КОГДА ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ
Мы с мамой приехали в Квайка-я. Квайка-я — дедушкина деревня. И бабушкина тоже. Радовался я встрече не только с ними, но и с кедрами. Кедры рядом с избушкой стоят. Высокие, как богатыри. Сердятся, когда подует ветер. Шумят, прячут дедушкину избушку от холодного северного ветра. А от солнца не закрывают. Молчат, когда солнце. Слушают. Смотрят. На меня с удивлением смотрят. Откуда, мол, такой шустрый приехал. А я приехал из отцовской деревни Хомрат-павыл. Наша деревня большая, колхозная. Много домов. Правда, снегу больше. А Квайка-я — деревня маленькая. Несколько избушек. Избушки будто в снег вросли. Над снегом дымки. Колышутся. Живые, теплые. А кругом мороз. И большие звезды ночью. Больше никаких огней. А в колхозной деревне Хомрат-павыл есть большой дом с большими окнами. Вечером эти окна светятся ярче звезд. Школа-интернат. И весело там! Всех ребят собрали туда. А меня не взяли. Все мои беды начались с осени.
ИДЕТ ОСЕНЬ
Вода большая ушла. Река стала узкой. Березы будто выросли, стали высокими.
Цветным осенним светом смотрят берега. Куда ни кинешь взгляд, радуга играет. Багровым, золотистым, бурым, зеленым, голубым, белым, серебристым осенним светом светится земля.
Земля глядит разноцветными глазами созревшей морошки, голубики, брусники. Косогоры цветут разноцветьем сыроежек, волнушек, подберезовиков, маслят. Каждый листочек, каждая травинка наперебой хотят показать свою красоту.
Кончается лето.
Идет осень.
С места на место перелетают совы с совятами. Совята кричат, просят есть. Совы хищно высматривают уток, куликов, чаек.
Чайки, кулики, утки поднимаются на крыло и учатся летать.
Идет осень. Дни короче. Ночи темнее. Холоднее утренние росы. Кончилось лето.
Идет осень. Осень идет по реке.
Густым туманным утром не видно ни берегов, ни воды, ни неба. В молочной туманной пене летящие гуси кажутся крылатыми чудовищами. Шум, гвалт над водой.
Гуси поднимаются стаей, вытягиваются клином, собираются в полет.
По низким берегам вышагивают гусиные выводки. Молодых не отличить от взрослых. Большими стали малыши. И все же можно отличить большого от малого.
Вот гусь-отец и гусыня гуся-сына учат против ветра взлетать, чтобы знать силу ветра.
Гуси учатся летать.
И не только гуси. На обрывистом берегу сидит птенец сапсана. Хоть маленький, а сидит соколом. Вот он расправил крылья, оттолкнулся лапами и устремился вниз. Полетел.
Приземлился. Немножко неудачно приземлился. Кувырком через голову. Ничего! Научится! И соколу надо учиться…
А меня учиться не взяли.
Пришла осень. Закурил дедушка Север трубку. Потянуло хмарью. Дохнуло холодом. Пошли дожди. Занудил ветер.
Разыгрались волны на реке. Потускнели краски. Пожухла трава. Опала наземь листва. Засеребрились от изморози косогоры. Зазвенели на озерах корочки льда.
И огласилась земля прощальными криками гусей, лебедей, уток.
Кончается северное лето. Птицы устремились на юг. Летит с облаками косяк за косяком.
Со свистом над водой проносятся гагары. Над песчаными берегами перепархивают стайка за стайкой пуночки, подорожники, снегири, рогатые жаворонки. Летят чайки, канюки, сапсаны. Лебеди-кликуны, журавли-стерхи летят, махая белыми крыльями.
Белый лебяжий пух сыплется с белых крыльев. Белым лебяжьим пухом покрывается земля.
Пришла осень.
Ребята идут в школу.
Да. Все мои беды начались с осени. Сначала осень была как все осени. Птицы собирались в стаи. И желтый песчаный берег, и серебристый плес становились по утрам черными от уток и гусей. И небо темнело, когда стаи поднимались на крыло. Покружившись вокруг плеса, над лесом, над берегом, птицы снова льнули к земле. Будто они кого-то искали, зовя его в свою стаю. Мои товарищи тоже казались другими. В эту осень они собирались не на охоту. Самый большой дом с самыми светлыми окнами стоял на краю деревни. Школа. Там есть горн — труба серебряная. Флаг красный. А еще — учительница. У учительницы — книги. С картинками. И вот вместе с ребятами пошел и я в большой светлый дом, где есть серебряный горн, красный флаг и книги.
Всех ребят собрали туда. А меня не взяли. Мало того: отправили в дедушкину деревню, в глушь. В наказание. Что же я такого сделал?
И вот я стою на снегу. Сквозь сугробы облаков вдруг появляется небо. Большое вечернее небо. Яркая заря над застывшей снежной пустыней. В темнеющей стороне неба звезды. Их отблески застывают на снежных волнах. Снежные волны мертвы. В лунном свете мерцает вдали белый лес. И карликовое деревце белое. Рядом с деревцем стою я. Моя меховая малица тоже белая, заиндевела.
Охваченное стужей, потрескивает карликовое деревце.
Ночь… Яркие капли звезд во мгле. В этой звездной темноте брызнул луч и заколебался.
