роший. Дружелюбный, веселый и много чего знающий! Вот бы таким стать… такой…
«Так, товарищ председатель! На этом поле мы нынче будем сеять овес, а не лен. А то вообще оставим под паром. И урожай — вот увидите! Что-что?» — «Слушаюсь, товарищ агроном!» — «Вот то-то же…»
Женька неожиданно улыбнулась, все грустные мысли ее как-то сразу улетели. Все-таки хорошо жить в советской стране — все дороги для тебя открыты. Как в старой песне! Хочешь — агрономом будь, хочешь — врачом, а хочешь — учителем…
А если бы — страшно представить! — она жила бы в какой-нибудь Англии или Америке?! При капитализме, в мире чистогана и наживы. Разве смогла бы она на кого-то учиться? Там же все за деньги. Вот и была бы безработной. То ли дело у нас!
Кстати, Михаил Петрович звал на дальние луга — там много редких растений. Да, рвать краснокнижные цветочки не стоит, но ведь их можно же зарисовать, сфотографировать. И у нее, Жени Колесниковой, будет лучший гербарий в школе! Обязательно будет. Только надо про Михаила Петровича не забыть. Про его предложение.
Да, агрономом — очень даже неплохо. Служебную комнату дадут. Или даже квартиру — колхоз нынче много домов настроил! Деревянные, правда, — ну и что? Хорошо бы комнату на втором этаже, чтобы вид был такой — дух захватило!
С другой стороны, и врачам комнаты дают… и учителям. Так, может, все же учителем? Как убитая… Лидия Борисовна…
Нет, рано еще сдаваться! Дядю Федю ведь до сих пор не выпустили. Значит, подозревают. Хоть Максим им все и рассказал. Да, видать, мало… И кто же убийца? Тот тракторист, Крокотов? Не зря же он куда-то пропал. Почтальон дядя Слава Столетов — тоже весьма подозрителен. На убийцу, правда, не тянет — хороший же человек, сразу видно. Всегда с улыбкой, слова грубого не скажет… Нет, он не убийца. Но он мог убийцу знать! Почтальона и у старой школы видели, и у Дома пионеров — похожего… и у дома Мезенцевых, и у сарая… Ну, там просто короткий путь. Но зачем забор ломать? Макс сказал — две доски выломали. Одно дело, когда так просто, без всяких преград можно краешком чужого огорода пройти, и совсем другое — когда заколочено. Значит, не хотят, чтобы ходили. Зачем же ломать?
Открыв тетрадку — ту самую! — девушка взяла остро отточенный карандаш и аккуратненько записала: «Почтальон. Проверить».
Написала и задумалась. А как его проверить? И — самое главное — что? Ну вот, к примеру, мопед. Как там багажник — легко ли снять? Может, там вообще гайки так приржавели, что намучаешься!
А где он мопед держит? В сарае у своего дома, на Школьной. Так что же, лезть в сарай? Б-р-р… еще попадешься! Лучше у почты. Но там обычно много народу на лавке сидит. Значит, сарай… Позвать Макса? А что? Напарники они или кто?
Женька собралась быстро: причесалась, надела красивое платье — синее, крепдешиновое, не забыла и белые гольфики и белые туфли. Подумав, подошла к зеркалу, взяла с полки мамины духи «Красная Москва». Запах приятный, м-м! Может, еще тушью стрелки на глазах подвести? Нет, это уже слишком. Еще мимо колодца идти, а там народ. Скажут: «Ничего себе! Отличница, а глазки подводит. С этих-то пор!»
Девушка не шла — летела! Мимо колодца…
— Здрасьте, тетя Таня… Баба Лида, здрасьте…
— Здравствуй, здравствуй, Женечка. Ты куда это такая красивая?
— Да так… по делам.
— Эх, молодежь. Все у них какие-то тайны. Вот в наши-то времена…
— Ивановна! А ты танцы-то их видела?
— Одни фокстроты, поди?
— Сама ты фокстрот! Про почтальона-то слышала?
Вот тут Женечка навострила уши. Остановилась, нагнулась, делая вид, что поправляет гольфы…
— Ты, Танюша, про нашего, что ль, почтальона говоришь, про Славу Столетова?
— Ну да, про него. Про кого же еще-то? Говорят, милиция про него справлялась.
— Да ты что!
— Да-а. Никандровна сама слышала, когда с письмом приходила. А почтальон-то на похороны уехал. Умер у него кто-то.
— А! То-то, смотрю, его не видать, Авдотья почту носит.
«Нет почтальона! Уехал. Тем лучше! Никто тогда и не помешает… Так! Сначала — за Максом. Скорее».
Скорее не вышло — задержалась у дома Потаповых. Дачник Мельников как раз выкатывал мотоцикл. Распахнул тяжелые воротные створки, некогда выкрашенные в голубой цвет, от которого остались одни ошметки.
— Здравствуйте, Женечка! Какая вы нынче нарядная! Про гербарий помните? Можем хоть прямо сейчас.
Дачник, как всегда, выглядел франтом. И пусть кирзовые сапоги, старые галифе и куртка — зато белая выглаженная рубашка и тоненький, веревочкой, галстук, на зависть всем местным модникам!
— Ой, Михаил Петрович, здравствуйте. Не, сейчас я не могу, спешу. Давайте в другой раз.
— Как скажете, душа моя! Договоримся. А куда вы спешите, если не секрет? А то подвезу, — Мельников радушно кивнул на мотоцикл. — Нет, в самом деле.
— Спасибо, Михаил Петрович, мне тут рядом…
Максим оказался дома. Один. Мать была на работе, сестра Катя тоже куда-то ушла.
