На пологом холме в ельнике, сразу за огородами, располагались выносные погреба, называемые просто «ямы». Почти вся улица была в двухэтажных, барачного типа, леспромхозовских домах. Личный подвал-погреб устроить было сложно, а на огороде — жалко земли, которой после постановления любимой партии об ограничении приусадебных участков и так осталось мало. Вот и копали погреба неподалеку, в лесочке. В каждом доме — четыре квартиры, а всего домов — с полдюжины будет, вот и «ям» — много. А то ведь картошку где хранить прикажете? В сарайке, в дровянике, — померзнет, а дома, в тепле, — сгниет. Вот погреба и пригождались. Просто копалась обычная яма, обшивалась толстыми досками, сверху ставилась небольшая — шалашиком — будка, в ней дверь и навесной замок, чтоб кто попало не лазил!
В дни войны в этих местах были укрытия от бомбежек — «щели», артиллерийские капониры, землянки. Этого добра с тех огненных лет в лесу оставалось множество. Вот одну из таких землянок и приспособили под собственный «штаб» ребята из компании Ваньки Мошникова. Не одни они — подобных «штабов» по лесам много было, каждая ребячья компания ревниво охраняла свое убежище, держала его втайне.
Старшеклассники такими делами не занимались — уже неинтересно было. Землянки обустраивал народ помладше, классов из пятых-шестых. В казаки-разбойники играли, в «немцев и партизан». Разрушить чужой «штаб» — милое дело, дело чести, доблести и геройства. Потому компашки друг за другом следили и место своего «штаба» охраняли строго. Частенько брали «языков», все честь по чести — завязывали им глаза да неподалеку, в старом карьере, «пытали»: зимой напихают снега за шиворот, летом — настегают крапивой. Неприятно.
О таком вот штабе Ваньки Мошникова Женька узнала от третьеклассника Вовика из своей подшефной «звездочки». У пионеров звенья были, а у октябрят «звездочки» — по пять человек. Даже книжка такая была «Командир звездочки», Женя читала.
Солнце садилось, над вершинами сосен играли золотистые сполохи. Темнело нынче поздно, и высокое небо долго оставалось светлым. Дневная жара немного спала, сразу же активизировались комары, слепни и прочая кровососущая сволочь. Девочка даже пожалела, что не переоделась, — так в платье и пошла. Ноги, плечи и руки голые — кусай не хочу!
Пройдя по лесной дорожке до старой водонапорной башни, Женька свернула на холм, к ямам. Где-то невдалеке, между ямами и карьером, и находился «штаб». Именно так говорил Вовка.
Встав между соснами, девушка огляделась. Ну, вот они — ямы. Там вот — карьер… Значит, теперь — по южному склону. По южному… хм… а знает ли Вовка, где юг?
Женька ойкнула — едва не упала, сильно зашибла ногу об упавшее дерево. Постояла немножко, прошла чуть ближе к карьеру, осмотрелась. Пошла дальше, того не замечая, что за ней уже давно наблюдает пара внимательных глаз.
Ага! Девушка засмеялась, увидев особую примету — старую катушку от проводов. Большая! Ее вместо стола можно приспособить — многие так и делали. На огороде, конечно, не дома же. А еще…
— А ну стой! — прозвучала властная команда. — Женька на секунду опешила, не зная, что делать. — Стой, кому говорят!
Из-за можжевельника прямо на нее вдруг выскочили двое парней, на вид — лет по двенадцать-тринадцать. Один — здоровый, толстый, с круглым, каким-то поросячьим лицом и белобрысой, падающей прямо на глаза челкой. Второй, наоборот, — длинный и тощий, стриженный почти наголо. Узкое вытянутое лицо, большие оттопыренные уши… Оба одеты одинаково — треники, кеды, рубахи. У толстого на руке — часы.
— Ага, попалась! — Парни схватили девчонку за руки и как-то нехорошо засмеялись: — Попалась! Ну, теперь держи-ись.
Эх, вот ведь угораздило! Девушка закусила губу: ну, точно — Горемыка! На ровном месте себе приключений нашла.
— Шныга, куда ее? В штаб? — не отпуская Женьку, деловито справился толстяк.
Лопоухий Шныга покусал тонкие губы и отрывисто кивнул:
— В штаб! Командир пусть решает.
— А ну шагай! — толстяк больно пнул девочку под колено.
Женька дернулась:
— Никуда я с вами не пойду!
— Пойдешь! — недобро ухмыльнулся Шныга. — Иначе прямо здесь изобьем. Будешь знать, как подглядывать! По мордасам врежем — поняла?
— Да что с ней разговаривать?
Толстяк потащил Женку за руку прямо через колючие кусты.
— Платье порвете, дураки!
Девушка поначалу упиралась, но скоро поняла — бесполезно. Толстяк пер, как танк! Длинный едва поспевал сзади, подгоняя пленницу чувствительными тумаками.
Женька не плакала — ругалась и гордо сопела. Хотя и ноги уже все были в царапинах, и платье порвалось на подоле.
— Ничего-о! Попадет еще вам! Ох, попадет!
Шли недолго. За кустами вдруг показалась небольшая полянка и… самый настоящий блиндаж — с бревнами вместо крыши! Вероятно, это и был «штаб». Возле блиндажа горел небольшой костерок. Рядом, на старом пне, сидел коренастый пацан с короткой стрижкой и деловито раскуривал папиросу.
«Мошников!» — узнала Женька.
— А, пионерочка! — пацан ее тоже узнал.
Нет, раньше они с ним не встречались, как, кстати, и со Шныгой, и с толстяком, вместе в одной компании не играли, и, как бы сказали в старые времена, — представлены друг другу не были. Но как все примерно одного возраста школьники, друг друга знали, по крайней мере в лицо.