Второй, третий вспыхнул рядом… Четвертый…
Вздрогнул, изогнулся, наливаясь ярким светом… Нежно-зеленый, синий, желтый, красный луч, серебристый иней…
Лучи разгорелись лучиной… Заколебалось, задрожало пламя…
И над синими снегами загорелся костер. Большой костер, яркий, радужный костер. Выше леса, гор выше…
Горит небесный костер. Горит, но не греет.
Небо красноватое играет —
Будто там бруснику собирает.
Мажет ею огненные тучи
Ставший на дыбы медведь могучий…
Пляшет золотистыми столбами,
Плещется искристыми цветами
Над землею радужное пламя.
Мертвые волны снега. Холодный свет неба. Тихо. Тяжкий вздох осевшего сугроба. И снова тихо. Хрустальный воздух, звенящая тишина. Кажется, еще мгновение — и я навеки оглохну, онемею, замру…
Я слышу, как во мне все замерзает. Еще мгновение — и я сольюсь с белым снегом, с ночью, стану льдом… Лишь глаза мои не мерзнут.
Ночь. Полярная ночь…
Кажется, тьма родила меня, и этот снег, и звезды, и людей…
Кажется, до самого сердца мы пронизаны мраком и мысли людей сумеречны.
И лишь северное сияние как озарение…
Но, вслушиваясь в себя, вглядываясь в лица друзей, я вижу: сквозь мрак холода пробивается волшебное свечение человеческого дыхания и света, радостного света.
Небо и земля. На земле снег. На снегу я. Я не одинок. У меня есть друг. Мой друг — собака.
Когда на лыжах я в тайгу
Иду под снегопадом,
Четыре лапы на снегу
Со мною мчатся рядом.
Когда врага почует вдруг,
Рычит и огрызается.
А если к ней подходит друг,
Глазами улыбается.
Другу верному верна…
Угадай-ка: кто она?..
— Собака!
У кого зимой и летом
Нос всегда холодный?
— У собаки.
«Кхе! Кхе! — заскрипел пень, сбрасывая снег. — Я Танварп-эква, щекочу непослушных детей по ночам. К непослушным у меня нет никакой пощады. А ты мальчик, который должен бояться меня».
Собака Ханси сияет глазами, смотрит на меня, словно успокаивает: «Ты не бойся Танварп-эквы. Она из сказки, из злой старой сказки, легенды. А легенды придумали люди. И людей надо заставить забыть злые сказки».
У меня есть еще дедушка Ась-ойка и бабушка Анеква. И братишка Кирилл, тетин сын. Хотя мама у него другая, бабушка и дедушка у нас общие. И мы братья. Мы все время вместе. Вместе играем, вместе едим, растем. Иногда ссоримся. Но больше играем.
А еще играет с нами соседская девочка Агирись. И где же они запропастились? Почему они не смотрят игру небесного огня — северное сияние?
— Где вы? — кричу я. — Небо горит красивым огнем! Смотрите!
Распахивается дверь соседской избушки. Оттуда бегут Агирись и Кирилл. Смотрят молча. Удивляются молча. Завидуют мне. Как же они раньше меня не заметили северного сияния!
Теперь они делают вид, что ничего особенного в северном сиянии нет.
— Пылает огонь, а холодно! — как бы между прочим роняет Кирилл.
— Почему горит огонь, а тепла нет? — спрашивает Агирись.
— Не знаю.
— А, не знаешь. Так пойдем в избушку. Там огонь не такой красивый, но теплый.
— И дедушка скажет, почему небесный огонь не греет, — поддержал Кирилл.
Хищная и яркая,
Словно волчий глаз,
Глядит звезда Полярная…
Морозит нас.
О, сиянье северного неба,
Не красуйся ты холодным светом.
Лучше обернись скорее в солнце,
Растопи недвижность льда и снега,
Людям возврати живую воду.
И тепло, и теплый-теплый свет…
— Пойдем, пойдем к домашнему огню! — кричат ребята. — Дедушка еще сказку скажет.
Разве устоишь перед настойчивостью Агирись… И мы весело бежим к избушке, к дедушкиному очагу.
У вашего огня погреемся,
Погреемся.
Рыбки поедим,
Чайку попьем.
У нашего огня
Повеселимся.
Друг друга посмешим,
Песни попоем.
Да будет высоким
Ваш огонь.
Да будет веселым
Наш огонь!
Мы вбежали в избу. Повеяло теплом огня и лаской бабушкиных рук.
Бабушка помогла мне снять малицу. Стянула с ног кисы. Подала мне мягкие оленьи тапочки, а на спину накинула халат из шкуры молодого оленя… У бабушки длинные, до пола, косы. Косы у нее не простые, а звенящие. На них много звенящих медных побрякушек, колец, монет. Бабушка моя всегда возится у чувала. То снимает чайник с кипящим чаем. То навешивает медные котлы над пляшущим пламенем.
В дремучем лесу
Котел кипит.
Огонь не горит,
А котел кипит.
— Это муравейник
Муравьями кишит…
У огня мы всегда играем в загадки. Сегодня моя очередь загадывать первым.
В углу избы с четырьмя углами
Стоит женщина в шубе из стерляжьей кожи.
Если замерзнешь.
Она согреться поможет.
— Чувал. Кто этого не знает! Загадал бы настоящее загадочное, — с укором говорит мне Агирись.