– Я хочу сказать вам спасибо, –сказала Керстин. –З новим годом!
Компания чокнулась и одним махом осушила бокалы.
– М –м, дас ист шмект, –сказала Эрика, закусывая шампанское медовой дыней. Через несколько минут вино ударило в голову. Для девчонок мир перевернулся, став с головы на ноги. Опасения, которые они ранее испытывали, растворились в атмосфере праздника. Русские как по волшебству вдруг превратились из грубых необразованных славян, как их представляли немцы, в каких –то чутких и добрых ребят с горящими глазами. Русаков увидев, что девчонки захмелели, вновь наполнил фужеры вином и возбужденно выпалил:
– Между первой и второй, промежуток не большой!
– Ва, –спросила Керстин, улыбаясь.
– Русские Керстин, очень быстро пьют! Руссиш шнеллер шнапс тринкен! Айнц, цвай драй! А потом эссен! Эссен, унд нох айн маль эссен, –сказал Русаков, объясняя немкам традиции русского застолья.
– Натюрлих, –спросила Эрика, глядя сверкающими от вина глазами. –Я–я натюрлих! Драй маль шнапс тринкен–унд данн, эссен, эсссен унд эссен….
– Дас ист фантастишь, –сказала Эрика, протягивая руку за очередным фужером. –Я вас всех любить….
Вновь чокнувшись хрусталем, молодежь осушила фужеры, закусывая сочной и ароматной дыней. Вкус шампанского и дыни давал поразительный результат. Немки даже не заметили, как захмелели. В отличии от русских парней, которые были генетически более стойки к алкоголю, девчонки после второй рюмки стали терять над собой контроль. Они смеялись, угощали друг дружку дыней, и по их поведению можно было понять, что алкоголь сделал свое дело и девушки утратил над собой контроль.
– Ну что будем делать, –спросил Русаков –им бы еще добавить.
– Что –что у нас еще бутылка бренди и бутылка шампанского имеется, –сказал Виталий.
– А у меня в сумке еще грамм двести спирта есть. Я слил у бати –так на всякий случай. Ты как?
– Я пока в норме, –ответил Виталий.
– Ну, что тогда продолжим, –сказал Русаков, вытаскивая бутылку шампанского.
– Эх хорошо сидим! В первые минуты общения, пока еще вино не ударило в голову, ощущалось некоторая скованность, но уже через двенадцать минут, все барьеры общения становились все меньше и меньше, до тех пор, пока совсем не исчезли.
– Ахтунг, –сказал Русаков, привлекая внимание девчонок на себя. Оторвавшись от «селедки под шубой», которая стала основным востребованным блюдом, немки перевели взгляд на Александра.
– Вас ист дас? Что это, –спросила Керстин. –Это очень вкусно –шмект….
– Это селедка –фиш, –ответил Виталий.
– Фиш, –переспросила Эрика.
– Я –я фиш! Херинг, руббен унд майонезе, –сказал Виталий, набивая рот закуской.
– О, дас ист шмект! Вундербар, –сказала Керстин. –Очень хочу рецептур….
– Что она говорит, –спросил Русаков.
– Говорит, что очень вкусно и они хотят получить рецепт, –ответил Виталий.
Керстин улыбаясь, взяла у Сашки бутылку и эротично облизывая губы, поставила её обратно на стол.
– Не надо Заша хастен –спешить! Надо шампень пить цвельф ур.
– Керстин говорит, что шампанское будем пить в двенадцать часов, когда новый год в придет Германию.
– Так давай гони тогда свой априкот, –сказал Русаков. –Хочу выпить, у меня аж шкура чешется. Немножко добавим, а там уже и новый год не за горами. Осталось меньше часа. Виталий вытащил из тумбочки бутылку бренди, и сказал:
– Фроляйн– бренди тринк?
– О, я –сказала Керстин, нихт проблем. Бренди цу гуд! Очень корошо….
– Очень хорошо, –поправил Русаков, стараясь запомнить каждое слово.