— Вот, Вань, шпионку поймали! — горделиво похвастался Шныга.
— «Штаб» наш искала, зараза! — дополнил толстяк. — Ходила тут кругами, высматривала…
— Да ничего я не высматривала! Я вообще в эти игры не играю, я…
— Заткнись! — Шныга хлестко ударил пленницу ладоннью по губам. Не до крови, но обидно и больно!
Женька шмыгнула носом, но сдержалась, не заплакала. Перед этими-то козлятами? Вот еще!
— Молчи, пока не спрашивают, — закурив, Мошников поднялся на ноги и, подойдя к девочке, выпустил дым прямо ей в лицо.
— Да пошел ты! — пленница дернулась… и тут же получила удар под дых! Скрючилась, злые слезы полились по щекам…
— Плачь, плачь, — удовлетворенно протянул Мошников. — Сейчас еще пытать тебя будем. Как шпионку! Давай ее к дереву! Шныга, за крапивой к оврагу слетай.
— О! Это я сейчас!
Заломив пленнице руки, привязали к смолистой сосне старой грязной веревкой.
— Платье испачкали, гады! Отвечать будете!
— Ответим.
Мошников криво улыбнулся и вдруг, запустив руку Женьке за пазуху, принялся лапать грудь!
— Т-ты… что делаешь?!
— А титьки-то есть уже… Правда, маленькие, — ухмылялся мучитель.
Толстяк радостно засопел:
— Вань, а можно мне?.. Можно мне тоже потрогать?
— Дак кто не дает? Она даже рада будет…
Закусив губу, Женька закрыла глаза — было противно и горько. И еще — очень обидно от осознания своей полной беспомощности.
Тут подоспел Шныга с крапивой. Пленнице задрали подол, ожгли по бедрам.
— Ой, Вань, ой, не могу! — громко захохотал лопоухий.
— Вам же… это с рук не сойдет! — сквозь рыдания угрожала девчонка.
Мошников неожиданно осклабился и взял пленницу за подбородок:
— Очень даже сойдет! С Веткиной и еще кое с кем сошло. Мы же тебя не насильничаем, а так, пытаем… ты сама с нами решила поиграть. Тебе ведь самой приятно! Молчать не будешь — мы школе расскажем. Все расскажем, всем… И мильтонами нас не пугай. Что мы с тобой делали-то? Просто в шпионов играли. Сама же к нам пришла… Верно, парни?
— Ага! — радостно подхватили Шныга. — Слышь, Вань, а давай ее совсем разденем!
— Давай!
— Толстяк, подмогни…
Женька зарыдала в голос:
— Не-е-е-ет!
Услыхав крик, Макс прибавил ходу, потом побежал… Вот ведь — все-таки попалась! Говорил же… Ну, что уж теперь. Теперь выручать надо.
— Ах вы, сволочи!
Лопоухого он ударил с разбега ногой. Толстяка тут же двинул локтем в скулу, а вот Мошникова основательно приложил прямым в челюсть!
Длинный Шныга сразу же ударился в бега — только пятки в кустах засверкали. Толстяк после очередного удара осел под дерево и заплакал. Мошников же поднялся с земли и сплюнул:
— Не знал, что она — твоя краля. Извиняй. Сама нарвалась.
— Ах сама?
Еще удар! Ногой в челюсть, а потом ногой еще, еще, еще… Выбить кастет! Еще ударить! Убить! Растоптать к черту проклятого смрадного гада!
И убил бы. Хорошо, Женька помешала, подскочила, схватила за руку:
— Хватит, Макс! Остановись!
Опомнившись, Максим обернулся…
— Да у тебя кровь на губе! Ах ты, гнус!
Мошникову, несомненно, досталось бы еще… Кабы он не сообразил дать деру по примеру своего лопоухого товарища.
А вот толстяк так и рыдал под деревом! Видать, был в шоке.
Макс присел рядом:
— А ну, хватит ныть! Говори, кто такой? Кажется, я тебя в школе видел.
— Не бей! — перестав хныкать, толстяк закрыл руками лицо. — Не на-адо! Мы играли просто… Она сама… пришла. Шпионила. А я… мы… меня Владиком звать. Я в пятом «А» учусь… в шестом уже… Не бей!
— Не ту ты компанию выбрал, Владик, — Женька пришла в себя на удивление быстро. И тут же вспомнила, зачем она сюда явилась. — Я вообще-то поговорить пришла.
— П-поговрить? — Владик испуганно уставился на девчонку.
— Ну да, спросить хотела… — быстро, словно сами собой, высохли слезы на Женькиных щеках, истерика прекратилась, вернее — была отложена на потом. Сейчас главное — дело. Иначе все, что только что случилось, весь этот гнусный кошмар — зря.
— Это вы в «чижа» у старой школы играли? — быстро спросила Женька. — В тот день, когда Лидию Борисовну убили?
— Ну-у… не помню…
— Вспоминай! — Макс отвесил толстяку смачного «леща». — Недавно ведь совсем было.
— Да, мы там всегда играем, — закивал Владик. — С мелкими. Когда Ваньки нет. А когда Ванька — здесь, в «штабе».
— «В шта-абе»! — передразнил Макс и зло прищурился. — Поубивать бы вас всех за такие дела.
— Да мы не хоте-е-ли, — опасливо косясь на Женьку, заканючил толстяк. — Мы и вправду думали — шпионка. Геньки Смирнова команда — рядом. Они у Дома пионеров обычно шатаются, давно хотят наш «штаб» сжечь — завидуют! Вот мы со Шныгой и подумали — шпиона послали. Шпионку…