Несколько раз на дороге, ведущей к берегу, он встречал тучного мужика с грубой деревенской внешностью. Никакой французистости в нем не было, и Толя размышлял, какие промашки делает порой природа, помещая мужланов на берегу Океана, а тонких ценителей Бытия и людей, склонных к философированию, отправляя в Сибирь, где борьба за выживание заставляет забывать о потребностях Разума.
Толя мог позволить себе такие размышления только на отдыхе.
На третий или четвертый раз деревенский мужлан приподнял кепку и кивнул. Толя в ответ сделал точно то же самое. Точно так же прошла и следующая встреча, но на этот раз они обменялись короткими «салю». Толе не пришлось тратить много сил, чтобы убедить себя, что мужлан не виноват в том, что попал в игры природы и оказался именно тут, на берегу Океана.
В следующий раз, однако, мужлан остановился в нескольких шагах, а Толе пришлось сделать еще несколько шагов, и со стороны это выглядело так, будто он, Толя, подошел к боссу, который уже заждался.
Впрочем, мужлан не гневался.
Напротив, он улыбнулся и спросил:
— Наверное, в Городе таких прогулок не бывает?
Толя опешил. Провинциальный мужлан из Нормандии прилично говорит по-русски и знает, откуда прибыл Толя?
— Да, вы не беспокойтесь, Анатолий, — добавил беспокойства «мужлан». — Я-то раньше вас просыпаюсь — возраст, знаете ли, бессонница — поэтому и на берег ухожу раньше. А вот сегодня, пожалуй, и еще раз прогуляюсь в приятной компании. Не возражаете?
Что-то подсказало Толе, что возражать не надо, и он, ответив на улыбку бывшего «мужлана» приветливой улыбкой, жестом предложил начать движение.
Скованности и отсутствия общих тем, которых так опасался Толя, и в помине не было. «Мужлан» сразу же стал задавать вопросы о состоянии дел в Городе и в области в целом, и вопросы были такие, будто он совсем недавно прочитал отчеты нескольких департаментов и также некоторых региональных отделений правоохранительных органов. Понимая это, Толя и отвечал столь же откровенно, но избегая называть имена. Несколько раз, когда миновать имена было особенно трудно, он просто говорил «мужик» или «баба».
Беседа длилась около часа и была прервана неожиданным зуммером. «Мужлан» достал телефон и сказал только одно слово: «Подавай».
Минут через пять послышался звук мотора, и появился вертолет.
— Ну, спасибо за прогулку, Анатолий, — сказал «мужлан».
Руки не подал, но замер на миг. Сказал после краткого раздумья:
— А дружок-то твой всех бы заложил без раздумий.
И отправился к вертолету.
Пожалуй, недели три понадобилось Толе, чтобы сложить два и два и понять: это были смотрины! А то обстоятельство, что после этого ему ни на что больше не намекали, и является главным решением: парень, все в твоих руках, а нам ты нравишься, с тобой мы готовы иметь дело.
Именно тогда Толя и задумался о своем будущем.
О большом будущем.
Правда, иногда он совмещал все тот же досадный прокол и следующую встречу в Нормандии и размышлял, а не хватается ли он за эту фантазию, как утопающий хватается за соломинку.
17
Предположение переросло в уверенность довольно быстро, и Толя стал обдумывать план, который ему предстоит выполнять в полном одиночестве, потому что никакие помощники тут не нужны. Любой помощник, догадавшись о стратегической направленности замысла Толи, сделает две вещи: либо заложит его губернатору, либо постарается вытеснить из комбинации, которую Толя сам же и задумал. И непонятно, какой вариант хуже. Ясно было лишь одно: осторожность, осторожность и еще много-много-много раз — осторожность!
Принципиальная модель была ясна: втянуть друга-губернатора в какую-нибудь долгую историю с завершением, которое едва виднеется за толщей времени, и заставить его действовать, заставить его сделать хотя бы несколько невнятных шагов, которые потом в сочетании с чем-то другим ясно дадут понять, что он вышел из-под контроля.
Чьего контроля?
Поначалу ответ был один-единственный, но потом, поразмыслив, Толя подумал, что в идеале губернатор, разбрасывающийся верными людьми, должен попасть под удар и кремля, и хозяев края.
Прекрасный вариант получился бы! Одно плохо — нет идеи, а она должна провоцировать, будоражить, вызывать острое желание ухватиться и не отпускать! И не делиться ни с кем!
Да-да! Это будет замечательно, если удастся подчеркнуть нежелание губернатора делиться хоть с кем-нибудь!
Как часто бывает, идея пришла со стороны и замысла не имела вовсе. Это были просто несколько предложений, сказанных на каком-то круглом столе в местном университете, куда Толю пригласили в надежде на то, что он поможет ректору протоптать дорожку к губернатору. Отказываться было недальновидно, потому что будущее Толи все еще маячило где-то во мраке, а в таких условиях ни от чего не надо отказываться раньше времени.
