— Разумеется, мистер Шерингэм. — Я буду очень и очень рада. И вы постараетесь?…
— Бросить дополнительный свет на эти полтора часа? — спросил Роджер, пожимая девушке руку. — Обещаю постараться. Ведь в этом вся загвоздка, правда? Сделаю все, что смогу, мисс Кросс, можете быть уверены.
Они поднялись наверх, и Энтони, как-то странно упустив из виду, что уже обменялся с девушкой рукопожатием на более низком уровне, опять с еще большей горячностью пожал маленькую ручку.
— Дело скверное, — заметил Роджер, когда они, уже вдвоем, направились в сторону гостиницы. — Оно гораздо хуже, чем я ей его представил. Я не сказал этой маленькой леди, что другая особа, бывшая с миссис Вэйн в ее смертный час, тоже, между прочим, женщина.
— Неужели? — мрачно переспросил Энтони. — Черт побери.
— Да, а теперь я расскажу тебе то немногое, что мне удалось узнать, немногое, но весьма интересное. Миссис Вэйн определенно была… Клянусь Юпитером, я совершенно забыл!
— О чем?
— Да о том, что я подобрал недалеко от того места, где нашли тело, клочок бумаги, на котором что-то написано. Я еще не успел разглядеть его как следует. Возможно, это все пустяк, но, с другой стороны, оно может оказаться и чем-то очень важным. Как бы то ни было, давай-ка посмотрим.
И, порывшись в нагрудном кармане, Роджер извлек носовой платок с его драгоценным содержимым.
— Вроде промокла немного, — заметил Энтони, когда на свет показался небольшой комок голубовато-серой бумаги.
— Естественно, если в течение последних шестидесяти или около того часов она время от времени оказывалась в воде, — согласился Роджер, с бесконечной осторожностью расправляя комочек. Это была нелегкая задача: одно неверное движение — и намокшая бумажка могла порваться, почему на каждые ее полдюйма уходило достаточно продолжительное время.
— Можно что-нибудь прочесть? — спросил нетерпеливо Энтони, когда на ладони Роджера уже лежал наконец расправленный клочок бумаги.
— Это бумага для заметок, — пробормотал Роджер, тщательно ее разглядывая, — хорошего качества. Водяной знак в виде большой короны и с какой-то надписью. Определить будет нетрудно.
— Но там что-нибудь написано?
— Было написано, но определеннее ничего сказать нельзя. Видишь эти стершиеся буквы? Думаю, узнать, что там было, практически невозможно.
— Значит, от бумажки никакого проку? — разочарованно протянул Энтони.
— Ну, я бы этого не сказал. Надеюсь, эксперт сумеет восстановить текст. Полагаю, для этого существуют определенные методы. Все возможно, но особенно надежды на это питать не следует. Десять против одного, что это вообще не имеет никакого отношения к миссис Вэйн, а если даже имеет, то еще десять шансов против одного, что это никак не связано с тем, что мы стремимся узнать. Однако мы ее не станем выбрасывать, возможно, она и пригодится.
Роджер снял шляпу, осторожно положил туда клочок, чтобы ветер его не унес, и они с Энтони пошли дальше.
— Что ты думаешь о мисс Кросс? — спросил как бы мимоходом Энтони, с преувеличенным интересом наблюдая за полетом случайной быстрокрылой чайки.
— Да вроде ничего, — ответил с коварным безразличием Роджер, — но мне она кажется совершенно ничем не выдающейся девушкой, а ты что думаешь?
— Мне лично она показалась чрезвычайно выдающейся, — холодно ответствовал Энтони.
— Неужели? Ну что ж! Вот только, пожалуй, нос длинноват, а?
— Длинноват нос! — с негодованием вскричал Энтони, — да у нее нос совершенно… — и, уловив взглядом хитрую усмешку Роджера, осекся. — Черт бы тебя побрал, — пробурчал он и покраснел.
— Ах вы, молодежь! — продолжал посмеиваться Роджер. — Ах молодость, счастливая молодость! Ах…
— Роджер, ты просто осел, ну постарайся хоть на минуту быть серьезнее. Считаешь, что эта девушка в опасности?
— Да, я действительно так считаю. — Роджер внезапно переменил насмешливый тон на очень и очень серьезный. — По крайней мере, ей угрожает если не опасная, то очень неприятная ситуация. Очень неприятная, поверь.
— Но ты не думаешь… здесь нет ничего такого… ну такого, о чем, по-видимому, думает инспектор, а?
— Ты хочешь спросить, не она ли столкнула свою кузину со скалы? — упростил вопрос Роджер, не любивший иносказаний. — Нет, я, пожалуй, так не думаю. Должен сказать, она мне понравилась — хотя это вряд ли может иметь большое значение.
— Нет, это имеет чертовски большое значение, и ты действительно сделаешь все возможное, чтобы очистить ее от подозрений?
— Ну конечно сделаю. И разве я ей не сказал того же самого пять раз подряд?
— Спасибо, старина, — поблагодарил Энтони.
Оба почувствовали некоторую неловкость, и, чтобы ее сгладить, Роджер начал пространно пересказывать разговор с инспектором Морсби и какими сведениями он поделился, а что утаил, и пересказ продолжался до самых дверей гостиницы.
