Спустившись с холма, тропинка нырнула в заросли орешника, затем пересекла луг, золотисто-желтый от лютиков и купавниц. И вот он — пляж! Узкая полоска песка, кусты, травища… И — пусто. Совсем никого.
— Ну, вот здесь.
Лидия Борисовна положила велосипед в тенечек, достала из саквояжа покрывало и… фотоаппарат «Зоркий» в коричневом кожаном футляре. Очень даже неплохой фотоаппарат, с автоспуском и объективом «Индустар» — Максим во всем этом разбирался.
— Ну что… Для начала повторим грамматику, а потом — диалоги.
Сняв сандалии, учительница уселась на покрывало и, вытянув босые ноги, принялась что-то быстро говорить по-французски. Максим понимал через слово. В пятом классе у них недолго был немецкий, с седьмого до девятого — французский, а потом вообще никакого иностранного языка не было — некому было вести.
Потом говорили о Ленинграде. Тоже по-французски. Не о Москве, как в учебнике, а именно о Ленинграде. Москву Лидия Борисовна не любила, а в Ленинград ездила часто, обожала этот город, так и говорила:
— Ж’адор!
Восхищалась Кировским театром, театром имени Пушкина, музкомедии… Вспоминала многие постановки — «Лебединое озеро», «Аиду», «Жизель»… Честно сказать, Максим во всем этом не разбирался, никаких театров в Озерске не было, в Тянске, правда, был, но и тот — народный.
— А что ты не загораешь? — Лидия Борисовна склонила голову набок. — Стесняешься?
— Да нет. Часы у вас… у тебя красивые.
— Еще бы! «Заря»! Золотые, между прочим.
Не особо-то Макс и стеснялся. Подумаешь, вместо плавок — черные семейные трусы! Не у всех эти самые плавки имелись… как и школьная форма. Провинция — это вам не Москва и не Ленинград, трудно живет народ, бедновато. Во многих семьях отцы с войны не пришли, а те, что пришли, частенько пили…
Он все же разделся. Тела своего он тем более не стеснялся — все же спортсмен-разрядник, значкист ГТО!
Лидия Борисовна повернулась спиною:
— Расстегни…
Сзади — пуговицы на платье, маленькие такие, пластмассовые.
— Будешь меня фотографировать! А сейчас я тебя на память щелкну.
— Да не надо меня…
— Ага, есть! Теперь закрой глаза. Ну закрой же!
— Закрыл.
— Все… Можешь открыть.
— Ой!
Вот это действительно было — ой! И даже — ой-ой-ой! Не испытывая никакого стеснения, юная красотка-учительница предстала перед учеником… хм… не то чтобы совсем голой, но около того. Узкие — желтые в красный горошек — плавки, такой же узенький лиф. Это называлось «бикини», но такого слова Максим тогда еще не знал.
— Это такой купальник. Как у Бриджит Бардо! Нравится?
— Д-да…
— Ну, бери же фотоаппарат! Я буду позировать. Да, и перестань мне «выкать». Договорились же, когда мы одни — просто Лида. Ву компрене?
— Уи.
Лидия Борисовна — точнее, уже просто Лида — зашла по колено в воду, поморщилась…
— У-у! Холодновато. Хотя… А давай окунемся?
— Давай-те… давай!
Положив фотоаппарат на покрывало, Максим вбежал в воду, подняв тучу брызг.
— Нет, нет, не брызгайся! Ай! — громко засмеялась Лида.
— Ну! — Макс, вынырнув, обернулся: — Ныряй же, ныряй!
— Ага, «ныряй»! У меня вся прическа погибнет.
Девушка осторожно зашла в воду по пояс, наклонилась и поплыла.
— Уф-ф! Пойдем скорее греться.
Они улеглись рядом на покрывале. А дальше все случилось словно само собой — то, что, наверное, и должно было случиться.
— Хочу ровный загар. Расстегни мне, ну вот так… так… Иди сюда…
Поцелуй… поцелуи — сначала робкие, потом — все горячее… Правда, до большего дело не дошло, постеснялись, что ли…
— Лида, ты… ты такая… — молодой человек не смог подобрать нужных слов и снова поцеловал девушку в губы.
— Ты тоже хороший, Макс. Нравится Ив Монтан? А Пари… или «Опавшие листья»?
— Я как-то пластинку слушал. Сестра у подружки проигрыватель брала. Та просила починить — я починил.
— А у вас радиолы нет?
— Нет. Приемник только. Мать одна, отец от ран умер, еще в пятьдесят восьмом.
— Извини… Нет, ты хороший, Максим. И славно, что вот так… чинить можешь.
— У нас в Доме пионеров когда-то радиокружок был. Я ходил.
— Здо́рово! А ты знаешь, я шить могу. Вот платье это, купальник… Подружка как-то журнал дала. Я как увидела фотку Бриджит в таком вот купальнике, так и… вот, сшила. Правда красиво?
— Очень! Только ты это… при всех так не ходи.
— Ну, я ж не дура, Макс! И так все косятся.
Поглощенные друг другом, молодые люди и не заметили, что за ними давно уже наблюдают. На середине озера виднелся небольшой островок, поросший разнотравьем и вереском. Там, на отмели, в камышах, прятал свою лодку рыбак в надвинутой на самые глаза шляпе. Усмехаясь, пялился он на парочку в бинокль, даже присвистнул в самом интересном месте. Похоже, кого-то узнал.
