Девушка сложила в чемоданчик свои вещи и сказала: –Позовите шофера с носилками, будем грузить. Через несколько минут Наталья, уже лежала в машине. Доктор, подключив больной капельницу, и машина тронулась. –Куда кладете, –спросил Александр вслед. –В пятьдесят седьмую клиническую на пересечении одиннадцатой Парковой и Верхней первомайской. Привезите больной вещи, – сказала дежурный врач, и захлопнула перед Русаковым дверь.
– Этого только не хватало, –сказал Александр, глядя вслед уезжающей машины.–У меня билеты на самолет – мне в Берлин лететь….
– За каким, –спросил «Ташкент».
– Как за каким – за картой и блокнотом….
– За картой, – спросил Виталий.–А разве она не у тебя?!
– С какого бодуна? Ты же тогда её оставил своей Эрике – на всякий случай и просил спрятать до лучших дней….
– А ты естественно не мог её забрать, –спросил Виталий.
– А ты забыл, чем закончились наши похождения? Девки на сохранение легли, а мы с тобой укатили в Союз поступать в пограничное училище. С тех пор я Эрику не видел.
– И я не видел, – сказал, Виталий, глубоко вздыхая.– А ты Саша, видел мою дочку?
– Наташка показывала фотографии. Ты, пока питайся, а я сейчас поищу их – где-то были.
Русаков присел перед стенкой, стараясь вспомнить, в каком шкафу лежит семейный альбом с фотографиями. Он открыл дверцу, вытянул толстый фотоальбом.
Натали –дочь «Ташкента», родилась, через пару недель после того, как Керстин явила на свет Мартина. Кузины после родов больше ни разу не встречались, а лишь изредка обменивались письмами и телефонными звонками. Керстин поступила в берлинский университет имени Гумбольдта -на факультет славистики, а Эрика, скинув дочку мамаше, перебралась в Гамбург, где поступила учиться на парикмахера. Так и разошлись судьбы родственниц: одна в ФРГ, а другая в Россию.
Русаков нашел фотографию Эрики с дочкой, и показал её «Ташкенту».
– Ну, вот посмотри, – сказал Русаков! Это твоя кровинка….
Виталий взял в руки фотокарточку, и уставился на неё, не проявляя никакого интереса.
– Ну и что?! Девочка, как девочка…. Таких девочек и в России миллионы….
– Ты же посмотри придурок – это твоя первая любовь с твоим ребенком. Как ты можешь так о них говорить….
– Дети Саша, если приглядеться, обязательно на кого-то похожи. Ну не чувствую я к ней никаких родственных чувств. Если бы она жила рядом, то возможно я что-то бы и почувствовал. А так –хоть убей – нет у меня в душе того огонька, который бы грел мне сердце!
– А мне жжет, – сказал Русаков, и, выхватив у друга фотографию, положил обратно в альбом.– Придет время, и ты об этом очень пожалеешь.
Русаков с другом больше спорить не стал. Пока Демидов завтракал, Александр собрал для жены вещи, и их сложил их в сумку.
– Я готов….
– Я тоже, – ответил Виталий. – Каков будет план?
– План простой: сейчас едем в больницу к Наталье, и оставляем там вещи. Я в Шереметьево на самолет, ну, а ты, останешься дома за хозяина. Можешь подготовиться к оперативным мероприятиям, принять ванную и даже выпить шампанского.
– Шампанского я в Грозном напился. Сейчас больше водку. Пусть будет по- твоему: ответил «Ташкент», по привычке закидывая в рот жвачку.
Всю дорогу до больницы ехали молча. Напряжение достигло своего апогея, и ни кто не хотел заводить пустых разговоров, переживая произошедшее каждый по-своему. Пропажа Мартина, странное состояние жены Русакова, а тут еще эта фотография Натали, которая все же тронула сердце Демидова. Все это, порождало в головах друзей сплошной поток мыслей, которые, словно пчелы роились в тайных уголках мозга, складывая в соты памяти варианты решений проблем.
– А ты увидишь Эрику, или…. ?
– Да, жена уже с ней договорилась, – ответил Русаков.– Обещала приехать.
– А ты сможешь мне сфотать дочку? Хочу глянуть на более свежее фото, – сказал Демидов.
– Что – зацепило, – улыбнувшись, спросил Русаков.
– Пока еще нет, но я думаю, может когда-нибудь зацепит – так на всякий случай….
Демидов в эту минуту нагло врал. С той секунды, как Русаков показал ему фотографию дочки, в душе Виталия разгорелся странный – еле заметный уголек. Сначала, он совсем не ощутимо касался его сердца, словно это была точка сфокусированного увеличительным стеклом солнца, но постепенно, это жжение начинало приобретать все новые и новые границы, которые заполняли обледенелую душу «Ташкента». Виталий сопротивлялся этому. Старался выкинуть её образ из головы, но генетика уже запустила процесс верификации единокровного существа. С каждым мгновением эти мысли приобретали все новые и новые формы, доводя внутреннее состояние, до какого-то непонятного, и ранее неизведанного ему чувства. Образы Эрики и Натали, стояли у него перед лазами, и тупо блокировали теперь всякую мыслительную деятельность.
– На хрена ты мне её показал, – спросил «Ташкент». – Теперь я стал уязвим.
– Ничего –это пройдет, – ответил Русаков.
– Ты пока летать будешь, я для нашего дела подберу домашние заготовки, – сказал Виталий.– У меня с первой Чечни на базе спрятано. Ведь пригодится же….