— Значит, прежде всего нам надо вот это самое — надо узнать, — сказал он, решительно переступая порог, — что старик Морсби скрыл! И это я намерен из него вытянуть любым способом: лаской или даже, если до этого дойдет, таской. И что важно, я уже знаю, как начать действовать, поэтому давай вступим во владение нашими четырьмя спальнями и умоемся холодной водой. Честное слово, Энтони, стало жарко, правда? Что ты скажешь, если до этого мы пропустим по кружечке?
— Как всегда, ты находишь уместные слова! — с жаром поддержал его Энтони.
И они дружно зашагали в маленький прохладный бар.
— Мистер Морсби уже вернулся? — спросил Роджер хозяина небрежным тоном, отхлебнув из тяжелой кружки и опуская ее на стойку.
— Нет, сэр, — ответил огромный, как гора, хозяин, — он сказал, что вернется только к ужину примерно в восемь вечера.
— Ну что ж, мы тоже нагуляем аппетит к этому времени. Вы можете накрыть нам на всех троих в гостиной? И пришлите туда бутылку джина и виски, с полдюжины имбирного пива, пару сифонов с содовой и штопор. Справитесь?
— Конечно, сэр, — благожелательно ответил хозяин, — это я смогу.
— Отлично! Но, наверное, будет чрезмерной роскошью получить и немного льда?
— У меня все есть, сэр, — с законной гордостью отвечал хозяин, — мне его в такую погоду привозят из Сэндси три раза в неделю, и как раз сегодня утром я получил свежую порцию, так что — на здоровье.
— Но вы же настоящий Эпикур![2] — воскликнул Роджер.
— Да, сэр, — подтвердил хозяин, — а сегодня еще два джентльмена спрашивали комнаты, по виду джентльмены — лондонские. Я им сказал, что у меня свободных нет.
— И вы поступили совершенно правильно, хозяин, — похвалил его Роджер, — говори правду и да будет посрамлен диавол, как говорится.
— Да, сэр, — и хозяин повернулся к следующему посетителю.
— Я так понял, — спросил с надеждой в голосе Энтони, когда они несколько минут спустя поднимались по лестнице, — что мы собираемся напоить старика Морсби?
— Ну разумеется, нет, — с чувством собственного достоинства ответил Роджер, — я просто удивляюсь тебе, Энтони. Неужели я похож на человека, который покушается на трезвость полицейского во время исполнения им служебных обязанностей?
— А тогда зачем тебе понадобился джин и все остальное?
— Для возлияний великой и puissante[3] богине Двуличия! А теперь скажи, сколько тебе понадобится спален сегодня ночью? Одна, две, три?
Глава 6Нежелательная улика
Как мы уже говорили, инспектор Морсби был добродушным, искренним человеком и без малейшего колебания принял приглашение Роджера поужинать втроем. Даже сыщику из Скотленд-Ярда ничто человеческое не чуждо, поэтому инспектор Морсби предпочитал проводить недолгие минуты отдыха в приятной компании, а не в одиночестве.
Точно так же он не имел ничего против того, чтобы принять немного джина перед едой, потому что джин перед хорошей закуской всегда был ему по вкусу. Более того, он отнюдь не отвергал перед ужином не только джин, но также имбирное пиво с кусочками льда, приветливо позвякивающими в стакане, — самый лучший из напитков, в жаркий день с ним не мог состязаться и нектар олимпийских богов — вот вам лишнее свидетельство того, как прогрессирует цивилизация. А какое блаженство после хорошего ужина, в приятном утомлении от приятно утоленного аппетита раскинуться в кресле, набитом конским волосом, и разглядывать витрину с чучелами птиц, а рядом с тобой на столике еще красуется и виски с содовой — нет, это блаженство почти sine qua non[4]. Да, инспектор Морсби действительно был компанейским и добродушным человеком.
Роджер вел себя с необыкновенным тактом и ни словом не обмолвился об их двойной миссии, приведшей к встрече в Ладмуте. Вместо этого он прилагал все усилия, чтобы развлечь своего гостя, а когда Роджер ставил перед собой эту цель, он был действительно очень интересным и занимательным собеседником. Он рассказал бесконечное число анекдотических историй, почерпнутых из собственного житейского опыта с ранних лет, когда ему приходилось завоевывать место под солнцем журналистики. Он рассказывал также много занятных баек о великих людях, с которыми он встречался и которых знал, и всех он называл по имени, что произвело на инспектора должное впечатление. Одновременно Роджер тщательно следил за наполняемостью стакана своей жертвы, вернее, непрерывностью наполняемости, а в результате инспектор расслабился и они оба прониклись друг к другу нежными чувствами.
А потом, выбрав момент, Роджер нанес удар.
— Послушайте, инспектор, — сказал он как бы между прочим, — это касается дела миссис Вэйн. Я бы хотел, чтобы вы ко мне отнеслись не как к репортеру, но любителю-криминологу, питающему чрезвычайный интерес к тому, какими способами полиция решает загадочные истории вроде этой и желающему только одного — предоставить на службу полиции свои скромные умственные способности, буде таковые имеются. Да, так получилось, что я должен освещать данное дело в газете, но это, так сказать, попутно. Я не являюсь репортером ни по склонности, ни в смысле профессиональном или еще по каким-нибудь причинам, я принял предложение газеты только потому, что такая работа даст мне самую непосредственную информацию об очень интересной маленькой загадке. Вы понимаете, что я имею в виду?