Как говорил старшина, примерно так и вышло — восемнадцать фамилий.
— Африканыч, ты мне адреса рядышком напиши. Что смогу — сам проверю. Дорожкина попрошу, постовых… Только втайности все — чтобы не знали, для чего именно все это.
Выйдя от техника-криминалиста, Алтуфьев нос к носу столкнулся с дежурным старшиной.
— Тут письмецо принесли, без подписи, — старшина протянул обычный почтовый конверт с изображением Гагарина и корабля «Восток» в левом верхнем углу. — С почты принесли, говорят, так и в почтовый ящик бросили. Судя по штемпелю — в Озерске, у нас… Думаю — вам.
Действительно, в адресной строке крупными печатными буквами было написано: «Озерское ОМ, следователю по убийству учительницы».
— Спасибо. Странное послание… Ладно, поглядим. А кто принес-то?
— Так Михайловна, почтальонша.
— Ага.
Аккуратно взяв конверт за уголок, Владимир Андреевич сразу же отнес его Африканычу на предмет отпечатков. Там же потом и вскрыл.
— Пара пригодных есть, — поколдовав порошком, обнадежил Теркин. — Правда, это почтовики скорей… Вон захватан весь.
В конверте оказались сложенный вдвое тетрадный листок и три фотографии. На двух фотографиях — красивая полуголая девушка в открытом купальнике, на третьей — юноша, подросток, в трусах. Снимали где-то на берегу озера.
— На Большом это. Дальний пляж, — место техник-криминалист определил сразу. Как и девушку: — А это вот — Лида. Убитая учительница. Постой-постой… И паренька этого я где-то видел. Наш паренек, озерский.
— Пальчики глянь.
— Ага…
Пока Теркин аккуратно сыпал кисточкой порошок, следователь прочитал послание:
— «Убитая учительница состояла в тайной связи с Мезенцевым Максимом, выпускником. Он же мог и убить».
— Он же мог и убить… — тихо повторил Алтуфьев. — Бумага тетрадная, в косую линейку.
— Первоклашки на такой пишут, — Африканыч отвлекся от фотографий. — Дефицит! А пальчиков нет, видно — перчатки. Думаю, и на письме мы тоже ничего подходящего не найдем.
— Ты все же глянь, — вытащив пачку сигарет, Владимир Андреевич хотел было закурить, да раздумал. — Про чернила да про перо что скажешь?
— Написано аккуратно, — криминалист достал из ящика стола лупу. — И перо хорошее. Не казенное — свое. Скорей ручка. Не «Паркер», но что-то вроде. А чернила обычные, голубые — «Радуга».
— А купальник-то, глянь! — хмыкнул Алтуфьев. — Часто в таких на ваших озерах загорают?
Теркин хохотнул:
— Срамной купальник! В таком только на дальнем пляжу… Хотя там и голыми можно!
— М-м-м, фотографии… — вытащив сигарету, следователь все же закурил, предложил и коллеге. — Какие-то они странные… зеленоватые, не находишь?
— Так фотобумага такая — «Йодоконт», — пожал плечами техник. — Такие снимки и выходят. Да, тут лампа в увеличителе нужна — яркая. Или контактная печать, но сам видишь, фотки-то — девять на двенадцать. Вряд ли контактная. Увеличитель — точно!
Вернувшись к себе в кабинет, Владимир Андреевич разложил на столе фотографии, невольно любуясь погибшей девушкой. Красивая была, чего уж там. И — смелая… В таком-то купальнике случайному человеку не покажешься! Тем более еще и фотки… И не украдкой сделанные! Она же позирует — это видно! Вон как ножку выставила, подбоченилась… Не учительница, а Бриджит Бардо какая-то. Не стесняется, нет… А вот парень — явно смущен. Не хотел фотографироваться? Почему? Та-ак… А не от него ли учительница беременна? Тогда, может, и прав анонимщик. Фотограф — кто-то еще третий был. Или — третья. Кому Лида точно так же вот доверяла, кого не стеснялась? Этот третий (или третья) и есть аноним? Или просто фотографии к нему каким-то образом попали? Надо искать фотографа! И срочно допросить парня. Хорошо бы надавить, закрыть в камеру. Жаль, веских оснований нет! Не анонимка же. А фото… подумаешь, с девушкой купался! Ну и что с того, что учительница, практикантка… Ладно, посмотрим. Итак, Мезенцев Максим… Знакомое лицо… Ну да — вчера у клуба! С Авдеевой Леночкой шел…
Максим готовился к химии, зубрил валентность, когда на улице послышался треск мотоцикла и чей-то крик. Звали кого-то… Кого? Мать была на работе, сестра только что ушла за хлебом — пока привезут, пока очередь… Пришлось выглянуть самому.
— Мезенцев Максим ты будешь? — сурового вида старшина протянул какую-то серую бумажку.
— «Повестка», — прочел Макс. — «В девять ноль-ноль явиться»… Ой, я не могу в девять — у нас экзамен! Химия!
— Ну-у… — милиционер прищурился. — Тебе ведь шестнадцать есть?
— Восемнадцать почти…
— Тогда давай сейчас, с нами. Пока следователь не ушел. Договоришься на другое время. Или — прямо сейчас.
— Ага. Только дверь закрою.
