— В общем, в субботу вечером меня стали вызывать на встречу какие-то коллекторы, потом позвонил какой-то мент типа нашего участкового, но по финансовым нарушениям, ну, и…
Ирма отвернулась, будто внимательно разглядывала посетителей бара, а Воронов молчал. Помочь деньгами он не мог, потому что больших денег у него никогда не было, а квартиру дешевле десяти-пятнадцати миллионов Алиса и покупать не стала бы.
К тому же Воронов не стал бы помогать Алисе даже в покупке мороженого, и чем сейчас помочь Ирме он не знал, как не был уверен и в том, что весь ее рассказ — правда.
— На углу возле газетного киоска стоит моя машина, помнишь ее? Выйди сейчас на улицу, встань так, чтобы видеть ее, а я выйду минут через пять. Сяду, заведу мотор, и ты увидишь, как заведет мотор мужик, сидящий в зеленом «фольксвагене», метрах в двадцати от меня. Иди, я — следом, а ты посмотри.
Через полчаса стало ясно: Ирма не врет, и за ней действительно следили. Однако теперь Воронов уже не был уверен, что следили только из зеленого «фольксвагена», и не был уверен, что те, кто преследовал Ирму, не отследили и его.
Вообще-то ему все это было ни к чему, но, если он хотел помочь Ирме… А он, кажется, уже хотел ей помочь и сказал, когда они ехали в сопровождении зеленого «фольксвагена»:
— Остановись где-нибудь, забеги в магазин за презервативами, а я посмотрю, пойдет ли кто-то за тобой.
Ирма глянула на него:
— Воронов, какой секс! Ты меня плохо слышишь?
Спорить Воронов не хотел, потому сказал коротко:
— Делай, что говорю, а о сексе даже не мечтай!
То ли Ирма стала соображать, то ли лицо его выражало тревогу, но она просто сходила и просто купила.
Едва они отъехали от магазинчика, Воронов сказал:
— А теперь давай обратно в тот бар.
Помолчав, сказал:
— Тебе бы сейчас на неделю-полторы исчезнуть из Москвы куда подальше.
Ирма к предложению отнеслась без энтузиазма, с сарказмом:
— За эту неделю у меня появятся деньги или у Алисы проснется совесть?
Воронов сказал рассудительно и загадочно:
— Деньги вряд ли, а вот о ее совести ты напрасно так плохо думаешь.
Ирма заулыбалась:
— Воронов, ты теряешь форму и становишься обыкновенным человеком?
В баре они выпили по чашке кофе, слегка расслабились, и только после этого Воронов, уже выстроивший линию действия, сказал:
— Каждый возьмет на себя часть проблемы. Я буду работать на светлое будущее твоего освобождения, а ты думай, где мы проведем эти полторы недели.
Ирма уставилась на него:
— Ты шутишь?
— Нет, — ответил Воронов. — Тебя устраивают такие условия?
Ирма ответила почти без раздумий:
— Ну… я давно обещала бабушке приехать на несколько дней. Но это далеко.
— Где твое «далеко»?
— В Сибири.
— В Сибири? — Воронов улыбнулся. — Ну что, время выполнять обещания?
Ирма улыбнулась следом за ним, но потом спросила снова обеспокоенно:
— А как мы отсюда уйдем?
Шурик мог бы выпустить их через потайной ход, который выводил вообще в другой переулок. Именно потайной, а не черный, он же служебный. Черный-служебный был известен всем, а этот, потайной, только Шурику и Воронову, но пока сообщать Ирме о потайном не хотелось, и они ушли через черный.
По дороге, пока протискивались мимо пустых коробок и ящиков, Воронов сказал:
— Нам нельзя садиться на самолет, если уж они так строго за тобой следят.
Ирма отреагировала тотчас:
— Можно на «Сапсан», а в Нижнем сядем на самолет. Не будут же они подключать ФСБ к нашим поискам.
Воронова слегка царапнуло, как сразу и без колебаний она сказала «нашим», но, по сути, Ирма была права.
«Сапсан» и самолет до Города сделали свое дело, как и положено, а вот от Города до деревни, где жила бабушка Ирмы, они добирались с большими трудностями. Оказалось, цивилизация еще не добралась до нашей глубинки.
Но все-таки они добрались, и, когда бабушка, удивленно бормоча, застелила кровать Ирме в доме, а его повела на чердак, Воронов уже хотел спать так сильно, что готов был калачиком свернуться на полу. Бабушка, однако, оказалась довольно человеколюбивой и, кинув на пол какую-то вонючую шубу, сверху бросила простынь, на нее подушку, а сбоку одеяло.
После этого, бормоча что-то себе под нос, спустилась вниз.
Оставшихся сил Воронову хватило лишь на то, чтобы раздеться, бросая одежду себе под ноги.
Он не услышал, когда и как сюда пробралась Ирма, но утром его это обрадовало.
2
Бабушка Ирмы за несколько часов много раз меняла свой тон и отношение к происходящему вообще и к Воронову в частности.
Поначалу она, поджав губы, едва слышно ответила на их приветствия, когда они спустились вниз. При этом одним взглядом она выразила свое отношение и к внучке, которая утром выходила вместе с мужчиной, нимало не стесняясь этого, и, конечно, к Воронову, который был для нее вообще «непонятно кем».