Посмотрев еще пару минут, рыбак опустил бинокль и осторожно, чтобы не заметили с берега, погреб за острова, а там и дальше — прочь…
Максим вернулся домой уже ближе к ужину. Построенный еще до войны большой дом-пятистенок стоял на тенистой улице в числе таких же точно домов, с огородами и палисадниками. Младшая сестра Катя — высокая, со светлой косой и уже заметной грудью девчонка — как раз приготовила обед: сварила щи и картошку. Пару дней назад в винном «выкинули» селедку — вот и пригодилась.
— М-м, — Максим орудовал ложкой, как галерный гребец веслом, — проголодался. — Вкусно!
— Еще бы не вкусно. — Катя довольно одернула платье, посмотрела в окно. — Ого! Милиция! Кажись, к нам… Симпатичный какой!
— Милиция? — Макс отложил ложку. — И впрямь — к нам. Интересно, зачем?
Никакого страха молодой человек не испытывал — ничего такого он не совершал. А что милиционер во двор заглянул — так мало ли зачем милиция ходит?
— Здравствуйте! Мезенцевы здесь проживают? — зайдя во двор, молодой светлоголовый милиционер вежливо поздоровался с выглянувшей в окно девчонкой.
— Мы Мезенцевы, — улыбнулась Катя. — Ой, а мама на работе сейчас. В конторе.
— Да мне бы не маму, мне бы Максима Петровича Мезенцева.
— Ой, — Катерина удивленно моргнула и оглянулась: — Максим! Кажись, к тебе…
— Ну, пусть проходит.
— Здравствуйте, — войдя, еще раз поздоровался милиционер. — Я — участковый ваш. Младший лейтенант Дорожкин, Игорь… Яковлевич, — посмотрев на Катю, почему-то поспешно добавил участковый. — А вы, значит, Максим?
— Да, я Максим.
— Тут сигнал один поступил. Надо бы проверить.
— Ну, проверяйте, если надо. Вот, присаживайтесь.
— Спасибо.
Участковый положил фуражку на стол и важно раскрыл полевую сумку. Бумага, ручка — все как положено.
— Тебе, Максим, ведь шестнадцать лет есть, так?
— Восемнадцать уж скоро! А что случилось-то?
— Ты, говорят, когда-то в радиокружке занимался?
— Занимался, — согласно кивнул Максим.
Как и у подавляющего большинства советских людей, участковый уполномоченный не вызвал в нем никакого страха или, тем более, ненависти. Скорее наоборот. А Катька так во все глаза на милиционера и таращилась. Видать, понравился.
— Товарищ участковый, а может, вам молочка налить? Холодненькое, с погреба. Мы у соседей от коровы берем.
— Это сестра моя, Катерина.
— Спасибо, я обедал уже, — младший лейтенант несколько сконфузился и напомнил: — Так я про радиокружок.
— А, это давно было, — сидя на стуле, потянулся Максим. — Классе в шестом — в седьмом… А потом преподаватель наш, Артемий Викторович, в Ленинград уехал. Так бы, может, и сейчас бы занимался.
— Нравилось?
— Еще бы!
Говоря так, Максим вовсе не кривил душой. Позанимавшись некоторое время в радиокружке, он увлекся этим делом всерьез и даже сейчас еще любил собирать радиоприемники, чинить радиолы и все такое прочее, за что ему были признательны многие, а лучшая подружка сестры — семиклассница Женька — так та его вообще обожала. Особенно после того, как он ей переносной проигрыватель починил. Хороший такой проигрыватель, в виде небольшого раскладного чемоданчика — «Юбилейный». Женька на нем пластинки Ива Монтана слушала, которые из Риги привезла, а в Риге у нее старшая сестра замужем за каким-то старпомом.
Да что там проигрыватель! В школе и в местном клубе без Макса не обходится практически ни один вечер танцев. Там ведь тоже надо что-то паять, чинить, звук налаживать. Все не так просто — надо, чтобы работало.
— Так, а кто еще с тобой занимался? Активным был?
— Да много кто, — молодой человек задумался. — Мишка Рашников, он в ремесленном сейчас, ну, в училище… Еще Колька Федотов, в десятый «Б» перешел… Ванька Мошников — это вообще восьмиклассник…
— А живут они…
Пожав плечами, Макс продиктовал адреса. А что бы и не сказать? В милиции-то, почитай, и так все адреса известны. Зачем тогда участковый их спрашивал? А черт его знает.
— Теперь вот еще… Ночью ты где был?
Вот тут Максим по-настоящему удивился:
— Так дома, спал.
— Домашние подтвердить могут?
— Вот это вряд ли! Я летом в сарайке сплю. Там хорошо, нежарко.
— Да, он в сарайке спит, — подтвердила, хотя никто ее и не спрашивал, Катя. — Там, за домом. Удобно… — девочка завистливо вздохнула. — Когда хочешь — пришел, кода хочешь — ушел. Никто и слова не скажет.
— Так-та-ак… — покусав губу, протянул участковый. — Так-так…
— Да что случилось-то? — Макс искоса посмотрел на милиционера.
— Да так… — прощаясь, уклончиво отозвался тот. — Узнаете, если что.
— Симпатичный… — захлопнув за гостем дверь, улыбнулась Катя. — Вот интересно, девушек в милиционеры берут?
— Сиди уж… девушка!
— А что? Ой! — округлив глаза, сестра вдруг всплеснула руками: — Самое главное-то я тебе не сказала! И у милиционера забыла спросить.
— Да что случилось-то?
— Дом пионеров ночью ограбили! Говорят, имущества вынесли — на большие тыщи!
— Да откуда там тыщи? Стой! Дом пионеров? Ночью? Так это что же, это милиция думает, что это я, мы…