Конечно, молодой человек несколько растерялся, но особого удивления не испытал. Верно, вызвали все по тому же делу — по краже в Доме пионеров. Вот и хорошо! Можно будет все рассказать! То, что они с Женькой Колесниковой узнали. Даже лучше! Не сам со своими идеями пришел, а вот, вызвали. Жаль, что на мотоцикле — соседи-то глазастые! Да и черт с ними — про Дом пионеров все равно все уже знали. Тоже мне, нашли ворюгу…
Следователь оказался вовсе не тот, что допрашивал Макса про Дом пионеров. Тот был круглолицый, здоровый, этот же — поджарый, подтянутый, резкий. В модной белой рубашке с узеньким галстуком, в узких синих брюках — почти как у стиляг…
«Так это же он вчера встретился у клуба! — вспомнил Максим. — Ленку Авдееву искал. Нашел потом, разговаривал… Ну да — он!»
— Товарищ следователь! Тут вот, к вам… — доложил старшина.
— Мезенцев Максим. Вы мне на завтра назначили, а у меня — химия, экзамен…
— А, Максим! Хорошо, что пришел. Ну, пошли в кабинет, поговорим. Заходи, заходи, не стесняйся… Я — Владимир Андреевич Алтуфьев, следователь. Впрочем, мы, кажется, знакомы.
Максим уселся на предложенный стул, искоса глянув на потрет Ленина, висевший прямо над следователем. Казалось, Владимир Ильич как-то грозно прищурился.
— В каких отношениях вы находились с Лидией Борисовной Кирпонос, практиканткой? — огорошил с порога Алтуфьев.
Юноша невольно вздрогнул — вот тебе и Дом пионеров!
— Ну-у… в хороших. Она у нас французский вела.
— А в личном плане? — следователь как-то ехидно прищурился. Или это просто так показалось?
— Что значит в личном? — покусав губы, переспросил Максим. — Она — учительница, я — ученик… был…
— А на это что скажете? — Владимир Андреевич выложил на стол фотографии. Одну за другой: Лида в купальнике… Сам Максим…
«Это ж тогда, на озере! Но откуда?! Хотя…»
— Если вам плохо, можете водички попить. Вон графин.
— Да нет, не плохо. Это… мы на озере… французским занимались. Лидия Борисовна меня подтягивала.
— В таком вот виде?
— Так ведь на пляже! Не в одежде же сидеть.
Макс не сразу понял, в чем его подозревают, а когда дошло, нервно вскочил со стула:
— Вы что, правда думаете, будто Лиду… Лидию Борисовну я… убил?
— Так. Успокойтесь. Успокойся, я сказал! Сядь!
Следователь самолично налил из графина воды в граненый стакан, подал парню:
— Пей! Вот так, молодец… Давай рассказывай!
— Что рассказывать?
— Все!
Максим и рассказал — все. Все, что они с Женькой давно хотели рассказать, но как-то побаивались. Правда, про напарницу свою Макс не упомянул — к чему? — но все остальное поведал без утайки. И о подозрительных людях, про которых узнали от Иванькова Влада и Смирнова Геньки, тоже.
— Как-как? Геннадий Смирнов? Ага… — торопливо записал следователь.
…В том числе и о Крокотове:
— Правда, мы его так больше и не видели.
— Так, говоришь, Крокотов с почтальоном встречался?
— В чайной пиво пили. Или водку, это уж я не знаю, — охотно подтвердил Максим. — Да, с почтальоном, с дядей Славой Столетовым. Мопед еще у него.
Покачав головой, Владимир Андреевич потер руки:
— А что еще о почтальоне расскажешь? Он, кажется, в клубе на танцах был… Когда некто Константин Хренков пытался затеять драку.
— Так он его и искал! — тут же припомнил Максим. — Дядя Слава-почтальон — Хренкова. У нас… у меня про него еще спрашивал, не видал ли. Искал, искал!
— Вот как, значит, искал! Ага…
— Там письмо какое-то Хренкову вручить надо было. Вот почтальон Костю и искал.
Потом следователь задал неприятный и очень даже личный вопрос: не имел ли Максим сексуальных контактов с Лидой где-то по весне?
Что ж, на прямой вопрос Максим отвечал столь же прямо — по весне не имел. А поди проверь! Свечку-то никто не держал.
— А вы, значит, убийцу ищете… Хорошо бы, поскорее нашли этого гада!
— Жалко Лиду?
— Спрашиваете!
— Ладно, ладно, — Владимир Андреевич замахал руками. — Водички?
— Да спасибо, нет, — отказался Макс.
— А про фотографии что скажешь? Кто снимал?
— Так я же и фотографировал. Я — Лиду… Лидию Борисовну… Она — меня. Я не хотел еще…
— Так вы только вдвоем были?
— Ну да, вдвоем.
— А фотоаппарат чей?
— Лиды. Хороший — «Зоркий четыре», в коричневом кожаном чехле.
— «Зоркий четыре»… Ага…
— Там еще автоспуск, но мы им не пользовались. Да, вы про фотки спрашивали… — вдруг насторожился Максим. — Бумага — «Йодоконт», по цвету видно. Не самая лучшая, но уж какую привезли.
Следователь поднял брови:
— Что значит — какую привезли?
— Так у нас все фототовары только в книжном и продают, ну, в «Лентагизе», напротив библиотеки, — пояснил молодой человек. — Так там то одного нет, то другого. Пленка есть — нет проявителя. Есть проявитель — нет бумаги или, там, закрепителя-фиксажа. Иногда вообще ничего нет…
— Так-так… — Владимир Андреевич задумчиво посмотрел на фотографии. — А много в Озерске фотолюбителей?
— Да хватает. В основном ребята, конечно. Но есть и взрослые. Да продавцы там всех знают — бывает, кому-нибудь и оставят чего.
Покинув милицию в смятенных чувствах, Максим тут же отправился к Женьке. Надо же было ей все рассказать!