ь. Слезы горечи текли по лицу, и он, вытирая их платком, проклинал в душе то время, которое стало для Германии временем краха и поражения. На память пришла встреча с родной страной. В мае сорок девятого года, он живой и невредимый вернулся в родной город Цоссен. После плена, он старался разыскать жену майора Шперрера, Карин, чтобы передать ей письмо, но кроме руин города, да братских могил, в котором покоилось гражданского население, он ничего не нашел. Дрезден жемчужина великой Германии – был стерт с лица земли американскими бомбовозами.
Глава двадцать седьмая
Посвящение в тайну
Долгожданное лето выдалось погожим и жарким. Погода радовала солнечными днями, и все дни офицерские отпрыски проводили на природе –на Гроссер Вюнсдорфер зее. Вюнсдорфское озеро было тем спасительным пристанищем в знойные дни, где целыми днями жарились на солнце те, кто был свободен, как от службы, так и учебы. Магнитофон «WEF–SIGMA», бурчал хитами которые звучали в то время из каждого открытого окна русского гарнизона.
В те жаркие летние дни, Вюнсдорфское озеро было настоящим спасительным пристанищем, страдающих от жары. Люди играли в волейбол, купались, пили пиво, кушали мороженное, и беспечно валялись на песке, подставляя свои телеса под палящие лучи солнца. Где были немцы, где были русские, отличить было невозможно – все были одинаковы, как оловянные солдатики, различающиеся только цветом плавок. –Слышь Санчело, а правду говорят, что у фрицев есть такие дикие пляжи, где бабы и мужики все без трусов купаются? Ты часом не слышал, где так можно свободно без трусов загорать?
– На полигоне загорай, там никого нет….
– Там Санчело, пули летают, и есть шанс, что пехотинцы могут писюн отстрелить…. –Я слышал, где–то на Балтике такой пляж есть. Только туда вроде русских не пускают, потому, что они приходят с фотиками, и фотают голых немок, –сказал Русаков. – Эротика мать её – секс….
– А как немцы отличают русских – там же все голые…. Вот смотри -на моей же роже не написано, что я русский, или какой-то залетный француз….
– Определяют Виталик, не по роже, а по жопе, –сказал Русаков, подставляя брюхо под ласкающие лучи солнца….
– А что, у нас жопы разные – у них типа арийские, а у нас типа славянские? – спросил Виталий, не понимая шутки.
– Мозг включи – славянин! Наши русские жопы белые, как у африканских антилоп, а у немцев тех, что на диком пляже, они от загара черные. Нас русских, немцы отличают по загару….
– А ведь, и правда, – ответил Демидов, закуривая, – мы ведь трусы только в бане снимаем – не то что немцы. У них вон –даже комрадки в раздевалках не прячутся. Выползла из воды, сняла купальник, показала всему пляжу свои сиськи – письки, переоделась в сухие тряпки, и домой на лисопеде покатила, словно так и надо….
– Европейская культура!
– А разве культура? По мне так полное бескультурье, –сказал Демидов.–Ни стыда тебе не совести. Как-то не по –христиански это….
– Тогда почему ты с Эрикой гуляешь, если это полное бескультурье, –спросил Русаков. –Она же лютеранка, а не христианка….
– А ты?….
– Я?! А я между прочим – влюбился! Меня при виде Керстин вштыривает всего; не по–детски. В брюхе бабочки порхают! Руки, ноги дрожат! Сердце ноет: и я её хочу!
– А у меня ничего не ноет, – спокойно сказал Демидов, отхлебнув пива, –мне нравится с Эрикой только сексом заниматься…. Очень она это дело любит…. Да и я не прочь пошалить….
Русаков затушил окурок в бумажном стаканчике, глотнул пива, и сказал:
– А где здесь любовь?
– Санчело, ты что издеваешься –какая на хрен любовь? Через год мы с тобой будем в Союзе, пиво «Жигулевское» пить, и студенток из мединститута щупать, а камрадки здесь останутся – навсегда в Германии…. Ты, что Керстин –через границу в чемодане потащишь?
– А вдруг?
– А вдруг тебе «Молчи», такую характеристику намалюет, что ты с ней даже в ПТУ не поступишь, – сказал Виталий. – Будет тебе тогда и Керстин, и перстин, и какава с чаем….
– Не намалюет, –ответил Русаков. –Наше дело не поддаваться на его провокации, и вести себя, как написано на последней странице тетради. А там, между прочим, кодекс строителя коммунизма написан….
– Смотри, как бы тебе уголовный кодекс не намалевали? Моралист затейник….
Пока парни нежились под солнцем, глотая пиво, немецкие подружки уединились, чтобы посекретничать и поплескаться в озере. После того как все «секреты» были со всех сторон обсуждены, наступило информационное и тактильное голодание. Фроляйнм захотелось внимания и нежности.
– Халло, – заорали девушки по–немецки в унисон, махая руками своим юнгеманам. –Заша, Витали. ком, ком цу мир – идите к нам….
– Пошли, окунемся, а то наши телки уже соскучились, –сказал Русаков, и поднявшись с покрывала, помчался в воду.
Виталий не торопясь выключил магнитофон, и с гиканьем бросился следом за своим другом, поднимая фонтаны брызг.
Русаков, тем временем уже вынырнул, и крепко вцепился в талию Keрстин, прижимая девушку к своему телу.
– Что соскучилась, – спросил он немку.
