— Не думайте, что вы — единственная его «ставка». Это в его привычках — делать много ставок в расчете на удачу хотя бы в нескольких случаях, но вам-то не все равно, так?
Толик молчал, и Ромашин после паузы продолжил:
— Не скажу, что мы так уж печемся о вашем счастливом будущем, но почему бы не помочь человеку избежать серьезных последствий!
— Анатолий Викторович, вам надо посмотреть, что в пакете, — напомнила Валерия. — Возможно, разговор пойдет иначе.
— Давайте как у Якубовича в «Поле чудес» — «не заглядывая в ящик», — попытался отшутиться Толик.
Он и сам все чаще задавал вопрос: станет ли он участником «парада победы», если план сработает, и не был уверен, что станет. В конце концов, он еще ни разу не слышал о «команде», которая есть у «работодателя».
— На Якубовича я не похожа — усов нет, — без тени улыбки парировала Валерия. — Но сделать так могу. В пакете фото, на которых ваш приятель с теми, кому вы противостоите в Городе. Кстати, если бы вы посмотрели, то узнали бы некоторые места. Он с ними общается там же, где и с вами. И как минимум у двоих там есть домики не хуже вашего. Кроме того, там лежит тезисное изложение отчета о вашей деятельности на благо нормандского добродетеля в сочетании с некоторыми прогнозами. Прогнозы сделаны на основании тех данных, которые имеются с его прежней деятельности. Суть — вы, пожалуй, сделали самый большой вклад в его успех. В то же время он вас не упоминает, в отличие от других помощников. Причем, Анатолий Викторович, эти «другие» в настоящее время занимают реальные позиции в вашем областном руководстве. Вы понимаете — что это значит?
Толик промолчал, и Валерия продолжила:
— Это значит, что вся передача власти может быть осуществлена в очень мягкой форме: вашему губеру «купят» должность в Москве и проведут перестановку.
— Вы же прекрасно понимаете, что это будет выглядеть так мило, что никто и не поймет сути происходящего, — вступил в разговор Ромашин. — Какой-нибудь… ну… директор департамента… станет губернатором, подождет немного, пару недель, например, а потом начнет устраивать публичные порки с цифрами и фактами. И уже никто не пикнет, когда он, естественно, «радея за людей», потребует карт-бланш для выставления собственной команды.
Он демонстративно посмотрел на часы:
— Уже поздно… Если мы вас утомили, то…
— Да и верить нам вы не обязаны, — подхватила Валерия. — Посмотрите в номере материалы, решите, стоит ли верить им и нам.
Толик раздумывал недолго.
— Кроме сказанного и переданного, что-то еще есть?
— Да как вам сказать… — начал Ромашин, но Валерия перебила:
— Не надо тянуть… мало ли что… Вы готовы нас выслушать?
— Валяйте, только вискарика принесу, — поднялся Толик.
Суть предложения была проста, как апельсин: Толик «включает в дело» еще одного участника, который, зная его стратегический замысел, параллельно готовит «достойный ответ».
Толик удивился: такой «ответ» делается за несколько часов, делов-то!
Валерия возразила: поспешные контрвыступления могут допускать обидные ошибки, а это снизит ценность всего процесса.
Толик обещал подумать, просил звонить утром.
На прощание опорожнил еще стаканчик виски и взял бутылку «на всякий случай».
До номера шел долго, то и дело стараясь перейти на ровный шаг, но почти сразу же сбивался на мотания из стороны в сторону. В номере, пока раздевался, «принял» полный стакан залпом и отправился в душ. Там включил воду и внимательно все осмотрел.
Решив, что никаких камер тут нет, поставил в свой мобильник симку, специально для такого случая купленную в Германии. Именно в Германии, а не во Франции. И набрал номер «работодателя».
Тот внимательно выслушал, обматерил неизвестно кого, крякнул и сказал:
— Завтра еще поломайся, намекни, что готов, но не слышал еще их условий насчет компенсации «смены флагов». Скажут — ответь, что я обещал больше, и я уже сделал кое-что. Поинтересуйся, какие еще будут требования. В общем, тяни до вечера. Я перезвоню.
Валерия позвонила ближе к обеду:
— Вы в Третьяковку, например, не собираетесь? — спросила как бы между прочим. — А то работаю я тут неподалеку, в «Балчуге». Могли бы кофе выпить.
— Ну, а что… Третьяковка не обязательно, а вот кофе в вашей компании…
Валерия неестественно игривым тоном спросила:
— Вы еще на день себе девицу не вызвали?
— Девицу на день? Нет еще. Кстати, я и на ночь пока еще не вызывал, — столь же игривым и противным тоном ответил Толик.
Иногда он бывал весьма жестким, но не все это понимали. Валерия поняла, коротко всхохотнула и предложила звонить, когда будет поблизости.
Толик же, собираясь на встречу с ней, раздумывал: знают ли «они», что у него встреча с одним из журналистов как раз возле Третьяковки? И второе. Если знают о встрече, то не слушали ли его ночной разговор?
Валерия ждала его не одна: вновь рядом был Ромашин. Но сегодня он был воплощением воспитанности и корректности, хотя беседовали недолго.
Толик отыгрывал роль, которую ему нарисовал «работодатель», и, кажется, неплохо. Во всяком случае, не дав отказа, он не дал и согласия. Впрочем, прощание получилось несколько напряженным.
