– А затем, чтобы успеть купить самое интересное, –ответил Крюков закуривая.–Мы будем там не одни. Не скидывай со счетов камарадов, которые первые на этом празднике жизни. Они ведь тоже хотят хлеба и зрелищ. Стоять ведь придется часа два три. Так что пацаны, запасайтесь средством выживания в экстремальных условиях.
– А как бы нам приобщиться к европейской культуре, –спросил Виталий.– Мы тоже хотим зрелищ и водки….
– Очень просто, –ответил Крюк. –Находишь в карманах родителей триста марок, садишься на велосипед, и катишь в соседний Цоссен на улицу с названием «Маркетштрассе». Там на базарной площади несколько магазинов будут торговать пиротехникой. Бутерброды и кофе взять не забудь – стоять придется долго.
– Там рядом кафе, – есть сказал Фиделя. Для вновь прибывших из Союза подобное предновогоднее мероприятие было в новинку. Каждому очень хотелось приобщиться к западной культуре, но на сегодняшний день их финансы «пели романсы», и желание стать счастливым обладателем заветной петарды, шутихи или ракеты сводились к полному нулю. Компания молодежи в третьем городке отличалась своей многочисленностью, и многолетними устоявшимися традициями, который воспринимались как свод не писаных законов. Здесь, среди молодежи было не принято хамить, или выставлять напоказ свое внутренне эго, которое иногда пробивалось у некоторых особ из генеральских семей. Ни кто никогда не противопоставлял себя дружной «тусовке». Всякая разумная идея, подхватывалась единогласно и поддерживалась молодыми людьми до её полной реализации. Так было и в тот вечер. Русаков и Виталий по подсказке бывалых, через бутылку сухого вина с названием «Домино», влились в эту команду. Однокашникам было неведомо, что именно с их появлением, в гарнизоне третьего городка, начнут развиваться те события, которые ждали все, кто по воле министерства обороны СССР был вынужден временно проживать на территории Германии. В ту заветную ночь, перед продажей фейерверков, многие русские покинув теплые дома, мчались на велосипедах, автобусах, и электричках туда где открывался совсем другой мир –мир огненного новогоднего шоу. В ближайших к гарнизонам населенных пунктах восточной Германии, отстояв в очереди пару часов, можно было купить то, что в Советском Союзе было под большим запретом.
Очередь за подобными покупками занимали, с шести часов утра. Каждый хотели в первых рядах, стать обладателем заморских пиротехнических диковин. К открытию магазина, как правило, собирались длинные очереди любителей огненных зрелищ. Они шумели и гудели, словно труженики шмели на летнем лугу. Это действо, напоминало, всеобщее сума–сумасшествие двух великих наций, объеденных желанием и одной идеей, как интересней отметить новый год. Все мечтали приобрести, заветный товар, который в новогоднюю ночь будет уничтожен всего за 5 минут. В эти минуты в воздухе Германии сжигались сотни тысяч и возможно даже миллионы марок. Бывшие враги сорокалетней давности знакомились, обнимались, целовались. Не удивительно, что после празднования нового года через девять месяцев наблюдался подъем рождаемости. Смешение славянской крови, с кровью истинно «арийской расы» в те времена, приносило не только сиюминутное удовольствие, но и сочные плоды, которые так и не увидели своих отцов.
Глава третья
Трудности перевода
В тот вечер друзья еще и не подозревали, что именно грядущий день–день всеобщего «межнационального помешательства», станет для них той поворотной точкой, которая кардинально впишет их судьбы в историю русско – немецких отношений. Случайная встреча с гражданками другого государства, уже вскоре перевернет всю их жизнь, поставив её с ног на голову. Ни к чему не обязывающий флирт, и юношеская влюбленность, приведут к тому, что уже вскоре об этом вопиющем случае будут слагать легенды. Русаков с Демидовым двигаясь по улице Марктштрассе, где располагалось подавляющее число магазинов города были в какое–то мгновение остановлены.
– Эй, мужики, а куда вы претесь, –окрикнул их Крюков, –дальше ехать не стоит. Там дальше ничего интересного нет. Пристраивайтесь здесь, пока есть место. Опустившись на брусчатку парни подошли к сформировавшейся очереди.
– Опаздываете! Мы уже час как тут мерзнем, – сказал Феделя, подпрыгивая в позе пингвина. –Вам надо помнить одно: рабочий день у немцев начинается в пять часов. Пока мы русские спим – немцы уже куют величие своей державы.
– Ну что закурим, –сказал Русаков, вытаскивая сигареты.
– Особо сигаретами не разбрасывайся, они у немцев дорогие. «Каро», «Ювель –72» и «F–6» стоят по две марки пятьдесят пфеннигов, – сказал Крюков. –Дерьмо редкостное, вонючие и горят, как бикфордов шнур.
– «Ювель» можно еще курить, –сказал Фиделя, встревая в разговор. –Но даже немцы предпочитают русские сигареты. Кто у нас в гарнизоне работает, тот в военторге отовариваются. –А что тут вообще покупают, –спросил Русаков. –Я у отца выпросил пятьдесят марок. Хотелось бы потратить с умом.
– Вареники закатай, –сказал Крюк. –У немцев, как в Союзе –ассортимент большой, но дают по три наименования в одни руки. Хочешь получить удовольствие, покупай «Филушки».
– А это, что за хрень такая –спросил Виталий.
