. На Севере где-то служил. Сейчас вот в колхоз устроился, техником или шофером. А еще говорили, будто Хренков был влюблен в Лиду… Лидию Борисовну. Прямо проходу ей не давал!
Молодой человек поморщился — и придет же такое в голову! Усмехнулся, искоса глянул на Курицына:
— Я, вишь, хотел у Ваньки Мошникова лампы для радиолы спросить. Не знаешь, есть у него?
— Не-а, не знаю. Ваще Ванька — парень злой!
— Да мне пофиг, злой он или добрый. Мне бы лампы.
— Приемник хочешь делать? — выказал некоторое понимание Курицын.
Макс кивнул:
— Да. Не знаю, выйдет ли.
— А Ванька сейчас на Школьной, поди. — Подумав, второгодник выпустил дым. — С мальками своими. Хаза там у них! За ямами. Ну, где картошка.
— Вот спасибо, Гош! Пойду гляну. Бывай!
Не то чтобы Максиму так уж сильно был нужен Мошников вот прямо сейчас. Просто что-то неспокойно стало на душе. Женька-то запросто могла эту малолетнюю компашку отыскать — вот прямо сейчас, еще ведь не поздно. Разыщет да вопросы начнет задавать — кому понравится? Тем более Мошников и впрямь парень злой, завистливый и злопамятный. Любитель тех, кто послабее, унизить. А Женька ведь слабей! И сам же рассказывал, что они там с девчонками делают.
Покинув клуб, Максим свернул на лесную дорогу. Так было быстрее до Школьной, напрямик, многие этим путем и ходили… вот хотя бы встретившийся на пути почтальон, дядя Слава Столетов. Он, кстати, где-то там же, на Школьной, жил, в двухэтажном деревянном доме.
— Еще раз вам здрасьте, дядя Слава! Что, решили тряхнуть стариной? Так фокстроты уже не танцуют!
— Ничего! Мы и стилем могем!
Да, почтальон на танцплощадку заглядывал часто. Как и многие в его возрасте. Польку под баян танцевали, вальсы, падеспань. А какой у него возраст-то? Да пес его знает. Лет пятьдесят, наверное, или сорок. В общем, старик, пожилой уже. А свободных женщин примерно такого же возраста — море. Мужей-то на фронте поубивало…
— Дядь Слав, вы по пути, случайно, Женьку Колесникову не встречали? Ну, девчонку, что у колодца была?
— Не, не встречал, — подкрутив усы, почтальон весело рассмеялся: — А что, должен был?
— Ну… не знаю.
— Ты мне вот что лучше скажи: Котьку Хренкова давно не видал? А то письмо ему заказное, срочное. Зашел домой — его нет.
— Так тут он, у трансформаторной будки. На лавке сидит.
— На лавке, говоришь? — обрадованно переспросил Столетов. — Вот я ему письмишко-то и вручу! Чтобы потом сто раз не бегать.
Между тем быстрый танец сменился медленным вальсом. Вальс заказал Хренков. Проспался на лавочке да, благополучно купив в будке билет, сразу подошел к сцене, где радиола, магнитофон, пластинки… и распоряжавшийся всем этим заведующий.
Обдав перегаром, попросил вежливо:
— Серый, медленную поставь. Ну, вальс там какой-нибудь или что там… Желательно — погрустнее.
— Вот, «Блак тромбоне». Французская! Из Ленинграда недавно привезли, еле достали! Какой-то Серж Гейнсбур. Кто такой — не знаю, но поет хорошо, не хуже Монтана. Ставить?
— Давай…
Снова закружились пары.
Сам Котька не танцевал. Уселся на траву, прислонился спиной к сцене, достал из кармана початого «малька», допил единым глотком. Посидел, помотал головой…
— Сергей Иваныч! — после окончания танца у сцены возник Алекс Кошкин. — А рок-н-ролл слабо? Бригадмильцев нету.
Комсомольцы из бригады содействия милиции (бригадмильцы) были люди серьезные и никаких музыкальных эксцессов не жаловали. Как и стиляг. К слову сказать, в больших городах стиляги к тому времени уже повывелись, а вот здесь, в провинции, еще остались, и даже только еще начинали входить в моду.
— Хм… рок-н-ролл…
— Че, нету?
— Да есть… Билл Хэйли. Сейчас…
Вытащив самопальную пластиночку на костях, заведующий поставил «Рок вокруг часов». Кошкин тут же принялся кривляться, нелепо дергаясь и размахивая ногами. Собственно, он один только и танцевал, все остальные не рисковали. Мало того, начали возмущаться!
Первым был Костя Хренков, уже в умат пьяный:
— Серый, ну просил же медленную…
— Так ставил уже…
— А че? Рок-н-ролл не танцуем? — вылупился Алекс. И сразу же нарвался на удар…
Котька Хренков еще до армии слыл парнем резким. Тем более боксом когда-то занимался, не все еще позабыл. Хотя на вид — этакий птенчик. Щуплый, как цыпленок. Еще и челочка блондинистая, и совершенно девичьи ресницы. Не парень, а… соплей перешибить!
— Ми-и-и-ть! Наших бью-ут! — схватившись за скулу, истошно завопил Кошкин.
К пьяному тотчас подскочил Дылда, а за ним и Курицын.
— Милиция-а! — заорала какая-то женщина.
Несколько дюжих мужиков соизволили обратить внимание на буянов.
— Нет, — обернувшись к Курицыну, цыкнул Дылда. — Тут нам не катит. Э, Котька! Пойдем, выйдем, что ли?
— Да пошли!
Хренкову явно хотелось подраться! Он с охотой зашагал следом за кодлочкой, по пути бросив на землю модную свою курточку. Хорошо, кто-то подхватил да повесил на спинку скамейки.
Между тем драчуны завернули за клуб, к уборной. Там и начали. Первым ударил Хренков — вырубил хуком слева подвернувшегося под руку Курицына. Тот так кувырком и полетел!
Кошкин опасливо держался подальше и лишь подначивал:
— Дай ему, Митя, дай! Покажи, где раки зимуют!
— Ну, давайте, давайте! — Котька уже, кажется, протрезвел и даже хлопнул в ладоши. — Хотите — по одному. А хотите — все разом. Подходи, отоварю!
Видя такое дело, Дылда выхватил финку. Махнул!
— Щас посмотрим, кто кого отоварит!
— Дылда, ата-ас! — благим матом вдруг заорал пришедший в себя Курицын. — Атас, пацаны! Милиция!
Глава 5Озерск,начало июня 1963 г.
Сразу за Школьной улицей начинался лес. Ельник, сосны, осины. На склонах холмов рассыпались мелкие цветки земляники, чуть выше, в тени деревьев, — черника с брусникою. Пойдут скоро и ягоды, и грибы, ходить далеко не надо — только успевай, не ленись. Кто рано встает, тому Бог подает.