— А, это ты… — он выглянул из сарая на стук в дверь. — А Катька в школу ушла, в бригаду записываться. Говорит, с завтрашнего дня у вас практика на учхозе. Ну, палки да камешки за трактором подбирать.
— Ой, а я и забыла! — совершенно искренне воскликнула Женечка. — И правда ведь — на учхозе. И мне надо записаться…
— Да Катька запишет!
— Ага… Макс, я не к Кате — к тебе.
Девушка сбивчиво рассказала про почтальона. Вернее сказать, напомнила.
— В сарай? — насмешливо прищурился Макс. — И что ты там найти хочешь? Чистосердечное признание почтальона? Отпечатанное на машинке в трех экземплярах?
— Издеваешься? — Женька сверкнула глазами. — Ну так я сама…
— В таком виде только по чужим сараям лазить! А вообще глупая затея, Жень. Милиция уже все…
— Это с тобой — все! А со мной… с дядей Федей… А, да что с тобой говорить!
Обиженно скривив губы, девчонка развернулась и побежала прочь.
— Эй, ты куда? Да постой же! Вот дурочка-то… — Максим с усмешкой покачал головой и сплюнул. — Ну, флаг тебе в руки. Барабан через плечо! Ветер в широкую спину!
Как раз в это время к забору подъехал мотоцикл с коляской. Мотоциклист заглушил двигатель и помахал рукой:
— День добрый, молодой человек! Хороша нынче погодка, не правда ли?
— Да уж… Здравствуйте.
Узнав соседского дачника Мельникова, юноша вежливо поздоровался и улыбнулся.
— А куда же это подружка ваша сломя голову бросилась? — хитровато прищурился Мельников. — Этак только в милицию — со всех ног… Паспорт получать.
— До паспорта ей еще как до Парижа пешком. — Максим покусал губу, задумчиво почесал подбородок, уже тронутый первым юношеским пушком. — Говорил же, так нет… Все по-своему!
— Что же вы хотите, молодой человек? Женщины — они такие.
Тем более эта. Не зря ведь Горемыкой прозвали…
«Не хочет помогать — и не надо! Обойдемся и без него. — Женька уже не бежала — шла быстрым шагом, растрепанная, в расстроенных чувствах… — Нет, ну надо же, даже не захотел! Хоть бы до сарая проводил, постоял бы на стреме… помог бы открыть — вдруг там замок? Да, наверняка замок — почтальон же уехал. И что же тогда идти? Зачем? А вот затем! Потому что так надо. Пусть знает!»
Двухэтажный деревянный дом в конце Школьной улицы, на самой окраине. Уютный чистенький дворик, тополя. За домом — огороды, сараи, сразу за ними — лес.
Два этажа — четыре квартиры. На двух — издалека видно — замки. Обычные, навесные. Значит, нет никого. Ну, понятно — люди на работе. Сейчас разве что ребята могут быть — каникулы. Ну, или в отпуске кто…
— Ваня, Ванечка… — дверь нижней квартиры распахнулась, и на крыльце показалась женщина лет тридцати, в светлом летнем платье и шляпке.
Женька поспешно спряталась за тополь.
— Ванечка, ты пока посиди дома… — женщина оглянулась, говоря кому-то, кто остался дома, судя по всему — ребенку. — Ну, часик, ага… А я пока в парикмахерскую. Нет-нет, на улицу пока нельзя. Вот я вернусь, и погуляешь. Телевизор? Так там сейчас нет детских передач. В кубики пока поиграй. Или с машинкой… Ладно, можешь и с новой… Все, я ушла. Я тебя закрыла!
Захлопнув дверь, дама загремела ключами.
«Телевизор… — провожая женщину глазами, завистливо подумала Женька. — Живут же люди! Ага, вон и антенна на крыше»…
Телевещание на Озерск началось еще год назад, из Тянска, но телевизоры были далеко не в каждой семье, больше — в организациях. Эти громоздкие аппараты были по карману не всем, да и качество сигнала оставляло желать лучшего. Правда, в планах семилетки значилась постройка телевышки в самом Озерске, но… Пока что даже и не начинали.
Постучав в оставшуюся квартиру — никто не отозвался! — Женька побежала за дом, к сараям. Какой из них — почтальона? Похоже, вот этот, крайний, где следы мопедных колес. От велосипеда, пожалуй, потоньше будут…
От сарая к сараю тянулись веревки с развешенным для просушки бельем — пододеяльники, простыни… какие-то мужские штаны, майки…
«Замок! Здоровый какой! И не вскроешь! И что теперь? Получается, зря шла?»
Покусав губу, девчонка задумчиво посмотрела на узенькое оконце прямо над дверью, под самой крышей сарая. Половина оконца была забрана пыльным стеклом. Если это стеклышко вытащить…
«Черт! Знала бы — по-другому бы оделась. Треники там, футболка. Эх… Платье-то жалко, еще бы! Очень красивое. И ткань — не из дешевых, мать говорила, шестнадцать рублей метр, да еще за пошив заплатили…
Ага… Белье! Вон они, майки! И еще надо подумать, как пролезть… Да вот подкатить бочку или старый картофельный ящик»…
Бочку Женька не подкатила — просто не смогла, не осилила, а вот ящик оказался по силам! Теперь встать, подтянуться… Стоп! Платье!
Оглядевшись по сторонам, она быстро сбросила туфли, стянула с себя гольфы, платье и, надев старую мужскую майку, встала на ящик. Еще не до конца высохшая майка приятно холодила тело…
Аккуратно вынув стекло — получилось просто и быстро, — Женька подтянулась и, обдирая коленки, полезла в окошко!