Камински удивился, вернувшись к тому месту, где уже ее видел. Гелла лежала на спине. Она все еще была обнажена, глаза ее были открыты. Когда она его заметила, она протянула к нему руки, как будто так и должно было быть.
– Иди, – тихо позвала она, – подойди, возлюбленный мой!
Что ему оставалось делать? Увиденное породило в нем сомнение, складывалось впечатление, что Гелла одержима. Но разве страсть – не одержимость своего рода? О чем можно было раздумывать, если она этого хотела и он этого хотел? «Нашелся бы хоть один мужчина, – подумал Камински, – который в такой ситуации сказал бы нет?»
То, что произошло потом, Камински мог вспомнить только урывками, так завертело его песчаной бурей под черным небом Абу-Симбел. Никогда еще он не испытывал столь сладостных чувств. Гелла была подобна животному, разъяренной змее, а затем превратилась в ласковую кошку. Как гусеница превращается в бабочку, так и Гелла каждое мгновение, меняла свой облик, но была все та же.
Он больше не помнил о своей клятве не иметь дела с женщинами, все было забыто. Все, что он называл опытом. Эта женщина над ним, под ним, рядом с ним была олицетворением желания, воплощением страсти – в конце концов, просто инкарнацией одержимости. Если Гелла была одержимой, он хотел быть одержимым вместе с ней!
Она урчала низким голосом, как экзотический зверь. Камински никогда не слышал подобных звуков. Она вызывала благоговейный трепет. Что касается его сексуальных привычек, то до этого он придерживался страстной немоты. Но теперь, когда он лежал под гибким телом Геллы, его мозг был словно поражен пылающим клинком. И Камински закричал – громко, несдержанно, исполненный счастливого восхищения…
19
На склоне горы над храмовым комплексом началась подготовка к установке вырезанных блоков. Геодезисты потратили неделю, чтобы утвердить основные характеристики площадки и определиться с ее длиной, ведь здесь должен был уместиться большой храм. Гастон Бедо, возглавлявший группу геодезистов, выдвинул лозунг: ни сантиметра отклонения. В конце концов, большой храм и на новом месте должен был остаться столь же уникальным. Раз в год, в равноденствие, луч солнца должен был падать на портал и освещать фигуру Рамсеса между богами Пта, Амоном и Рахоракти.
Фундамент для гигантского бетонного колодца, на которым устанавливались вырезанные каменные блоки, требовал уйму материалов. Из Асуана баржами привозили цемент. Но самой большой проблемой стало изготовление бетона на открытом воздухе при температуре сорок-пятьдесят градусов. Или вода, которая должна была связывать цемент, испарялась, или бетон застывал быстрее, чем его успевали использовать.
Воду приходилось охлаждать до нуля градусов, и только в этом случае удавалось приготовить бетон, с которым можно было нормально работать. Правда, эта процедура требовала значительных затрат электроэнергии, но ее вырабатывала автономная электростанция, дизельный агрегат которой шумел день и ночь. Запасов горючего едва хватало на неделю. А танкер из Асуана опаздывал уже на три дня.
Якоби занервничал и созвал внеочередное заседание. Обстановка сложилась напряженная, но проблему нужно было обсудить. Якоби без долгих предисловий перешел к делу. Он сообщил, что запас горючего будет исчерпан через четыре дня, а египтяне не в состоянии обеспечить подвоз.
– Думаю, вы все понимаете, что это означает.
– Нет! – крикнул Иштван Рогалла, немецкий археолог. – Но вы же нам это объясните?
– Это означает, что мы вынуждены перепланировать работу. Мы прекратим производство бетона, требующее больших энергозатрат. Придется отключить от электричества поселок рабочих и частные дома. Вам придется некоторое время пожить без кондиционеров. Мы полностью сконцентрируемся на строительных работах. Если не сделать этого прямо сейчас, потом у нас не будет шансов.
Жесткое высказывание Якоби вызвало большое волнение. Громче всех ругался Алинардо, который, очевидно, неправильно понял Якоби. Он кричал, что без тока не сможет работать. Лундхольм жаловался, что не сможет спать без кондиционера, а без сна не сможет работать. Бедо, раскрасневшийся от злости, был готов бросить работу и прямо сказал, что египтяне не заслужили такого проекта, как Абу-Симбел, а Лундхольм вскочил и прокричал:
– Я так больше не желаю работать!
Доктор Хассан Мухтар поднялся и принялся успокаивать присутствующих:
– Друзья, если на то будет воля Аллаха, мы сможем переместить храм Абу-Симбел – с горючим или без. Аллах велик, и велик пророк его Мухаммед. Если на то воля Аллаха, чтобы мы утопили этот храм в Ниле, то он нам подает знак.
Европейцу тяжело серьезно воспринимать подобные слова. Рогалла бесцеремонно рассмеялся, а Камински, который все время сидел с отсутствующим видом, громко сказал:
– Аминь.
Балое и Рая, сидя в сторонке, у окна, перешептывались.
– Я не знаю, – сказал тихо Балое, – но, похоже, за этим стоят русские.
