Так и провозились с коряжиной почти до самого обеда, да и не вытащили бы, если бы Николай, тракторист, не помог. А что, парень молодой, сильный, недавно после армии.
— Ой, спасибо, Коля!
— В стакане не булькает! — Николай вообще слыл нелюдимым, но иногда мог позволить себе пошутить. Вот как сейчас. — Ла-адно, смеюсь… Девки, вы больше к таким корягам не лезьте — животики надорвете.
— И никакие мы не девки, а пионерки!
— Ишь ты, пионерки они. Пить хотите, пионерки?
Тут уж все грянули радостным хором:
— Да-а-а!
— Дя-а-а-а, — вернувшись к трактору, передразнил тракторист. — Там вон, у остановки, два бидона привезли.
— А-а! Мы видели.
— Один — вам пить, второй — умываться. Смотрите не перепутайте.
Женька сняла платок и сверкнула глазами:
— А как их не…
Тут старшая пионервожатая, глянув на часы, поспешно объявила обед. Громко так крикнула:
— Обедать!
Председатель совета отряда ябеда Лешка Петров тут же скомандовал:
— Становись! На обед шаг-о-ом… марш! Песню за-пе-вай!
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с бою взять Приморье,
Белой армии оплот…
Поднимая пыль, школьники через все поле зашагали к автобусной остановке. Кроме привезенных бидонов с водой там же были оставлены и вещи — курточки, котомки с едой…
Напились, по очереди черпая воду большой алюминиевой кружкой. Умывались, брызгались, хохотали…
Сняв сапоги, Женька уселась в траву, вытянув уставшие ноги. Да все уселись, развязали котомки, покидали все, что у кого было, на расстеленный вместо скатерти платок. Ну, не каждому же свое кушать! Чай, не какие-нибудь единоличники, а нормальные советские подростки.
Вареная прошлогодняя картошка, сало, первый лучок с редиской, у кого-то — соленые огурцы… Еще — вареные яйца да черный ноздреватый хлеб. Все. Жили небогато, особых разносолов не было.
Зато было весело! И все делили на всех.
— М-м… У вас уже лук, что ли?
— И редиска!
— У нас нету еще. Вкусная!
— Ой, девочки, в «Лентагиз», говорят, такие ленты привезли! Прямо сами в косы просятся! Синие, красные… Разные!
— Что-то не видела я там никаких лент. Вчера заходила.
— С утра?
— С обеда.
— Так ты бы еще дольше спала!
— Девочки, а в Дом быта креп-жоржет привезли. Синенький такой, в желтый цветочек… Вот бы такой на платье!
— И на блузку хорошо. С таким бы, знаете, воротничком…
— Ты еще скажи — на купальник!
— Ой! А видели, какой на Бриджит купальник?
Какой на артистке Бриджит Бардо купальник все, конечно же, видели, правда, слова «бикини» не знали. Конечно, советской девушке в таком неприлично, но…
Покраснев, девчонки переглянулись и замолчали. Сидевшим рядом мальчишкам о купальниках знать не следовало.
— Парни, — первой прищурилась Катя. — А не пошли бы вы… Трактористу картошечки бы не отнесли… или вот сала…
— Пошли, конечно, ребята, — здоровенный Игорек Бочаров, физорг, потянувшись, поднялся на ноги. — Чего тут с ним сидеть? Николай трактор обещал показать. Как заводится…
— Ага, глянем, — тут все парни разом вскочили, еще бы — трактор! — Поглядим!
— Ну наконец-то ушли, — проводив мальчишек глазами, Катя потерла руки. — Ой, девочки! Там такие трусики, тут вот — лиф и пупок — голый!
— Я б в таком на пляж не пошла.
— А я бы пошла!
— И я — тоже…
— Ну, если все вместе, то — да…
У мальчишек между тем была своя правда. Тракторист не обманул, раз уж обещал — показывал:
— Вот за этот тросик — видите? — тягаете… резко так… Раз! Заведете пускач. Потом вот эту ручку — туда, а эту — сюда. Заработает основной. Пускач вырубите…
Первым попробовал Бочаров. Дернул — затрещал пусковой движок! Запустился и основной… Трактор взревел, затрясся!
— Ой, и я хочу!
— И я!
— Цыц! Это что вам, игрушка, что ли? Давайте-ка за работу. Тем более обед уже кончился.
И в самом деле кончился, девчонки уже шли к «пене».
— А я и пописать не успел, — спохватился Петров.
— И я…
— Айда во-он к тем кустам.
На краю поля росли густые кусты барбариса и тамянки, дальше начинался малинник, а за ним уже — лес. Настоящий, густой, тянувшийся до самой Вологды. Или до Архангельска. В общем, далеко.
Подбежав к кустам, ребята неожиданно обернулись и закричали… Ябеда Петров даже кепку снял, замахал. Потом побежал к трактору, весь возбужденный, с округлившимися глазами:
— Там это… Мужик мертвый! Лежит. Прямо в кустах.
— Может, пьяный?
— Да мертвый же! Зуб даю! Честное пионерское, чтоб мне сдохнуть!
О трупе сообщил дежурный. Буднично так заглянул в кабинет к участковому, прямо с кружкой чая:
— Там мужика мертвого нашли. На учхозе, недалеко от Школьной. Начальник сказал — съезди. Если криминальный — так у нас как раз и следователь тут.
— Что еще за мужик? — услыхав разговор, вышел в коридор Алтуфьев. — Где?