Круглый стол — давно известный метод попрошайничества, когда встречаются, будто на равных, те, у кого есть деньги, с теми, у кого есть проворные языки. Правда, у тех, у кого есть деньги, есть еще желание сделать хоть что-то значительное, а у тех, кто обладает изворотливыми языками, кроме них, нет ничего. Тем не менее, как советовал один в недавнем прошлом известный экономист, «надо делиться», и делились. Не в особенной надежде на прибыли, а в надежде на то, что это оценит областная (или городская) администрация в некоторых сложных ситуациях.
В конце концов, деньги ведь не самое главное в жизни…
На тот круглый стол Толя попал в качестве «большого и важного гостя», вокруг которого крутились все, но в строгом соответствии с ранжиром, и до начала заседания компанию ему составлял ректор — молодой и лишь недавно избранный на эту должность.
Ректор, конечно, прекрасно понимал, что ни на никакое министерство надежды нет, и помощь может прийти только из здания областной администрации, расположенного как раз наискосок от главного здания университета, но пыжился, рассказывая о каких-то «реальных перспективах» и «проектах с участием зарубежных спонсоров».
Толе это надоело с самого начала, но некоторое время он заставлял себя терпеть, соблюдая этикет. Потом, когда пустая болтовня утомила, он стал развлекаться, то и дело отвлекаясь от разговора с ректором, чтобы поздороваться то с одним, то с другим преподавателем, у которых он еще учился. Некоторым он делал своего рода рекламу, добавляя что-нибудь вроде, «когда мы с Андреем Глебовичем были студентами, то очень боялись ваших экзаменов». Он понимал, что теперь ректор будет хоть немного, но опасаться конфликтовать с теми, кого, оказывается, когда-то побаивался сам губернатор!
Побаловавшись так, он хотел было уйти еще до начала пленарного заседания, но все-таки удержался и заставил себя слушать доклады. Нудные доклады, где слова цеплялись сами за себя без помощи смысла, не оставляя следов в памяти.
Доклад Клевцова тоже привлек его внимание не сразу. Лишь в машине по дороге на обед Толя вдруг заметил, что какие-то обрывки фраз, слова то и дело царапают его память. Он не сразу понял, почему так происходит, но сосредоточился, стараясь поймать хотя бы общее значение, потому что такие сигналы всегда давали ему какие-то импульсы.
Прошло несколько минут, пока он смог восстановить тот момент, к которому мозг подсознательно возвращал его снова и снова. Сперва он вспомнил, что речь шла о том, как в прежние времена самые разные политические силы заводили разговоры о том, чтобы объединить зауральские территории России и создавать систему управления, ориентирующуюся не только на исключительно столичные потребности и представления, но и учитывающую местные экономические интересы.
Потом он вспомнил, что говорил об этом именно Клевцов.
Да! И сказал он примерно так, как вспомнилось Толе. Ну, может, некоторые слова он сам поставил, но все по смыслу, никаких отступлений от мыслей Клевцова. Интересно. Потом к общему рисунку стали прибавляться детали, уточнявшие общее направление, и Толя понял, что Клевцов говорил о сепаратизме. О сибирском сепаратизме, который снова и снова возникает в политической практике региона. Именно так он и говорил, отчетливо вспомнил Толя.
Не спеша со встречей, он неспешно навел справки о Клевцове.
Первоначальные предположения подтвердились. Клевцов Борис Борисович, доктор наук, профессор, директор гуманитарного института, входящего в состав университета. По слухам, притязает на должность ректора и имеет неплохие перспективы. Во всяком случае, популярность его велика, и поддержка значительной части тех, кто будет принимать решение, достаточно вероятна. Ну, впрочем, это в теории. Как это перельется в практику — неизвестно. И потом, процесс «принятия решения» сам по себе достаточно сложен, если не сказать — запутан. Ну, и, конечно, совсем непубличен.
Натасканный в аппаратных играх, Толя сразу же понял, что намек на поддержку Клевцов поймет сразу и долго раздумывать не будет: выборы ректора планировалось провести не позднее декабря, но министерство пока никак не реагировало ни на один «сигнал с мест». Молчали и все. Хотя формально в ноябре сроки пребывания в должности нынешнего ректора истекали, и вопрос подвисал.
А сейчас июль, скоро — август, а там и начало учебного года. У вуза ведь свои правила и обычаи.
Устроить случайную встречу с Клевцовым оказалось совсем несложно, и они встретились нос к носу на какой-то дежурной «летучке» по вопросам наплыва абитуриентов на период зачисления, а также поведения молодежи, особенно приезжей. Оторвавшись от мамы-папы, они ныряют в океан мирских соблазнов, глупостей и их последствий. В прежние годы случалось довольно много скандальных историй, в которых потом звучали громкие фамилии, поэтому сейчас были предприняты особые меры обеспечения порядка, и обсуждались эти меры и их результаты дважды в неделю по понедельникам и пятницам.
В общем, Толя сделал так, что от университета был приглашен Клевцов, с которым они встретились случайно в коридоре и обменялись парой фраз. Толя сделал вид, что разговор закончен, а потом вдруг сказал: