— Фамилию, конечно, не вспомнишь?
— Не-е.
Крокотов Семен Иванович, тракторист колхоза «Путь Ильича». Уроженец деревни Койвола. Краснолицый, здоровый… Проживает в Доме крестьянина уже больше недели. При себе имеет отпускное свидетельство, выданное председателем колхоза.
Все эти сведения Алтуфьев получил сразу же, по телефону, просто позвонив на вахту дежурной. Теперь оставалось только опознать и допросить. Хотя бы что-то отработать. Вряд ли это убийца. Тогда зачем скрывался в кустах, за кем следил, кого высматривал? Вполне возможно — убийцу.
В Дом крестьянина Владимир Андреевич добрался на служебном газике со старшиной и сержантом — мало ли что. Вдруг Крокотов заартачится или попытается сбежать? Кому нужны такие глупые эксцессы?
Владу было сказано сегодня гулять около дома, чтобы можно было его быстро найти и опознать Крокотова. От опознания мальчишка не отказался, правда, нужно было переговорить еще и с его родителями. Но это уже — дело техники.
— А нету постояльца! — заявила администратор Дома крестьянина, тетя Маруся, — сухонькая подвижная женщина лет пятидесяти с лишним, с узким смуглым лицом и остреньким носиком. — Со вчерашнего вечера и не было. Постояльцы говорят — утром раненько заходил за вещами. Съехал! И пятьдесят шесть копеек за последний день не заплатил! Хотя до этого — всегда аккуратно.
— Ага. — Усевшись за старый конторский стол, для пущей солидности покрытый темно-зеленой скатертью, Алтуфьев забарабанил пальцами. — Съехал, значит… А что, собирался?
— Как раз таки собирался, — подтвердила администраторша. — Всем говорил, что скоро поедет в Ленинград. К родственникам. Сын у него школу закончил, в техникум будет поступать.
— Ну и ехал бы себе, — следователь задумчиво покусал губы. — Здесь-то он чего ждал?
— А здесь у него тоже какие-то дела были. В заготконторе, что ли…
— Проверим. Ага… Говорите, вчера вечером поздно ушел, пришел утром? Так вы его видели?
Женщина качнула плечами:
— Говорю же, нет. Ленка Авдеева на вахте была, сменщица. Но она, знаете, такая, может и проспать, не увидеть. Одно слово — молодежь!
Две последние фразы администраторша произнесла с укоризной.
— Авдеева Елена…
— Елена Никандровна, — подсказала тетя Маруся. — Только дома ее сейчас нет. Я в окно видела: промчалась на мотоциклете с ухажером. С каким точно — не знаю, ухажеров у нее хватает. И куда только комсомол смотрит? А еще в институт собралась поступать! — администраторша неожиданно улыбнулась. — А коли вы ее хотите найти, так вечерком к клубу подъезжайте. Там ее тепленькой и возьмете! Уж всяко в кино с дружками своими придет. Уж не заржавеет — явится. Развлекаться — это вам не работать, тут она завсегда. А третьего дня вообще волосы по плечам распустила, бесстыдница! Такая вот она распущенная и есть.
— В клуб, говорите…
— В клуб, в клуб! Нынче кино новое казать будут — «Гусарская баллада». Из старинной жизни. Смешное, говорят.
— Хорошо, Марья Федоровна, — Алтуфьев искренне рассмеялся. — В кино так в кино. Тем более такой фильм. Завклубом-то эту вашу Авдееву, надеюсь, знает?
— Да кто ее не знает! Говорю же — распущенная! Тьфу…
— Девчонка как девчонка, — скупо прошептал стоявший невдалеке молоденький сержант.
Следователь поднялся на ноги:
— А что, Марья Федоровна, из постояльцев кто-то сейчас есть?
— Да почти все вчера днем и съехали. Заготовители были… А нынче один остался, пчеловод. Кузякин Ефим Платонович. Мужчина серьезный. Дремлет сейчас. Разбудить?
— Да уж, сделайте одолжение.
Пчеловод Кузякин — плотненький пожилой дядька с обширной лысиной и рыжими, щеточкой усиками — все подтвердил. Да, жил Крокотов Семен, спал на соседней койке. Вчера вечером, часов в десять, ушел, при этом был весел и даже что-то про себя напевал. Под утро заходил за вещами. Не прощался, видно, не хотел будить.
— А вы все же проснулись? — уточнил Алтуфьев.
— Ну, не то чтобы совсем проснулся… так, сквозь сон. Шаги услыхал — вижу, у шкафа мужик стоит. В пиджаке, в кепке, в сапогах — Семен Крокотов, сосед.
— А лицо вы видели? Точно это Крокотов был?
— Да кому же еще-то? Пожитки свои забрал, котомку. А лица… нет, не видел. Он спиной стоял. Я уснул потом. Как ушел, не помню. Он как-то говорил, что в Ленинград собирался — родственники там у него. А они пока на югах. Вот он тут и ждал, пока приедут с югов-то. Ну и дела какие-то были здесь, в заготконторе.
Выйдя из Дома крестьянина, Альтуфьев отпустил «газик» и пошел к клубу пешком. Благо идти-то было всего ничего — мимо автостанции, на горку, пересечь стадион — и вот он уже, клуб, точнее — Дом культуры.
Погода стояла чудесная, дул легкий ветерок, нес по асфальту конфетные фантики и старые автобусные билеты, летнее солнышко золотило облака — не холодно и не жарко. Уже заканчивался рабочий день, люди расползались по магазинам, стояли в очередях в киосках — интересно зачем? У винно-водочного магазина «Заря» очередь выходила аж на крыльцо, даже спускалась по ступенькам. Оно и понятно — привезли свежее пиво, да и два леспромхозовских фургона только что подъехали — привезли с делянок мужиков.