— Говорю же, на учхозе, — дежурный поставил кружку на подоконник. — Учительница позвонила со Школьной. Там ребята на учхозе, на практике. Они и нашли. Девочка какая-то опознала. Говорит — тракторист из Койволы.
— Крокотов!
Переглянувшись, участковый и следователь, не сговариваясь, выбежали на улицу — к мотоциклу, по пути прихватив с собой еще и криминалиста Теркина.
— Михалыч! — Алтуфьев все же стукнул в окно дежурки. — Эскулапу нашему позвони.
— Кому?
— Судмедэскперту!
— А, Варфоломеичу? Так уже… Он сказал, на велосипеде приедет.
Охрану места происшествия организовал тракторист Николай, и вполне грамотно: всех детей велел увести прочь, оставив только непосредственных свидетелей и ту, что опознала, — симпатичную синеглазую девчушку с испуганно-бледным лицом.
— А, Женя! Опять ты, — узнал ее Дорожкин.
И тут же напустил на себя важный вид:
— Товарищ следователь, вот это та девочка, о которой я докладывал. Та, что с почтальоном… в сарае…
Алтуфьев ободряюще улыбнулся:
— Женя, нам с тобой обязательно нужно поговорить.
— Я понимаю… А Максим?
— Это тот, что ей помог. Мезенцев, — напомнил участковый.
— А! Ну да, и с Максимом — тоже. Женя, вечерком подойти сможешь?
— Смогу.
— Вот и славненько. Так, отошли все подальше! Спасибо!
Труп лежал на правом боку, неестественно изогнув руки. Круглое красное лицо, уже отекшее, на разбитом затылке запеклась кровь. Крокотов? Да пес его знает, тут и близкие родственники сразу не поймут — мышцы у мертвецов расслабляются, придавая лицу умиротворенное выражение, совершенно не свойственное человеку при жизни.
Отчего же тогда его так уверенно опознали?
Следователь обернулся:
— Женя! А ты, значит, Крокотова знала?
— Видела пару раз. У нас, в Доме крестьянина. И еще — на почте.
Девчонка явно что-то скрывала… или скорее просто не отошла еще — все же не каждый день трупы видит.
— И вот так сразу узнала?
— Я татуировку запомнила.
И правда! Это, Владимир Андреевич, между прочим, тебе в укор! Что, не видишь, на левом запястье убитого наколото небольшое сердечко в виде червовой масти и две буквы — «И» и «М». Имя зазнобы, надо полагать.
Но девчонка-то! Это увидеть пару раз — и сразу запомнить!
— Я бы и не запомнила, — неожиданно улыбнулась Женя. — Если бы не буквы «И» и «М».
— А что в них такого? — следователь посмотрел вдаль, заметив появившуюся на шоссе фигурку велосипедиста с чемоданом на багажнике. Верно, Варфоломеич, судмедэксперт.
— Так ведь это же Ив Монтан! Инициалы. Я потому и запомнила.
— Нравится? А Пари… ла-ла-ла… ла-ла-ла… — вдруг подмигнул и напел Владимир Андреевич.
— Очень! Ой, и вы тоже его любите? А у меня пластинка есть! Сестра в Риге купила. А вам какая песня больше нравится? Мне — так «Большие бульвары», и… вообще — все!
Так бывает. Шок пройдет, и люди начинают быстро и много говорить о чем-то не очень важном. Хотя, если бы не Ив Монтан, вряд ли бы эта девочка запомнила колхозного тракториста Крокотова, совсем чужого для нее человека.
— Игорь… Африканыч, что там, в карманах?
— Да пачка «Беломора». Полупустая уже. Еще спички… коробок.
— Жаль, бумажника нет, — подъехав, улыбнулся велосипедист — сухонький вальяжный старичок, Андрей Варфоломеевич, бывший акушер, ныне — патологоанатом и судмедэксперт.
— Ну, ты тоже скажешь, Варфоломеич! — здороваясь, засмеялся Теркин. — Бумажник — у сельского мужика?! Ты еще скажи — портмоне! Если что ценное и было — так уже давно прибрали. Тот же убийца.
Открыв чемоданчик, судмедэксперт натянул перчатки и полез к трупу.
— Следов борьбы пока не наблюдаю.
— Думаю, это знакомый был, — опросив подростков, Алтуфьев подошел к коллегам. — О чем-то говорили, судачили… А потом один отвернулся — другой ему камнем по башке. Не договорились! Камень, кстати, нашли?
— Отыскали. Метрах в трех, под кустом… Весь в крови! То есть в бурых потеках…
— Орелики! — вдруг выпрямился Варфоломеич. — А ведь его сначала ножом! В левую часть груди. В сердце — ребро помешало. И добили камнем. Чтобы, так сказать, не мучился.
— Почему не ножом? — следователь задумчиво почмокал губами. — От волнения, наверно… Хотя, кто его знает? Поймаем — спросим.
— Думаешь — почтальон? — поинтересовался Дорожкин.
— Пожалуй. Учитывая, что ты мне рассказал… и найденную в сарае Столетова кепку… Зачем он ее туда притащил, интересно? Хотя… допустим, вызвал Крокотова на встречу, хотел убить. За этим и вызвал! После надел кепку, вошел — словно бы сам Крокотов — в Дом крестьянина… Вещи, документы забрал. Пока администраторша Леночка с ухажером своим в кустах миловались… А сосед по комнате спросонья принял убийцу за самого Крокотова.
— Да, так может быть, — согласно кивнул участковый. — И кепку он для этого и надел, чтобы походить… А потом так в ней и пошел, машинально. Нету здесь кепки-то!