– Может, и пригодятся, – ответил Русаков. – Мы ведь еще не знаем, во что нам это выльется….
– Я знаю, – уверенно ответил «Ташкент». – С врагом Саша, поступают по закону военного времени. Его просто убивают, не давая шанса убить тебя первым.
– А без «мочилова» никак нельзя, – спросил Русаков, делая акцент на мирный исход событий.
– А «Молчи» – тебя пощадит, – переспросил Виталий, посмотрев на Русакова вопросительным взглядом.
– Я думаю, что нет….
За разговором незаметно подъехали к клинике. Русаков расплатился и уже через несколько минут поднялись в неврологическое отделение, куда была госпитализирована Наталья. Диагноз был не утешительный, и это стало для Сашки полной неожиданностью.
– Как Керстин, – спросил Виталий.
– Не Керстин, а Наташа, – ответил озабочено Александр. Пора бы запомнить.
– Прости брат, еще не успел привыкнуть. Я ведь, всю жизнь её знал как Керстин. А у вас тут такие заморочки произошли, пока я отдыхал на Кавказе, ну прямо все – как по Шекспиру….
– У Наташки нервное истощение осложненное какой-то инцефалопатией. Доктор сказал, дней десять ей придется полежать.
– Прекрасно, – ответил Виталий. –Ты же знаешь этих баб: они своим визгом загубят на корню любое дело…. Будет под ногами только крутиться. А так – мы свободны в выборе оружия и методов войны….
Русаков задумался, и как бы ушел в прострацию, отгородившись от «Ташкента» какой-то незримой стеной. Слова Демидова были правильные, и с этим не стоило даже спорить. Не хотелось об этом думать, но временное недомогание жены – сейчас было, как нельзя кстати.
– Поехали домой, – сказал Русаков.– Пока Наташка здесь, мы решим все проблемы.
Демидов хлопнул друга по плечу и сказал:
– Ты Санек, мне начинаешь, нравишься – черт побери. Пора бы встряхнуться, и брать, быка за рога. А пока ты будешь кататься по Германиям, я успею подготовиться к боевым действиям. У меня еще не перевелись друзья в ЦСН.
– Ты про подполковника Семенова?
– Про него родимого, – ответил Виталий.
– Хороший мужик. Я помню его лекции по диверсионно-подрывным мероприятиям, – ответил Русаков.
– Ну, так Саша, это же твой конек, – ответил «Ташкент».
До регистрации на самолет в Берлин, было еще несколько часов. Было время не только собраться, но и плотно пообедать, чтобы не отвлекаться на всякие мелочи.
Дежурная банка военной тушенки, лук, макароны «спагетти» и за какие-то полчаса обед был готов, и источал божественный аромат, который был таким родным и сытным. Бутылка водки из «стратегического резерва» Русакова, дополнила «холостяцкий» натюрморт, вызывая своим видом обильное слюноотделение.
– Ну что – по сто грамм, – сказал Русаков, открывая запотевший пузырь.
– Лишней не будет, – ответил «Ташкент», – для профилактики борьбы с паразитами и прочими чужеродными нам инфекциями.
Русаков налил две рюмки водки и сказал:
– Выпить хочу за то, чтобы у нас с тобой все получилось….
– Согласен, – ответил Виталий.– За её родимую -за госпожу Фортуну, сказал Виталий и махом проглотил содержимое рюмки. Он, воткнул вилку в сковороду со спагетти, и, накрутив их по- русски, закусил.-Ох, и люблю же я это дело, – сказал он, смакуя русаковское варево. –Вот, что мне нравится в тебе Санчело – готовишь ты, потрясно….
– Ну, так это брат, мужской опыт сурового казарменного бытия, – сказал он прожевывая. –Помнишь, были времена?
– Времена были, – ответил Демидов.– Чего сидим – кого ждем? Давай брат наполняй ёмкости!
Русаков вновь разлил водку по рюмкам, и хотел было что-то сказать, но Виталий его перебил.
– У тебя фотик есть?
– Ну, есть, – ответил Русаков.
– Так вытащи чтобы не забыть. Сделаешь пару фоток. На Эрику и дочку глянуть хочу….
– Базар тебе нужен, – ответил Русаков и, чокнувшись с Демидовым, проглотил алкоголь.
После второй рюмки, легкое опьянение добралось до головного мозга, и Русаков почувствовал, как тепло и какая-то млявость разошлось по всему телу.
– Быстро время идет, – сказал «Ташкент». – Совсем недавно вроде бы школу закончили, а десять лет, как корова слизала.
– Да, уже одиннадцатый год пошел, – глубоко вздыхая, ответил Русаков.
– «Молчи», за это время уже целую десятку отсидел, – сказал Демидов, – и ничего – не жужжит. Еще что-то дергаться старается….
– Дергается до поры до времени. Мне, кажется, ему дали мало, -сказал Русаков.
– Дали двенадцать, два года срезала амнистия. А надо было, чтобы эта сука до самого звонка сидела. Может, скромнее бы себя вел.
– Да и хрен с ним, – сказал Русаков, разливая остатки водки.– Вот сейчас, «на посошок» накатим, и в еду в аэропорт.
– Не надо подробностей, я и так все понял! Ты давай, Санчело, действуй, –сказал Виталий, допив водку.– Провожать тебя не буду.
«Ташкент» всю жизнь был по-военному не многословен. Иногда Сашке казалось, что он читает его мысли. За г