Пиво у Алтуфьева было — Ревякин купил еще утром, так в обед и не выпили, некогда было обедать вообще! С этим Крокотовым… А что с Крокотовым? Ну, встречался с кем-то ночью, может, пил, всякое бывает! Утром по-быстренькому вещички забрал — и в Тянск, а оттуда в Ленинград — коли уж собирался. Да, надо бы допросить этого тракториста — что видел, за кем следил? По телефону вряд ли расскажет. Не-ет, тут нужен личный контакт! Сколько он в Ленинграде пробудет у этих своих родственников? Это надобно установить — прозвонить, узнать, договориться о встрече. Или сразу на допрос вызвать?
Проходя мимо автостанции, следователь завернул в буфет, съел два пирожка с ливером и выпил компот. Глянул на расписание. Первый автобус на Тянск отходил в восемь тридцать утра. А не рановато Крокотов гостиницу покинул? Так мог и на попутке… Или просто сидел, вон, на лавочке, потягивал себе пиво, трезвел…
В киоске у стадиона продавали мороженое. Пломбир и фруктовое за семь копеек. Подумав, Владимир Андреевич купил фруктовое — пломбир он не очень любил — и неспешно зашагал к клубу. Деревянное, с каменной кинобудкой здание ДК построили еще пленные немцы лет пятнадцать назад. На пригорке, в окружении высоких смолистых сосен, оно смотрелось очень даже красиво, прекрасно вписываясь в пейзаж.
На стадионе бегали футболисты — тренировались, закатывали в ворота мячи. Впрочем, какой там стадион — одно название. Беговая дорожка да ворота — ни тебе кассы, ни ограды, ни трибун. Зрители обычно располагались на редких скамеечках либо вовсе на травке, на пологом склоне холма.
Сразу за воротами лениво мычали коровы. Пастух уже пригнал частное стадо. Старый город, улица Школьная — рядом… Не так уж много осталось буренок по нынешним временам.
Хотя до сеанса еще оставалось минут сорок, у клуба уже собрался народ, в основном подростки. Сидели на лавочках, втихаря курили, щелкали семечки, смеялись… Кто-то рассматривал афишу — большую, темно-красную, с нарисованными портретами артистов Голубкиной и Яковлева. Яковлева Алтуфьев недавно видел в «Идиоте». Понравился. Верно, и здесь не подведет. Тем более режиссер-то — Рязанов! «Карнавальная ночь»!
Так… Теперь нужно дождаться Леночку Авдееву. Хорошо бы пораньше пришла… Да и поговорить с завклубом… Но это и после фильма можно. Заведующий обычно на работе засиживался — заглядывал на репетицию оркестра, курировал самодеятельность и вообще…
Расположившись чуть поодаль, на пустой скамеечке под пушистой липой, следователь неспешно ел мороженое, исподволь рассматривая проходящих мимо девушек. Яркую, «распущенную» блондинку Леночку он уж никак не мог пропустить!
Женька Колесникова пришла в клуб в компании со своей одноклассницей и подружкой Катей, младшей сестрой Максима. Девушка специально зашла к Мезенцевым домой, надеясь, что и Макс пойдет вместе с ними. Ведь собирались же… Однако напарник Женьки по самодеятельному расследованию уже давно усвистал по каким-то своим делам.
— Он в школу пошел, насчет выпускных фотографий, — вплетая в косы красивые голубые ленты, пояснила Катя. — Потом сразу в клуб придет со своими.
Со своими… Это слово как-то покоробило Женечку — получалось, что она-то была не своя. Ну, оно и понятно: восьмиклассница выпускнику не компания. Сопля, которой еще и четырнадцати нет, и — взрослый парень! Горемыка — вот это точно! Какая уж тут компания! А как тогда, на озере…
— Ты что такая смурная? — уже на улице поинтересовалась Катерина. — Случилось чего?
— Да ничего, так…
— Сейчас мороженое в ларьке купим… Фруктовое! На скамеечку нашу сядем, под липой…
Мороженое девчонки купили. Правда, дешевое фруктовое уже кончилось, пришлось брать пломбир. А вот скамеечка под липой, где подружки так любили сидеть, оказалась занята! Вытянув ноги, там сидел и лопал мороженое какой-то незнакомый дядька в узких стиляжьих брюках и больших солнцезащитных очках.
— Тоже мне Элвис Пресли, — проходя мимо, хмыкнула про себя Женька.
Катя удивилась:
— Кто-кто?
— Певец такой… Короче — стиляга.
— Ой, Женька! А тебя вчера у колодца со стилягой видели! С этим, как его… Алексом! — Катерина вдруг затеребила подружку: — Правда, да?
— Так за водой никому не запрещено приходить. Даже стилягам. А вообще мы пластинками обменялись, — неожиданно улыбнулась девушка. Чего уж от лучшей подруги скрывать! — Я ему — Пресли с Ивом Монтаном, а он мне — Литтл Ричарда и Билла Хейли. Ну, правда, самодельные, на костях. Заходи завтра, послушаем.
— Ой, Женька! — понизив голос, Катерина радостно ахнула и всплеснула руками. — А если узнает кто? Нам же еще в комсомол вступать…
— А мы на всю громкость включать не будем. Придешь?
— Конечно! Ну ты даешь, Женечка! А еще бывшая отличница…
Охая, Катерина ничуть не осуждала подружку, наоборот — восхищалась! Вот ведь, с детского сада дружили, и не знала она, что Женька — такая вот! Даже не сказать какая… Ишь ты, записи у нее на костях! С Алексом-стилягой встречалась! Про которого… ой, чего только не говорят! Ну да, запретный плод сладок.