– Я–я –хорошо, –улыбаясь, сказала Керстин, улыбаясь. Русские для немцев были совсем непонятными людьми –сродни гуманоидам. Они не вписывались ни в одну схему их укладистого арийского менталитета. Они могли жить в идеально чистых квартирах, и совсем не обращали внимания на грязные улицы, и окружающую атмосферу. Не секрет, что в некоторых городах Германии, где располагались гарнизоны советской армии, немцы называли такие улицы «Руссишшвайнштрассе», что означало – «Улица русских свиней». Нет–русские в ГДР, не были «свиньями» в прямом смысле этого слова. Просто русские в домах или гарнизонах постоянно менялись. А при таком подходе к делу, найти ответственного за порядок, вокруг ДОСов было больше чем проблематично. Жизнь в военных городках проходила стремительно. Одни офицеры, и их семьи сменяли других, поэтому те, кто прибыл на замену, не спешили заботиться и вкладывать собственные деньги в казенное жилье. Каждый знал, что через год – два в этой квартире будут жить совсем чужие люди, поэтому только редкий косметический ремонт, решал проблемы уюта и чистоты. Если бы не любопытство и симпатии, навеянные первыми чувствами, ни Керстин, ни Эрика вряд ли бы согласились на это свидание. Но сегодня случай был особый, немки по неизвестной причине и логике их жизненного пути, просто влюбились, а тайна о несметных сокровищах, о которых им рассказал дед, еще больше подогрела в них интерес к русским и их культуре. Подобные отношения для немцев были естественны. Девушки уже с пятнадцати –шестнадцать лет старались познать таинство сексуальной жизни, и охотно шли на контакт с парнями, будь то русский, немец или залетный поляк. С одной стороны русские вызывали у них какое–то подозрение своим вычурным великодушием, с другой стороны, их доброта и душевность рвали перед фроляйнми все известные стереотипы, которые были навеяны национальным воспитанием. То, что немцы не могли себе допустить, русские делали – даже не задумываясь о последствиях. Так же и с другой стороны, что делали свободно немцы, для русских было чем –то запрещенным, находящимся за гранью морали. Для немцев, переодевание на пляже в летний зной вне кабинок, было естественным занятием, как и загорание без купальников на нудистских пляжах. Ни кто из «аборигенов» не обращал на подобные вольности никакого внимания. Только русские могли реагировать на такое поведение дружным эмоциональным хором, который вгонял в смущение не обнаженных немок, а скорее школьных подружек. Именно за эту сексуальную раскованность русские очень любили любвеобильных немецких девушек, для которых интимные отношения были не следствием любви, а наоборот – банальной игрой в эту самую любовь. Виталий открыв бутылку абрикосового бренди, разлил напиток по рюмкам и, спросил:
– Ну что майне либе мэдхен, пьем за любовь или здоровье? –За здоровье, –ответил Русаков, поднимая рюмку.
– Будет здоровье, будет и любовь.
– Что они говорят, –спросила Эрика кузину, ничего не понимая в русской речи.
– Предлагают пить бренди, –ответила Керстин. –За любовь, или за здоровье.
– Я, я, я буду пить за любовь!?
– Давай – давай будем пить за любовь, –ответила фроляйн.
– И за здоровье тоже….
Разлитый по рюмкам чуждый русскому духу напиток, нежно благоухал ароматом абрикосов, и как бы говорил –«выпей меня». Его коварство нельзя было недооценивать, тем более в сочетании с советским шампанским. Это была та убойная смесь, которая одномоментно сносила любую светлую голову, превращая её в «мешок мякины».
До 1989 года оставались считанные минуты. Тогда еще ни кто из русских и немцев не знал, какие перемены наступят в этом году. Ветру лихолетья предстояло закружить в дикой пляске то, мироустройство, которое создавалось в Европе в послевоенный период, и героям этой повести придется уже скоро испить до капли, эту горькую чашу любви, предательства, и разочарования, которые уже скоро встанут на их пути.
– Ну что фроляйн –цум воль, –сказал Виталий, и обняв Эрику за талию, нежно поцеловал в щечку. Немка, не противилась, а наоборот прижалась к парню. Она была ласкова – словно кошка, тем самым старалась найти в его могучем славянском образе уютное местечко для своей души и тела. Чокнувшись, ребята выпили. Приятный на вкус алкоголь, скользнул теплой волной и улетел туда, где уже плескались остатки шампанского и бутерброды с икрой. До наступления эффекта оставались считанные минуты.
– Камараден бите ахтунг –айнц, цвай, драй, –сказал Русаков, и подобно факиру вывалил на диван из своей сумки: ракетницы и взрывпакеты.
– Ком ауф дер штрассе геин. Идем все на улицу, запускать ракеты и встречать, глюклих ное яр!
Девчонки переглянулись. Русские были просто неподражаемы. В отличии от их немецких сверстников, славяне были чуточку взрослее и в своих действиях более раскованней, не смотря на государственную идеологию, которая была призвана системой подавлять проявления свобод. У русских процветал некий бунтарский дух, и это очень импонировало фроляйнм. Они были свободны – свободны от комплексов и каких–то непонятных догм, тогда, как немцы уважали закон. Всего три минуты на сборы и накинув анораки, веселая компания выкатилась на улицу. Небо над гарнизоном было озарено всполохами сигнальных и осветительных ракет. Грохот от петард, взрыв-пакетов и прочей пиротехники наполнил все пространство военного городка. Ликующий народ в образе семей офицеров, прапорщиков и вольнонаемного состава резвился на улочках гарнизона, создавая из всего что взрывается и горит восхитительное огненное шоу.
– Айнц, цвай, драй –фуер, –командовал Виталий, и вновь расчертив пространство белыми полосами дыма взвились в небо четыре ракетницы, осыпая небо Германии россыпью магниевых звезд.
– С новым годом! Ура! Ура! Ура, – кричал Русаков, швыряя с другом во все стороны армейские взрыв-пакеты. Немки шокированные зрелищностью, заткнув ладонями уши, прыгали рядом, и в этой непонятной грохочущей какофонии было что–то грандиозное и символическое.
– Шампань, дафай тринкен шампань, –кричали немки. –Шампань тринкен цу хаузе, сказал Виталий. -Здесь нельзя тринкен шампань– цап-царап унд комендатур гебрахт….
Постепенно минут через десять канонада стихла, и улочки военного городка резко опустели. Люди разошлись по домам продолжать застолье, очищая холодильники от предновогодних заготовок.
– Слышишь черепаха, а знаешь –мне тут у них нравится, –сказала Эрика. – Когда Михаэль, узнает, что я встретила новый год у русских, он просто сойдет с ума.