– Какой–какой, ротаторный, –ответил спокойно Русаков.–Они тоже люди и тоже хотят встретить новый год. По ценам школьного рынка, здесь примерно пиротехники марок на триста, А может и больше. Ты же сам говорил мне, что литр ротаторного спирта стоит всего шесть марок пятьдесят пфеннигов, а это если перевести на водку, то пять бутылок первоклассного шнапса по цене тринадцать марок пятьдесят пфеннигов.
– Саша, я думал ты умный мальчик, а ты дебил! Они же отравятся! Ты что не видел, что на бутылке нарисован череп с костями, и ясно написано «Gift –Lebensgefahr».
– Ты Виталик, не паникуй. Немцу поверить – себя обмануть! Ни кто этим спиртом не отравится, кроме глупых фрицев. Ты же сам мне говорил, что твой папик любит в обед перед борщом, грамм сто для аппетита употребить. Ты же сам говорил, что у него язва и ничего –он как Ленин –живее всех живых! Я между прочим спирт этот паяльником проверял.
Виталий посмотрел на Сашку глазами полными удивления, и недоуменно спросил:
– Паяльник то здесь причем?
– Да Демидов–ты дремуч, словно сибирская тайга! Чему тебя только советская школа учит!? После каникул рекомендую тебе взяться за учебу. Посоветую Татьяне Ивановне усилить в отношении тебя требования по химии. Жало паяльника Виталик, состоит из чистой меди, и при нагревании с последующим опусканием её в этиловый спирт, образуется уксусный ангидрид. Выделяются пары со стойким запахом уксуса. А что следует за тем – если спирт пахнет уксусом? Правильно Демидов – это именно тот спирт, который можно пить в свое удовольствие.
– Черт–откуда ты все это знаешь, –спросил удивленно Виталий, почесывая затылок.
– Я брат, хочу в военное училище поступать. Буду сапером–подрывником! Очень обожаю я химию и это дело…. Виталий включил магнитофон, и накинув на стол скатерть, принялся сервировать стол различной снедью, от селедки под шубой до бутербродов с красной икрой. Достав из загашника две бутылки советского шампанского и бутылку абрикосового ликера, он показал Русакову напитки.
– Вот глянь, что мы имеем в своем активе: советское шампанское –две штуки.
– Куртка замшевый –две штуки, кинокамера –две штуки! Магнитофон импортный две штуки, –сказал Русаков, вспомнив комедию Гайдая.
– Типа так мы шутим?
– Типа да, –ответил Русаков.
– А это у нас «априкот бренди» на тот случай если камрадки от шампанского до кондиции не дойдут. Вишневый ликер весь раскупили. Я как–то на днях пробовал –вкусная штука, –сказал Виталий, –тридцать пять градусов.
– А больше нам и не надо, –ответил Русаков. –Главное чтобы камрадки наклюкались, а там и до настоящего дела дойдет. Я слышал, как мужики в таком случае говорят….
– Ну и как же….
– Пьяная баба «звезде» не хозяйка….
Виталий засмеялся, и глянул на часы. До нового года по московскому времени оставались считанные минуты.
– Слышь, «Химик» хренов –пора уже! Смотри, без десяти десять! Наши камрадки уже, наверное, нас на КПП ждут, они же пунктуальные до мозга костей. Русаков сунул взрыв- пакеты по карманам, ракеты за пояс и надев куртку, сказал:
– Ну что –я готов! Нам татарам равнобедренно, что Крым, что крематорий….
– Причем тут Крым, –спросил Виталий.
– Так и в Крыму и в крематории очень жарко….
Виталий засмеялся, и накинув на себя куртку не закрывая двери, покинул квартиру. Несмотря на новый год, снега еще не было. Влажный морозный воздух был неприятен и уже через пять минут пребывания на улице озноб начинал пробирать до самых костей. Где–то невдалеке, стуча колесами на стыках рельс в Вюнсдорф прошла последняя электричка из Берлина. На ней обычно возвращались немцы, работавшие в городе, да русские, которые имели удовольствие посетить столицу ГДР, с целью покупок. Часы отсчитывали последние минуты, после которых в Союзе наступал совсем другой год. Еще минута, и в небо Германии взовьются сотни и даже тысячи ракет расцвечивая небо десятками тысяч разноцветных огней.
– Пришли! –Стоят наши девочки, рядом с КПП, –сказал Виталий, увидев под фонарем немок.
– Картина маслом, –сказал Русаков. –Возле казармы в свете фонаря….
– Какого фонаря, какая казарма, – спросил Виталий. –Что ты гонишь?
– Дурак! Песня такая есть: Лили Марлен называется, её Марлен Дитрих пела….
Девчонки, держась под ручку, стояли на противоположной стороне гарнизонного контрольного пункта. Русаков достав из –за пояса четыре сигнальных ракетницы, стал по ходу движения скручивать с них колпачки, чтобы освободить доступ к пусковым шнурам.
– Успеем, не успеем?! Успеем не успеем, – твердил Русаков себе под нос, готовясь к салюту.
– Успеем, –сказал Виталий….
– Добрый вечер. С новым годом вас мальчики –сказали девушки по–немецки.
– Добрый вечер, –ответили парни. Виталий, подхватил под руку Эрику, и тут же выдал:
– Айн момент! –Ахтунг, –сказал Русаков. Он сунул в руки девчонок по сигнальной ракетнице.
– Вас ист, –спросила Керстин, забыв от неожиданности даже крупицы русского языка, который она изучала в школе.