– Филушки –это такие взрыв –спички. В пачке штук двадцать. Зажигаются от спичечного коробка. Громко стреляют. Есть ракеты –это такие хреновины с палочкой. Вставляешь в бутылку, зажигаешь фитиль, она летит и разлетается в небе, как сигнальная ракета. Остальное фигня, вертушки, фонтанчики. Громко стреляют грос –взрывспички. Это такие бомбы –мама моя дорогая! Грохают раз в пять сильнее чем маленькие, но и стоят дорого. Семь марок пятьдесят пфеннигов, а это пачка сигарет «PEER» или «Marlboro».
Русаков держал руки в карманах, и сгорая от зависти сжимал пятьдесят марок, выпрошенных у отца. Проворачивая в голове цены на всякие безделушки он понимал, как он жалок и беден в отличии от однокашников. Ребята, прожившие в Германии по несколько лет, имели возможность отовариваться на сотни марок. Немцы покупали все: от алюминиевой проволоки, автомобильных радиаторов, автомобильных аккумуляторов, до транзисторных приемников и советских фотоаппаратов.
– Черт, черт, черт, –верещал он, стараясь выплеснуть наружу свое негодование.
– Что с тобой старик, –спросил Виталий. –У меня только пятьдесят марок, –сказал Русаков.
– У меня сотня, –ответил Виталий.–А что ты хотел?
– Хотел такой фейерверк устроить, чтобы вспомнили гады, про май сорок пятого.
Крюков посмотрел на Сашку и приложив палец к губам, дал понять, что вспоминать события сорокалетней давности на людях не стоит. У очереди не только были уши, но и агенты из ШТАЗИ прекрасно понимающих русский язык.
– Санчело, фильтруй базар. Каждый второй камарад понимает по–русски. Они работают у нас в гарнизонах и на танковом заводе который. в первом городке стоит. Там немцев как грязи, и все по–русски говорят как мы с тобой.
– А что они мне сделают, –спросил Русаков.
– А ничего! Стуканут в особый отдел армии, что ты разжигаешь национальную рознь и ту–ту, встречай Родина героя! Поезд Вюнсдорф –Москва и 24 часа времени на эвакуацию! Тебе папа с мамой потом в асфальт закатают, или подхвостье порвут на британский флаг, – сказал Крюков хихикая.
Русаков озадаченный предостережением, осмотрелся. Теперь в каждом немце он видел уже не камарада, а агента немецкой разведки ШТАЗИ. Толпа переминаясь от холода гудела русско – немецким разноголосьем.
– Что все, –спросил он, обращаясь к Крюкову.
– Не все, но процентов тридцать это точно.
– Слышь Виталик, Крюк говорит, что здесь тридцать процентов стукачей. –А еще тут куча особистов. Стоят в гражданке, читают немецкие газеты, а сами одним глазом секут, чтобы ты слово лишнее не сказал.
– Да ну….
– Поживешь –увидишь, –сказал Феделя.
– Как в Берлин поедешь, в Щенефельде на пересадке увидишь своими глазами, как наших русских баб и вольнонаемных будут снимать с электрички. Там особисты в гражданке стоят, и когда переходишь на берлинскую электричку, тебя могут из толпы выдернуть и тут же в комендатуру на нары до выяснения личности. Все что сказали «старики» обескуражило Русакова до глубины души. Он подозревал, что всякие сношения с немцами могут иметь такие последствия, но не представлял, что это случится так быстро.
– Да ладно –старина, не дрейфь! Не видишь, чуваки над тобой прикалываются, –сказал Виталий. –Я не удивился если бы это происходило в послевоенные года, но сейчас…. Особый отдел, ШТАЗИ, СМЕРШ. Что они еще могут придумать, чтобы посмешить народ в школе.
– Ты так считаешь, –спросил Русаков.
– Я уверен, –шепотом на ухо сказал ему Виталий.
– Это всё приколы местных мажоров.
Стоя в очереди, по несколько часов, многие русские пользуясь случаем, заводили себе новых немецких друзей и знакомых. Было не удивительно, когда наши ребята угощали немцев сигаретами и пивом. Немцам импонировала русская доброта. Поскрипев душой, они принимали правила игры и в ход пускали сосиски с кислой горчицей и бутерброды с салями. Все события произошедшие с ребятами накануне, были каким–то логическим продолжением чьей–то игры. Невозможно было себе представить, но именно они –Виталий и Александр стали тем звеном, которое соединила события времен войны с настоящим временем.
Две светловолосых девчонки появились в очереди, словно два солнца, взошедших над горизонтом. На вид им было лет по шестнадцать, как и героям этой запутанной истории. Толи потусторонние силы, то ли невидимые флюиды, растекшиеся в воздухе вокруг очереди, включили часовой механизм взаимных симпатий. Казалось, что в то мгновение молния проскочила между ними. Это была ирония судьбы.
– Демидов, разуй глаза, смотри, какие телки потрясные стоят, –сказал восторженно Русаков: –Вот с ними бы в бутылочку сыграть!
– Это же немки, придурок. Ты что захотел нажить геморрой или тебе давно немцы харю не чистили?
– А ну тогда понятно….
Русаков смотрел на немок и чувствовал, как у него внутри кто-то невидимый открыл бутылку «Боржоми». Пузырьки «газа» рванули к верху, щекоча, сердце, легкие и пищевод. Это чувство он никогда раньше не испытывал. Это было что-то неизвестное, от чего в голове завертелись эротические образы, которые он видел по телевидению ФРГ после 00 часов. Это было что–то непонятное, и очень приятное. Молодой организм за шестнадцать лет ни разу испытывал подобного явления. Кровь ударила в лицо, и Русаков ощутил, как его щеки предательски зарделись. Хорошо, что на улице было прохладно и пока еще достаточно сумрачно, поэтому ни кто не заметил его волнения.