Керстин улыбнулась и, обняв парня, страстно впилась в его губы, не обращая внимания на окружающих. Поцелуй был горячий и страстный настолько, что у Русакова от такой любви даже опухла верхняя губа. С одной стороны, это выглядело смешно, а с другой – ему было горько –горько, что уже через год ему придется потерять Керстин, и как ему казалось, их судьбы разойдутся навсегда, как предсказывал «Ташкент».
Внезапно появившийся страх за утрату того, что он называл своей любовью, включило какой–то внутренний механизм. Сердце защемило от грусти, и непонятная тоска впилась в его душу, словно огромная пиявка, высасывающая из него жизненные соки.
– Черт, –сказал Русаков, –мне сейчас только этого не хватает. Парень выскочив из воды, вернулся на покрывало. Русаков в каком–то ступоре лег на живот, и, переживая свои фобии, уткнулся лицом в покрывало.
– Что?! Что это с ним, – спросила по–немецки Керстин, видя, как её любимый человек захандрил.
– Я не знаю, –ответил опешивший Виталий, пожимая плечами. –Может он кранкен?
Керстин выскочила из воды следом за Русаковым и, опустившись рядом на колени, обняла его, положив ему голову на спину.
– Вас, вас ист пасиат? Ду бист кранкен – туй болеть, – спросила она, мешая от волнения русские и немецкие слова.
Русаков молчал. Он понимал, что стоит ему сказать хоть слово, и его сердечные страдания уже будет не унять. Он был по-настоящему влюблен в эту девушку и не знал, как ему в таком случае поступить. В голове вертелись мысли о побеге из дома, но он не мог выкинуть подобный фортель. Он не имел права даже думать об этом, чтобы не позорить своим проступком родителей. Да, конечно – он бы мог найти, этот чертов переход «Чекпойнт Чарли» в Берлине и, пройти на территорию, которую контролировали американские солдаты. Мог – но не мог. Такой поступок мгновенно поставил бы точку на военной карьере отца и матери. Их бы просто затаскали по особому отделу. Прослыть предателем Родины, он не мог –не имел на это никакого права. Все эти чувства бурлили в его душе кипящим котлом, и от этого становилось совсем не по себе.
– Ты что? Что случилось братэла, –спросил Виталий, вытираясь махровым полотенцем. –Ты так внезапно убежал, что я подумал у тебя случился понос….
– Душа вот тут болит, –ответил Русаков. –Понимаешь, вот тут жжет –так, что выть мне по-волчьи хочется….
– Что он сказал, –спросила Демидова Керстин.
– А так – у него херц кранкен, –ответил Виталий.
Керстин еще крепче обняла Александра и прошептала по–немецки на ухо:
– Их либэ дих Заша!
В этот миг, словно миллион бабочек вспорхнул в его душе. На какой–то миг Русакову стало легче. Он повернулся к девушке, и его руки сомкнулись у неё на шее, сцепившись в крепкий замок.
– Я тебя тоже люблю, –сказал он ей на ухо.
Русаков не хотел афишировать своих чувств, но чем больше он это хотел скрыть, тем больше его поведение выдавало в нем влюбленного.
– Что с тобой, – спросила Керстин.
– Ты меня не поймешь, –ответил Русаков. –Меня сейчас ни кто не поймет.
– Я понимать, –ответила немка. –Я тебя понимать….
– Знаешь, у нас Керстин, остался всего один год. Через год в это время я уже буду в Советском Союзе. Я буду поступать в военном училище, и тогда мы навсегда расстанемся. Ты меня понимаешь?
– Навсегда? –переспросила девушка. -А не можно потом любить?
– Да навсегда –ответил Русаков.
– А ты что, менья не любишь?
– В том то и дело, что люблю, – ответил Русаков, и вновь поцеловал Керстин.
– Ну да, – услышал Русаков над собой знакомый голос. –Все мальчики как мальчики, только Демидов да Русаков, как два ненасытных кобеля. Вам, что парни русских девушек мало? – спросила Ирина Филипповна. –Музыка, сигареты, пиво – полный набор сексуально озабоченных личностей….
Ирина Филипповна была не замужем. Он работала по найму учителем английского языка. Шикарное тело с безупречной фигурой, длинными ногами в сочетании с обворожительной внешностью, вызывало у старшеклассников самые сокровенные желания и чувства. Ей было, не больше двадцати пяти лет. В этом возрасте такие молодые училки были необычайно хороши, и позволяли на каникулах общаться с учениками на равных, кроме дел интимного характера.
– У нас Ирина Филипповна каникулы! Не видите –мы отдыхаем, –сказал Демидов. –А хороший отдых, это зарок хорошей успеваемости. Присаживайтесь к нам, в картишки перекинемся – на раздевание. С нашими девочками вас познакомим. Правда, они по–русски совсем не бельмес, но это не беда. Для любви язык не нужен….
– Спасибо за приглашение Виталик. Вот именно для любви как раз нужен хороший и длинный язык, – пошутила училка. –А, за приглашение спасибо. Я Демидов, с учениками в карты не играю, – сказала Ирина Филипповна. –Вдруг я вас с Русаковым без трусов оставлю? Стыдно будет перед вашими немецкими подружками….
– Наши девушки к голым задницам привычные, – сказал Русаков. –А, пивка Ирина Филипповна с нами слабо глотнуть, –спросил Русаков ёрничая.