– Вау, дас ист фантастишь! Вундерщён! Бите майне камраде – шнапс тринкен. Дафай! Дафай! Товарищ пить водка, –сказала старуха, подзадоривая молодежь.
О том, что надо пить шнапс, Русаков Русаков понял без всякого перевода. Эти слова, не смотря на свои семнадцать лет, он знал, как отче наш. Опыт общения советских охотников с немецкими егерями заложил эти знания в его голове, словно таблицу умножения. Виталий, получив добро на действие, виртуозно разлил напиток по бокалам.
– Нам было тогда по двадцать лет…. Мне и Францу, – вытирая слезы, начала свой рассказ старуха. В 1942 году он ушел на восточный фронт. Тогда он купил эту бутылку, и хотел, чтобы мы выпили её после того, как он вернется домой. Я поклялась, что буду ему верна, и дождусь с фронта. Но он погиб – погиб в июле 1943 где–то у вас Курском, –говорила старуха, а Керстин старалась за ней переводить её рассказ. –Когда в Германию пришли русские, я возненавидела вас. Я думала, это «Иваны» убили моего любимого Франца, а ведь его убил Гитлер, который развязал эту войну. У нас после войны было очень голодно. Русский солдат угостил меня хлебом. Да, русский солдат дал мне целую буханку хлеба. Я запомнила его глаза. Этот взгляд я помню всю жизнь. Вот и сегодня, как и тогда, русский юнге дал мне пищу. И я увидела его глаза…. Я вспомнила того молодого русского солдата, который меня спас от голодной смерти. Спасибо вам товарищ, –сказала старуха, вытирая слезы носовым платком. –Я хочу выпить этот шнапс за вас –за русских. Пусть всегда в ваших глазах отражается лик нашего господа, который дарит людям добро и жизнь.
От сказанных старухой слов, ком подступил к горлу Русакова и «Ташкента». Только сейчас он понял, насколько немцы за эти годы прикипели к русским. Многое в отношениях было плохого, но многого было и хорошего. Все эти неформальные связи формировали в душах восточных немцев новый образ русского солдата- солдата не агрессии, а мира.
Виталий поднял бокал и по – немецки сказал:
– Давайте выпьем за дружбу, за любовь, и чтобы больше никогда не было войны….
– За дружбу и любовь –повторила по–немецки Эрика, поднимая бокал с колой.
Старуха удивилась, что девушка отказалась от шнапса, и лукаво прищурив глаза, сказала на родном языке:
– Ты что Эрика, тоже, как и Керстин, ждешь киндер?
– Да фрау Петра, у меня тоже будет кляйне кинд! Мы с Керстин, даже не представляли, что это получится так быстро!
– Я вас понимаю! Молодость! А, кто будущий отец, – спросила, бабка, лукаво щурясь.
– Русский –фрау Петра, –с неподдельной гордостью сказала Эрика, и, обняв «Ташкента», поцеловала его в щеку. -Вот он мой русский рыцарь!
А через три дня после веселой вечеринки, соседка Керстин, фрау Петра Марковиц умерла- умерла от тоски. Умерла дома, в кресле возле камина. На тот момент ей еще не было и семидесяти лет. В руках старухи полицейские обнаружили старинный, пахнущий сыростью времени фотоальбом, из которого на пол выпали фотографии их былой молодости. Карточка мужчины Франца Штеинбаха, погибшего в 1943 году под Курском, лежала лицевой стороной вверх. Молодой, красивый немец последний раз улыбнулся фотографу….
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Спустя годы
Неожиданно на рабочем столе начальника охраны московской торговой фирмы «Апрель», разноголосьем полифонии зазвонила «Нокиа». Русаков взял «трубу» и мельком прочитал на экране дисплея имя жены –«Наташа».
– Да, слушаю тебя, –сказал Русаков, услышав в трубке взволнованный голос, рыдающей женщины.
– Саша, у нас беда. Матин пропал и его ни где нет, –сказал дрожащий от волнения женский голос. –Он возвращался из бассейна с тренировки, и по дороге куда–то исчез. Его, наверное, похитили?!
Русакова от такой новости, словно контузило. Он хотел о чем–то подумать, но какая–то невидимая стена заблокировала его сознание. Все мысли, которые в тот миг возникали в его голове, безрезультатно бились об эту стену, и как бы осыпаясь, в параллельный мир.
– Так –детка, тихо – без паники…. Повтори спокойно еще раз! –сказал Александр, твердым, как сталь голосом. В трубке вновь послышался женский голос. Жена срочно просила приехать домой, чтобы обдумать ход дальнейший действий.
Русаков держа нервы в кулаке, спокойно выслушал жену, и сказал:
– Не надо паники – я скоро буду!
Он сунул мобильник в карман, и обратился к своему заместителю:
– Васильевич, у меня там проблемка нарисовалась, надо разрулить. Я отъеду на время – мне нужно домой! Ты в случае форс- мажора прикроешь меня. Жена звонила, сын видно у кого-то у друзей засиделся. Что-то его давно с тренировки нет. Я тебе перезвоню, как только…. – сказал Русаков. –Хорошо –Александр Викторович! Держите меня в курсе, чтобы я знал, где искать вас.