Начала Валерия:
— Анатолий Викторович, не так давно вы организовали в разных изданиях довольно широкую и вполне успешную серию публикаций, в которых опытный глаз профессионала без труда уловил одну мысль: время само ведет к необходимости создания единого хозяйственного пространства, которое будет способно выполнять сложные стратегические задачи, не требуя значительной помощи от центра.
Толик кивнул.
— Хорошо работаете, браво! А чем плоха мысль?
— Была бы плоха, мы бы о ней и не говорили, — влез в разговор Ромашин. — Просто мы решили в качестве жеста доброй воли и в пример вам сообщить, что через два дня включается наша серия. Суть ее примерно такова: отказ от помощи центра в данном случае может превратиться в попытку освободиться от его влияния как экономического, так и политического.
— Ну а что? Логично, — одобрил Толик. — Вы советуете работать над ответным ходом?
— И, конечно, изыскать возможность проинформировать нас о направлениях и сути ваших ответных мер, — уточнила Валерия. — Кстати, так мы проверим, насколько реальны наши договоренности.
— Да, о договоренностях, — встрепенулся Толик. — Вы пока ни буквой не дали понять, каков будет мой выигрыш от смены работодателей?
— Мило! — ответила Валерия. — А мы ждали этого от вас. Вы же, в конце концов, определяете свои материальные интересы?
— Ах вот так? Хорошо, я определю, — усмехнулся Толик.
— И еще, — снова включился Ромашин. — Подумайте на перспективу вот о чем. Кто-то из ваших краеведов всерьез увлекся идеей сепаратизма в его, так сказать, историческом аспекте. Надо чтобы в следующем «залпе» кто-то обладающий авторитетом сделал такое сообщение.
— О сибирском сепаратизме?
— Именно!
— Уровень сообщения?
— Непринципиально. Важно, чтобы всплыла сама идея и только.
— Ну, а уровень автора?
— Сами решайте!
«Что тут решать, — подумал Толик, — есть ведь Клевцов со своим «чертовым городищем»! Пусть покочевряжится с интервью в каком-нибудь известном интернет-издании. Он такие игрушки любит!»
31
Нателла встретила Воронова как родного, бросилась на грудь, затряслась в рыданиях, выдохнула прямо в грудь:
— Нет Ирки-то! Так и не появилась!
Отлепилась от груди, посмотрела в глаза:
— Лешенька, на тебя, родненький, вся моя надежда! Найди ты эту сволочь блудную, а!
— Ну, что ты сразу… «сволочь»…
Воронов оглянулся на Гридина и Скорнякова, молча стоявших у ворот.
— Вот… Люди со мной приехали… В сарайке нас разместишь, пока Ирму искать буду?
Нателла мигом пришла в себя, ладошками обтерла лицо, смахнула слезы.
— Дак, конечно…Чего там, места жалко, что ли!
Повернулась и сделала шаг к дому.
— Перекусите с дороги? Пока не жарко, а?
И, не услышав конкретного и безоговорочного отказа, засеменила к дому, махнув рукой в сторону стола дескать, рассаживай гостей.
Вроде и дорога от Города была недолгая, и позавтракали хорошо, а тут, на свежем воздухе, уминали за обе щеки, будто неделю в тайге плутали. Да и самогонка была настолько к месту, что поллитровка ушла незаметно.
За едой не очень разговаривали, делом были заняты, а потом, когда мужчины отсели от стола и закурили, разговор и начался.
И начал его Воронов.
— Так, она с того дня и не появлялась? — уточнил он у Нателлы.
— С того самого дня, Лешенька, и не видела я ее, — подтвердила бабка, сдерживая слезы. — Ни слуху ни духу.
— Тебе бы ведь сразу сказали, если бы она в другом месте ночевала, но тут же, в Балясной? — уточнил Воронов.
— Сказали бы, ироды, — согласилась Нателла. — Сплетничать-то люди любят.
— Стало быть, в Балясной ее нет? — скорее не спрашивал, а утверждал Воронов.
Нателла не выдержала, заплакала и торопливо зашагала в избу.
Заверещал мобильный Воронова.
— Старлей, ты где? — спросил он, показывая пальцем спутникам, что звонит тот самый полицейский, о котором он рассказывал. — Ну, правильно, сейчас открою. — Кашуба поздоровался со всеми одинаково вежливо, но, услышав вопрос Воронова «что нового?», замялся, посмотрел на Скорнякова и Гридина.
И Воронов понимающе предложил:
— Пойдем покурим, старлей!
Отошли они далеко, чтобы, в самом деле, их не подслушивали, но остались на виду.
Скорняков насмешливо отметил:
— Неужели мент не понимает, что Алеша нам все перескажет?
— Ну, во-первых, у меня нет уверенности, что он нам расскажет всё! — сразу же поправил Гридин. — Во-вторых, рассказать ему и рассказать всем нам — большая разница для этого сельского полицейского. Он, я вижу, парень сообразительный. Впрочем, это можно было понять уже из того обстоятельства, что его выделил Алексей. У него нюх на профессионалов. А в общем-то Михаил Иванович, вы слишком не переживайте. Нам с вами предстоит как можно больше извлечь из того, что оставил Иван Герасимович!