Завтрак был не очень привычный для столичных жителей, но невероятно вкусный: отварная картошка, зелень прямо с грядки и постное масло. Ирму такой набор продуктов не удивил: она положила на тарелку пару картофелин и сноровисто раздавила их вилкой, потом посолила, посыпала зеленью, перемешала все это и с аппетитом стала есть. Вся эта процедура пробудила интерес и у Воронова, и он, старательно повторяя за Ирмой, тоже принялся за завтрак.
Вообще-то Ирма, с того момента как они спустились с чердака, говорила не умолкая. Сперва рассказывала о своих делах, выдумывая что-то на ходу, потом стала допрашивать бабушку, которая оказалась весьма словоохотливой, когда коснулись родственников, и подробно, со своими оценками и характеристиками излагала события во всей их полноте. Потом, когда Ирма поела, они и вовсе начали своеобразное соревнование, когда каждая хотела узнать больше и вопросы сыпались как из рога изобилия.
Уже все было съедено, уже Ирма убрала со стола и вымыла посуду, а разговор продолжался, и Воронова это стало утомлять.
— Где тут у вас покурить можно? — поинтересовался он, едва возникла пауза, и вышел во двор, следуя указующей ладошке хозяйки дома.
Сейчас, среди дня, можно было подробно рассмотреть все то, что называлось «домом бабушки».
Бревна, из которых был сложен и дом, и какие-то небольшие строения, и даже забор, удивляли своей толщиной и добротностью.
Прервав осмотр, он взглядом стал искать место, куда можно было бы бросить окурок, когда сзади раздался все такой же недовольный старушечий голос:
— На, держи. — Она протягивала ему проржавевшую консервную банку. — Бросай туда эту свою… вонь.
Воронов ощутил какое-то неудобство, будто его застали за делом не совсем приличным, и пробормотал:
— Да я вот искал, куда бы…
— Ну, вот, сюда и бросай, — бабка повернулась и пошла в дом.
Но Воронов спросил ей вслед:
— Это у вас такой строительный материал?
— Чево? — бабка повернулась и уставилась на него непонимающим взглядом.
— Ну…
Воронов замялся на пару секунд, потом начал объяснять:
— Очень дорогое дерево, наверное. Дорогое жилье у вас получается, а?
Бабка продолжала смотреть на него с недоумением, потом степенно ответила.
— Дорогое? А кому платить-то?
Слегка развернулась и повела рукой в сторону:
— Тут лесов-то много — руби хоть что.
Помолчала и добавила вроде как извиняясь:
— Нашему-то дому уж больше века. Его еще прадеду ставили, когда он на прабабке женился, а она уже дедом моим беременна была. Так что на том месте уже давным-давно новые деревья выросли.
Воронову показалось, что она даже усмехнулась.
— О чем ругаемся? — сладко потягиваясь, к ним шла Ирма.
— Да, не ругаемся мы, — успокоил ее Воронов.
— Чего мне с ним ругаться-то? — обозначила свое отношение бабка. — Ты бы до магазина сходила, Ирка.
— До магазина? — оглядела себя Ирма. — Ничего, не сойдут тут с ума от такого вида?
Весь ее наряд — шортики и маечку — можно было бы называть «мне нечего скрывать».
Бабка, однако, только фыркнула:
— Кому ты тут нужна со своим хахалем! Иди давай!
Едва выйдя со двора, Воронов спросил:
— А в магазине-то что ей купить?
Ирма рассмеялась:
— Да, ничего ей не надо! Она теперь год будет всем рты затыкать рассказом о том, какая у нее внучка красавица и хахаль у внучки богатый и молодой!
— И красивый! — добавил Воронов, но Ирма хохотнула.
— Им твоя красота фиолетово. Главное, что молодой и богатый?
— Молодой? — все еще пытался кокетничать Воронов.
— Да, у них и в пятьдесят мужик еще молодым считается, — уколола Ирма.
Они шли по пустынной улице, состоящей точно из таких же заборов из толстых бревен, как у бабки, и пыль сразу оседала на ногах. Воронов недовольно поморщился, а Ирма скинула босоножки и пошла босиком.
Она сразу стала на полголовы ниже, но Воронова удивляло другое: лицо ее посвежело и даже покрылось румянцем.
— Да, ты на глазах преображаешься, — сделал комплимент Воронов, и Ирма, довольно улыбнувшись, кивнула головой.
— Иногда я думаю, на кой же черт я живу в этом бедламе по имени Москва, когда есть такое чудо! А потом снова все начинается, и я не представляю себе жизнь без этих столичных бегов и скачек, — негромко сказала она и продолжила неожиданно: — Давай я тебе покажу село, а, Воронов. Я ведь тут долго жила.
Рассказчицей она оказалась хорошей, время от времени удивляясь тому, как много она помнит. Проходя мимо каждого двора, подробно перечисляла тех, кто жил в этом доме во времена ее детства и юности, порой припоминала что-то интересное об этих семьях. В завершение прогулки, когда уже шли к «родовому гнезду», рассказала и легенду о возникновении села.
Выходило, если верить ее рассказу — а почему бы ему и не верить, — что много лет назад появился здесь славный казак Балясный, пришедший со товарищи через несколько лет после того, как знаменитый Ермак, нанятый купцами Строгановыми, двинулся через Урал-камень покорять Сибирь, и было это во времена Ивана Васильевича Грозного.