– Будем думать, что всё будет в порядке, – сказал Русаков, и с мыслями надежды на всё хорошее, он покинул офис «Апреля». Семья отставного капитана Русакова, проживала на улице Верхняя Первомайская, в районе Измайлово, в пятиэтажном доме еще сталинской постройки. Здесь было тихо и вполне уютно. По вечерней Москве добираться от офиса до дома, обычно ему хватало сорок минут. Столько, Русакову потребовалось бы и сегодня. Но звонок и истерические крики жены, придали «Химику» дополнительный стимул, давить педаль газа любимого внедорожника.
Новый внедорожник «Опель-Фронтера», он пригнал недавно из Германии, когда ездил в Цоссен в отпуск с женой. Минут через тридцать, Русаков въехал в спальный район. Здесь у него была своя квартира, которая досталась ему от отца. Тот выйдя на пенсию, перебрался в деревню ближе к родовому гнезду и чистой экологии. Кровь стучала в висках, а сердце отбивало бешеный ритм, который приводил весь организм в состояние неприятного резонанса, напоминающего дрожание рыбного заливного на блюде.
После ранения, полученного в Грозном в девяносто шестом году, его здоровье было уже не то, как во времена лихой молодости. Лишь благодаря своим родным и Наталье, через месяц после ранения он смог встать на ноги.
Приехав из Германии на учебу в Москву, Керстин была вынуждена на какое-то время взять академический отпуск. Каждый день в течении этого страшного месяца, она ездила в военный госпиталь имени Бурденко, чтобы там в минуты борьбы с увечьем мужа, быть рядом со своим русским. Днями и ночами, сменяя, друг дружку, с матерью Александра, она постигала таинство менталитета и русской души. Было в её жизни всё: и одноразовые шприцы, и дефицитные лекарства, которые она привозила из Германии, и дни ожидания, когда она, стоя на коленях перед иконой Христа молила Бога оставить Русакова в живых. Девяностые годы, впавшие на их долю, были самые мрачные и жуткие, как в их судьбе, так и в истории России. Приходилось прилагать огромные силы, чтобы выжить в этих условиях и Керстин выжила – выжила вопреки своему изнеженному немецкому менталитету. Уже потом, когда жизни Русакова ничего не угрожало, и он твердо встал на ноги, случилось то, что должно было случиться. Эта странная немка по имени Керстин, по непонятным для него причинам покинула лютеранство, и тут же приняла православие. Во время таинства крещения, была наречена Натальей. А уже через месяц, после того как «Химика» выписали из госпиталя венчались с этим именем в храме Вознесения Господня. В том храме, где в 1831 году на Наталье Гончаровой венчался Александр Пушкин.
Это был её маленький бабский каприз. Ни одна сила в мире, не могла отговорить её от этого странного поступка, который она осознано, эти годы, вынашивала в своем сердце. Так и стала гражданка Германии Керстин Грассер, гражданкой России с русским именем и фамилией – Русакова Наталья Генриховна.
Русаков даже не мог предположить, что здесь в России он вновь увидит первую любовь. В своей новоиспеченной Наташке не чаял души. Несмотря на немецкое происхождение, за годы пребывания в России, она, настолько впитала в себя славянскую культуру и русский менталитет, что её стало трудно отличить от обычной русской женщины.
Не прошло и получаса с момента звонка, Русаков вихрем ворвался домой. Не снимая обуви, он прошел по коридору, и оказался в просторной комнате. Там на диване, поджав ноги, сидела Наталья, с красными и припухшими от слез глазами и что-то по-немецки шептала себе под нос. Появление мужа, не успокоило её, а наоборот, вызвало очередной приступ истерики. Наташка заплакала. Словно в ознобе она стучала зубами так громко, что её состояние повергло Русакова в испуг.
– Объясни по порядку, что случилось –где Мартин?! –спросил Русаков, обнимая жену за плечи.
– Я, я не знаю…. их вайс нихт…. наш сын должен был вернуться еще в семь часов. Сейчас уже двенадцать, а его нет! Сын Александра родился тогда, когда Русаков окончив восемьдесят девятую школу, ГСВГ укатил, в СССР, поступать в военное училище, как все офицерские отпрыски. Первые годы жизни Мартина прошли в Цоссене в Германии, пока Керстин, не попала на учебу в Россию по обмену. Здесь в Москве, он увидел своего папашу впервые. Раненый в Грозном, он пребывал в коме. Мальчишка настолько проникся и полюбил Русакова, что, несмотря на свое происхождение, принял его в свое сердце без всяких условий. К четвертому классу Мартин уже отлично говорил по-русски, и не испытывал никаких проблем в обучении и общении со сверстниками.
С того времени, как Мартин попал в Россию, отец с раннего возраста приучал его к настоящей самостоятельности. Русаков всеми силами старался сделать из избалованного европейского юнге истинного славянина с несгибаемым духом воина. Он не был нытиком, и не был маменькиным сынком. Парень вполне достойно преодолевал трудности жизни в России, которые выпадали на его детские плечи.
Русаков доверял сыну передвижение в пределах городского квартала и даже дальше, если это входило в сферу его интересов. Но сегодня, Мартин домой не вернулся. Этот факт насторожил родителей. Время, как будто бы остановилось. Стрелки прилипли к циферблату, будто их кто–то невидимый, намазал клеем.
– Так дорогая, не теряй надежды, –сказал Русаков, –может он с друзьями, где задержался. Парню уже двенадцать лет, и он мог заиграться с кем–то в компьютер или засмотреться кино.