— И ухажер Леночкин звук двигателя слышал… Мопед! «Газовик»! Такой же, как у почтальона, — Алтуфьев продолжал свои рассуждения. — Утверждает, что, как бывший моторист, никак не мог ошибиться. И тогда… кто-то же должен был видеть Столетова утром, примерно в полпятого-полшестого утра…
— В это время доярок на первую дойку возят, — заметил Дорожкин. — Я завтра могу поспрошать.
— Вот-вот, сделай милость, — Владимир Андреевич пригладил растрепавшиеся на ветру волосы. — А я с ребятами переговорю. С Мезенцевым и с этой вот Женей.
— Женечка Горемыка, так ее в детстве прозвали. Все время в истории попадала разные. Как-то по весне колхозный грузовик едва в кювет не опрокинула.
— Ну!
— Котька Хренков учил ездить…
— Опять Хренков! — Алтуфьев покачал головой. — Ну, в каждой бочке — затычка. Как, впрочем, и девочка эта, Женя.
— Эх, что же почтальон-то… кепку… в собственном сарае… — закурив предложенную следователем сигарету, задумчиво протянул участковый.
— А с чего ты взял, что любой преступник, пусть даже убийца, — обязательно умный? — затянувшись, Алтуфьев прищурился и выпустил дым. — Он может быть умным, глупым, среднего ума — разным! Обычный человек — вовсе не дьявол! А все обычные люди склонны к ошибкам. Тем более в необычных условиях. А убийство — это условие необычное. Вот и вышло… Как говорили древние, «эраре гуманум эст»! Вот и Столетов… Вернулся, поставил в сарай мопед, машинально повесил кепку… или бросил на полку… Мы ведь на нее и внимания не обратили.
— Вообще-то — да…
— Вообще-то с этим почтальоном уже многое более-менее ясно, — втоптав окурок в землю — чтобы, не дай бог, не загорелось, — продолжал Владимир Андреевич. — Это именно он подставил Максима Мезенцева — анонимка на листке из тетради в косую линейку, фотографии и все такое… Он же подбросил часы Хренкову. Скорее всего, он и Лиду убил, и Крокотова. Крокотова — специально, а Лиду все-таки случайно. Как убил бы и эту девочку Женю, не подоспей вовремя помощь. Что и говорить, повезло девчонке! Не такой уж и горемыкой оказалась.
— Да не то чтобы повезло, — загадочно улыбнулся Дорожкин. — Она ведь сама Макса Мезенцева с собой в сарай звала. Хотела, чтобы вместе… Он и отказался-то только для виду.
Хмыкнув, следователь посмотрел вдаль, на уходившую к автобусной остановке девчонку:
— Эх, Максим, Максим… Похоже, не все ты мне тогда рассказал, не все. И не про всех — точно.
Глава 10Озерск,конец июня 1963 г.
На этот раз Владимир Андреевич беседовал с ребятами долго, около двух часов. Сначала расспросил Максима, потом Женьку, потом — обоих вместе. Старался составить для себя целостную картину, причем последовательно — сначала на Крокотова, потом на почтальона Столетова.
Пропавшего почтальона следователь сразу же объявил в розыск — имелись все основания. Котьку Хренкова подозревать перестал, его выпустили — кончились «выписанные» по мелкому хулиганству «сутки».
Главный же подозреваемый, Шалькин, так до сих пор и сидел, и отпустить его пока что не представлялось возможным — начальство такого бы однозначно не поняло, не разрешило. Мало того, спокойно могли и дело это у Алтуфьева забрать, отдать кому-нибудь другому, «более расторопному», как уже намекал прокурор.
Итак…
Занявшись самодеятельным расследованием, Максим с Женей поначалу вышли именно на него. Тракториста видели и у Дома пионеров, и у старой школы, да и по времени все сходилось — вот и стали подозревать. Что же касалось почтальона, то тот заинтересовал ребят со времени своей встречи с Крокотовым, которого юные сыщики подозревали всерьез. Вот и почтальона посчитали сообщником, стали следить, что едва не привело к трагедии!
Да, очень похоже, что именно Столетов и есть убийца. Роль же Крокотова сводилась к чему-то другому… К чему? Сообщник? Да нет, скорее — шантажист. Недаром проговорился жене, что скоро они «хорошо заживут»… Вымогал у Столетова деньги? Да, похоже, что так. Видимо, почтальон во время войны был связан с немцами, о чем осталось упоминание в архиве — эти документы Столетов и искал. Для того и переехал в Озерск…
Поначалу действовал осторожно, неторопливо и, скорее всего, нужные ему бумаги рано или поздно отыскал бы… Если бы не грянувшее объединение районов, когда появилась серьезная угроза, что в ходе передачи архивов компромат может всплыть! Пришлось действовать нахраписто, быстро и — совершить кучу ошибок.
Убийство Лиды тоже стало такой ошибкой — роковой! — почтальон его явно не планировал, все произошло случайно. Ну а дальше убийца занервничал, запаниковал, попытался подставить Шалькина, Хренкова — подбросил в его куртку часы, — а потом и Максима. Это уже явный перебор! Ошибка на ошибке.
А вот Крокотова Столетов убил вполне осознанно, просто убрал ненужного свидетеля, шантажиста. Наивный сельский тракторист и не понял, в какую опасную игру ввязался! Да и ребята… Ну, что там такое? Дядя Слава почтальон! Всегда такой забавный, улыбчивый — свой. И вот вам — нате!
— Что же ты так, Максим? — отпустив Женьку, Алтуфьев с укоризной взглянул на Мезенцева. — Мог ведь и раньше мне все рассказать. Про ту же Женю…
Юноша опустил голову и, казалось, постарался вжаться в стул.