– Дас ист русишь гросе феерверк! Виталя, расскажи нашим иностранным подружкам, как надо за шнур дергать. –Ты же по–немецки шпрехаешь, как настоящий пылеглот….
– Не пылеглот, а плогиат, сказал Демидов. Только шнур дернуть или можно что-то еще….
– Не опошляй –ты же представитель великого Советского Союза, –сказал Русаков.
Виталий еще раз сказал «Ахтунг» и показал фроляйнм, как надо запускать ракеты. Взглянув на часы, он громко воскликнул:
– Внимание –ахтунг, вир шисен ецт! Девчонки насторожились. Виталий, наблюдая за циферблатом часов, стал шепотом отсчитывать время, которое оставалось до наступления советского нового года. Где–то вдалеке в небо над гарнизоном стали взлетать первые звездочки ракет, которые пускали те, кому не терпелось видеть огненное зрелище. Грохот взрыв-пакетов, петард и прочей пиротехники с каждой секундой стал нарастать все сильнее и сильней по всему гарнизону.
– Вюньф, фир, драй, –считали пацаны, глядя на циферблат, –цвай, айн, фуер, – в унисон считали вслед за парнями, прибывающие в шоке экзальтированные немки.
– Фуер…. –крикнул Русаков.
Компания одновременно потянула за шнурки. Четыре ракетницы с шипением вырвались из картонных трубок, и ушли ввысь, оставляя в ночном небе шлейфы белого дыма. Взлетев над землей, «ракетницы» с громким хлопком разлетелись в разные стороны, рассыпая зеленые и красные звездочки. От такого неожиданного эффекта, немок охватил настоящий восторг. Словно дети они хлопали в ладоши и запели какую –то песню: про новый год. Про доброго немецкого деда мороза Вайнахтсмана, который приходит в дом сквозь дымоход и дарит каждому ребенку подарок. Русаков наблюдая за Керстин, за её счастливой улыбкой, пребывал в режиме полного счастья. Он даже не успел сообразить, как «сладкие» и чувственные губы Керстин, впились в его губы. Впервые в жизни он целовался. Это было что-то неописуемое. Керстин в этом плане была более опытная. Язык немки проник ему в рот и как-то странно начал там двигаться, вызывая у парня чувство закипающей страсти и непонятной нежности. Он приятно шевелился, касался его языка и от этих ощущений «мурашки» пронизывали все его тело с головы, до самых пят. Первый в жизни вкус помады, возбуждал еще сильнее, и от этих ранее ему неизвестных ему ощущений, становилось настолько хорошо, что почему –то ему даже захотелось «умереть».
Это был тот первый поцелуй, который юноша запоминает на всю оставшуюся жизнь. Тот, который в минуты душевной меланхолии вспоминается тогда, когда в этой жизни его ничего уже не держит. Неповторимый и нежный запах волос, был настолько божественно благоуханным, что мгновенно отпечатался в матрицах его памяти не банальным чернильным штампом, а грубой сургучной печатью. Это был запах первой любви. Это был запах первой девушки, которая так нежданно –негаданно вошла в его юношескую жизнь, заставляя его тело «сходить с ума». Вновь приятной истомой заныло сердце, а живот наполнился огромной стаей «порхающих бабочек». Они махали крыльями, и их касания были непривычными и нежными, что от этих странных ощущений Русаков почти терял рассудок.
– Хальт – крикнул он, вспоминая слова из военных фильмов. –Стоять –не расходимся! Сейчас будет нох айн маль – марлезон балет. Русише гросе бах -бах….
Вытащив из кармана четыре армейских взрыв-пакета, он сунул их в руки девушкам.
– Вас ист? Это что такое –спросила Керстин, с любопытством рассматривая картонную «колбаску», из которой торчал кусок фитиля.
– Дас ист гросе русиш фейрверк, –сказал Виталий. –Дизе надо фуер –поджигать, и тогда будет бах –бах– шпринген. Зи фарштеин?
– О, я, я –ответила улыбаясь Эрика, –бах–бабах! После того, что произошло с Русаковым – было нечто необычным. Он смотрел на Керстин очарованным взглядом, и от этого ему становилось чертовски приятно. А фроляйн в силу своего немецкого воспитания тоже не скрывала к нему своего интереса. Сашка понравился ей, и между ними образовалась какая-то странная и невидимая связь, которая тонкими невидимыми нитями связала их души – их сердца. Девушка искренне улыбалась, и по её лицу было видно, что она счастлива. Счастлива быть рядом с Русаковым. Счастлива улыбаться ему. Счастлива, держать в руках этот чертов пиропатрон и ждать, когда зажженный фитиль, запустит обратный отсчет. Виталий достал коробок спичек и одновременно поджег все взрыв-пакеты. Немки воспитанные на старинных новогодних традициях, даже не могли себе представить, что русские смогут превзойти в своем мастерстве пиротехнического шоу даже их –мастеров огненных представлений, которые с времен Петра–1 славились умением создавать огненные, невиданной красоты зрелища. Но в этот вечер русские были вновь на высоте, и им удалось побить все рекорды по грохоту и фееричности. Первый взрыв грянул секунд через пять. Потом еще, еще и еще…. Перед тем, как ехать к своему другу Сашка намеренно подрезал огнепроводные шнуры с разным интервалом. Этому его научил сосед сапер.
– Шайсе! Даст ист гранатен, –кричали немки, прыгая на месте, затыкая уши ладошками. Парни, глядя на них, смеялись, и в этот самый миг Русаков почувствовал, как странное ощущение внутренних границ, незримо присутствующих между русскими и немцами, постепенно стало таять, словно ледяная сосулька в теплых руках.