Рая кивнула.
– Да, я тоже об этом подумала. Явно прослеживается почерк Смоличева. Нужно сказать об этом Якоби.
– Ты спятила! – зашипел на нее Балое. – Ты хочешь выдать и себя, и меня?
– Что значит выдать! Должен же быть какой-то способ предупредить директора строительства, что прогнозы Антонова заведомо ложные и вода в Ниле прибывает не так быстро, как сообщили. И не нужно было бы проводить экстренное совещание только из-за задержки поставок горючего.
Балое нервно закурил.
– Хорошо, подойди к Якоби и скажи: «Мое имя не Монте, меня зовут Курянова, и я из КГБ. Все данные, которые вы получили от русских, ложные…»
Рая раздраженно махнула рукой.
– Да, хорошо! Но ты не находишь, что мы оказались в безумном положении? Мы все знаем, но не можем помочь. Если правда выяснится, первым делом подозревать будут тебя. Что же нам делать?
20
Тем временем танкер, который вез горючее в Абу-Симбел, стоял на якоре между Эсной и Эдфу. Капитан по радио сообщил о неполадках с мотором. Запчасти должны были привезти из Каира, а на это ушла бы минимум неделя. Как выяснилось позже, причиной неполадок был не технический, а человеческий фактор: ошибку в обслуживании допустил первый механик.
Но задержки в десять дней с лихвой хватило, чтобы надолго отравить атмосферу на строительной площадке в Абу-Симбел. В борьбе за распределение электричества даже друзья превратились во врагов, потому что каждый считал свою работу самой важной. К тому же стояла нестерпимая жара, даже ночью одолевавшая людей в каменных домах. Мужчины приходили на стройплощадку невыспавшимися и раздраженно принимались за работу.
Рая Курянова, или Монте, и Жак Балое были единственными, кто знал, что энергетический кризис спровоцирован советской секретной службой, что вода в водохранилище поднимается медленнее, чем показывали расчеты.
Эта информация стала для обоих тяжким бременем. Каждый боялся предательства со стороны другого. В конце концов Рая собрала свои вещи и переехала, подыскав комнату в «конюшне», где квартировал Алинардо.
В рабочем лагере, где в то время жили преимущественно египтяне, которых было около тысячи, нубийцы организовали демонстрацию протеста. Многие бросили работу. Положение стало критическим.
Наконец с опозданием в двенадцать дней из Асуана прибыло долгожданное горючее, и работа вновь закипела.
21
Меньше всех в сложившейся ситуации пострадал Камински. Распил и транспортировка храмовых блоков шли точно по графику, что вызывало всеобщее уважение к инженеру. Его отношения с Геллой Хорнштайн не остались незамеченными. Их постоянно можно было видеть вместе, и не только по вечерам в казино. Ни для кого не было секретом, что Камински часто проводил ночи в ее доме.
Доктор Георг Хекман, директор больницы, болезненно завидовал успеху Камински. Он бы не чувствовал себя опозоренным, если бы еще три дня назад в разговоре с глазу на глаз не назвал Геллу своей правой рукой. Теперь Хекман старался избегать встреч с обоими, но если таковые все же случались, приветствовал Геллу и Камински с показным дружелюбием.
Что касается Камински, то он был на седьмом небе от счастья. И только когда работал на стройплощадке, ломал себе голову: какое же обличие Геллы Хорнштайн истинное? Была ли она в действительности холодной, бесчувственной, внушающей всем уважение женщиной или же страстной и безудержной, способной свести с ума любого мужчину? Но несмотря на длительные раздумья, этот вопрос так и остался без ответа.
Впрочем, ответ Камински не интересовал, пока Гелла встречала его с такой страстью. Конечно, ему нравилось думать, что он разогнал всех бывших ухажеров Геллы. В своих мечтах он даже доходил до того, что представлял себе новую жизнь вместе с ней после Абу-Симбел. Но об этом он не решался говорить вслух. Пока не решался.
В этот вечер они торопливо ужинали в казино, и их беспокойство было заметно со стороны. Внимательный наблюдатель наверняка отметил бы, что за ужином они не проронили ни слова, лишь поглядывали друг на друга, будто читали мысли. Наконец они вышли из столовой и отправились на внедорожнике Камински в восточном направлении. Незадолго до наступления темноты они доехали по Эксес-роуд до строительного бюро Камински, расположенного на берегу водохранилища.
Камински открыл дверь и проводил Геллу в деревянный дом. Через некоторое время они вернулись к машине, чтобы поставить ее подальше от барака, за небольшим храмом. Напротив ярким светом прожекторов сияла строительная площадка. От переплетений стальных тросов и мачт кранов создавалось впечатление, что проводится разгрузка старого парусного судна. Безудержно завывали пилы Алинардо, выбрасывая в ночное небо облака пыли. Камински всегда завораживала эта сцена.
Из-за шума и спешки никто не замечал Камински. Это было в его стиле: неожиданно появиться в самое неподходящее время и снова исчезнуть. И сегодня он незаметно исчез в строительном бараке.
На этот раз Камински подготовился основательн