— А вообще, кое в чем вы все же молодцы! — улыбнулся Владимир Андреевич. — Нашли свидетелей, ребят, всех, кто мог что-то видеть…
— Знаете, я бы за Женькой тогда все равно пошел бы, — Макс поднял голову. — Ну, в тот сарай… Видел же, что обиделась… Да и самому любопытно было.
— Любопытно им… — отложив протокол, фыркнул Алтуфьев. — Самодеятельность это называется, вот что! Самодеятельность и самонадеянность. Прямо детский сад! Последить они решили, обыск сделать… Сыщики! Мисс Марпл и Эркюль Пуаро! Ладно, Женя — еще малолетняя, к тому же девочка, но ты-то, Максим! Выпускник, взрослый солидный парень. И такое ребячество!
— Понимаю, — шмыгнув носом, парень смущенно покраснел и развел руками. — Я поначалу просто оправдаться хотел… ну, что не крал никаких фотоаппаратов! А потом Женька с дядькой своим… Они с моей младшей сестрой одноклассницы, подружки…
— С каким еще дядькой? — перебил следователь.
— Да с дядей Федей Шалькиным…
— Шалькин — родственник Жени?
— Ну да.
Поднявшись со стула, Алтуфьев подошел к окну и взял с подоконника пачку «Памира». Вытащил сигарету, покрутил в руках, задумчиво посмотрел на проезжавший по улице грузовик ЗИС-5, принадлежащий местной пожарной охране.
Поздравляю, Владимир Андреевич! Чего же ты родственников Шалькина-то не пробил? Не всех… Женечку вот не приметил! А она, видишь, в сыщицы подалась, в мисс Марпл заигралась почти до смерти… до жуткой смерти… По твоей, между прочим, вине, пусть и косвенной! Да-а… Ребят ругаешь, а сам?
— Товарищ следователь, а мне идти можно? — тихо осведомился Мезенцев.
Владимир Андреевич резко обернулся:
— А? Ах да, иди, конечно… Удачи. Извини, сам знаешь за что. Бывает, ошиблись…
— Да ничего, — юноша задержался у выхода, одернул надетый, несмотря на жару, пиджак. — Владимир Андреевич… А можно спросить? Вот вы говорили только что… Мисс Мапл… и этот… Эркуль… Это кто такие?
— Мисс Марпл и Эркюль Пуаро?
Алтуфьев едва удержался от смеха. Ну откуда же провинции их знать? Фильмов в прокате не было, да и книг тоже.
— Есть такая писательница — Агата Кристи. Увлекательные детективы пишет.
— А-а…
— Но в вашей библиотеке ты их вряд ли найдешь, — улыбнулся следователь. — А вот если заглянешь сюда, скажем, через недельку, я тебе привезу почитать. Ну, или через Дорожкина, участкового, передам. Хочешь?
— Конечно!
В дверь осторожно постучали.
— Не заперто!
— Можно? — осторожно заглянула Женька. Этакая скромница в сером ситцевом платьице. — А можно Максиму сказать… А то мне на почту еще, за посылкой…
— Так он выходит уже, — следователь развел руками. — Опять на почту? Ой, Женя-Женя, и что тебя туда так тянет-то?
— Так бандероль! Сестра из Риги прислала!
— Из Риги? — невольно насторожился Алтуфьев. — Ну-ну…
— К нам мало кто из Риги пишет. Вот мне и недавно Михаилу Петровичу, дачнику, тоже из Риги было письмо.
— Что еще за дачник?
— Да Мельников, — Максим пригладил рукой волосы. — Тот, что на мотоцикле меня подвозил. К сараю…
— Ах да… Ну, пока, ребята! Не смею больше задерживать.
— До свидания.
«Мельников… Дачник… А мотоцикл у него откуда? Свой? Кстати, трофейный, немецкий… Эх, что же коляску-то не осмотрели? Так ведь не тем голова была занята. Ладно, успеем еще, осмотрим… Однако и письмо этому Мельникову — из Риги… Да мало ли кто кому пишет? И тем не менее…»
Выйдя из кабинета, Владимир Андреевич заглянул в паспортный стол, поболтал с паспортисткой Верочкой, симпатичной особой лет тридцати, увы, замужней. Попил предложенного чайку с печеньем, заодно спросил о Мельникове.
— Мельников? Нет, временной прописки не делал. Да он и ненадолго к нам. Уж точно — не на все лето.
— А вы откуда знаете, Верочка?
— Так Потаповы, что ему комнату сдали, — наши родственники. Не ближние, правда, но… Он из Ленинграда, какой-то научный работник, биолог, что ли…
— Вера, а мотоцикл у Потаповых есть?
— Есть. Старый такой, немецкий. А что?
— Да так…
Допив чай, Алтуфьев раскланялся, но вдруг обернулся на пороге… словно бы что-то торкнуло:
— Верочка, вы запрос на этого Мельникова отправьте. Кто такой, кем работает…
— Так если надо, я и позвонить могу, — хлопнула ресницами паспортистка. — Девочки все и выяснят. А запрос — это долго.
— С меня пастила! Вы ванильную любите?
— Ну что вы, Владимир Андреевич…
— Значит, ванильная. Вместе чайку и попьем! Уж не лишайте меня такой милости.
— О, вот ты где! — в коридоре уже отирался Дорожкин. — Я тут старушку забавную опросил.
— Что за старушка? — Алтуфьев вытащил сигареты. — Кури…
Оба закурили здесь же, в коридоре, у распахнутого окна.